Орест Ровинский - Битва при Гангуте
Петр посмотрел на Змаевича, лукаво усмехнулся и вдруг объявил решение:
— Капитаны и бомбардиры! Капитану-командору Змаевичу и бригадиру Волкову надлежит, не мешкая, осмотреть со мной место, пригодное для перетаскивания судов волоком. Военный совет отложим до вечера.
У переката
Перешеек в северной части полуострова был низкий и песчаный. Дул резкий ветер.
Петр прошел от одного берега до другого, придерживая рукой треуголку и считая шаги. Два рыбака-финна, указавших это место, Змаевич и Волков шли за ним следом, проверяя счет. Вышло тысяча двести саженей.
Сев на камень, Петр долго смотрел на пустынный залив Рилакс-фиорд, потом оглянулся назад, в сторону бухты Твермине, и спросил спутников:
— Перетащим, а?
Бригадир Яков Волков утвердительно кивнул головой.
— А леса здесь хватит, — сказал он. — Настелим помост, сделаем катки— и всё.
— Дело держать надо в секрете, — сказал Змаевич.
— Для этого, — подхватил Петр, — велеть жителей деревни переписать поименно и сказать, чтоб никуда не уходили. Поставить караул. Особенно стражу поставить здесь, у места спуска галер… Смотреть прилежно, чтобы неприятель не мог знать, что у нас делают.
Петр взглянул еще раз на залив и, повернувшись, зашагал обратно.
Утром, чуть забрезжил свет, на лесистых островках и на полуострове ударили первые топоры. Следом, как дятлы, застучали сотни других.
Пехотинцы и моряки рубили лес. Треща, падали мачтовые сосны. Их тут же распиливали на бревна и обтесывали. Из бревен настилали дорожку, сооружали катки.
Работали не покладая рук. Петр Михайлов подавал всем пример. Он подрубал деревья, таскал бревна, ругался и шутил.
На скалах и вокруг деревни Твермине стояла стража, дозоры обходили побережье.
Шпион
Бледный лунный свет пробивался сквозь тучи. Тяжелые валы с грохотом набегали на берег.
Маленькая рыбачья лодка ныряла между волн. Ее захлестывала пена. Грести было тяжело.
Рыбак, сидевший в лодке, торопился.
Он изо всех сил налегал на весла, обливаясь потом.
Временами он оборачивался и глядел туда, где маячили черные тени шведских кораблей. Они росли и приближались.
Уже отчетливо были видны во мраке их громадные очертания. Лодка шла прямо на корабли. Облачная гряда наплыла и заволокла луну.
Вдруг из мглы вынырнула шлюпка, и чей-то голос закричал по-шведски:
— И-эй! Кто плывет?
— Свои! — закричал рыбак.
Лодка подплыла ближе. В ней сидели люди в треуголках, вооруженные ружьями.
Это была сторожевая шлюпка шведской эскадры.
Два багра протянулись к лодке и подтянули ее. Солдаты помогли рыбаку забраться в шлюпку.
Человек, закутанный в плащ, очевидно начальник, спросил:
— Куда плывешь?
— Я бежал от русских, — отвечал рыбак. — Есть важные вести для адмирала Ватранга. Пароль «Стокгольм».
— Говори, какие вести?
— Не могу. Известия секретные.
Шлюпка поплыла к эскадре. Скоро она причалила к адмиральскому кораблю.
Начальник сторожевой шлюпки отправился с донесением, и скоро рыбака ввели в каюту Ватранга.
Адмирал медленно приподнял седую голову и отрывисто спросил:
— Кто вы такой?
— Меня зовут Юстус Коппелиус.
Адмирал нахмурился.
— А, так это вы, герр Коппелиус! Что же побудило вас оставить свой пост при русском флоте?
— Важные обстоятельства, — отвечал шпион. — Из Ревеля к галерной эскадре прибыл тайно сам царь Петр. Хочет он галеры перетащить по суше через мыс и уйти к Або.
Ватранг привстал от изумления.
— Уйти? — повторил он. — Не может быть!..
— На мысе есть перешеек шириной не более двух миль, — продолжал Коппелиус. — Там он решил перетащить на катках все гребные суда и уже во многом успел… Сообщить о таком деле через других людей не было мне случая… Русские охраняют берег. Жители Твермине в большом страхе… Все переписаны, и никому нельзя выйти из дому. Я сам пробрался с великим трудом… Нужны, герр адмирал, срочные меры…
Ядро, разорвавшееся в кают-компании, показалось бы Ватрангу меньшей неожиданностью, чем это известие.
Он велел немедленно созвать всех командиров, рассказал им о положении и объявил, что решил разделить эскадру на три отряда.
Контр-адмиралу Эреншильду Ватранг поручил направиться с двенадцатью кораблями к северному берегу полуострова Гангут и стать против места спуска русских галер на воду в заливе Рилакс-фиорд.
Другую часть своей эскадры под командой вице-адмирала Лилли он отправил к бухте Твермине в обход островов с востока. Этот отряд должен был отрезать галерам выход из шхер в сторону Гельсингфорса, если они попытаются, пользуясь береговым мелководьем, уйти.
А сам с наиболее сильными кораблями остался караулить русскую флотилию у мыса.
Утром 24 июля русские сторожевые посты неожиданно увидели в заливе Рилакс-фиорд шведские парусники. Это была эскадра контр-адмирала Эреншильда.
О появлении шведов разведчики немедленно донесли генерал-адмиралу Апраксину.
Через несколько часов к переволоку вместе с Апраксиным приехал Петр.
Размахивая руками, он побежал вдоль берега.
Рыхлый генерал-адмирал с трудом поспевал за ним. Ноги его в тяжелых ботфортах вязли в песке, и он с завистью поглядывал на стоптанные башмаки государя.
— Федор Матвеич! — кричал Петр, указывая на паруса вражеских кораблей, стоявших как раз против устроенного для спуска галер помоста. — Шведы все наши дела знают. Доколе же это будет?
Гнев Петра был страшен, и отвести его можно было только добрым советом или молчанием. Доброго совета не нашлось, и потому генерал-адмирал молчал.
Петр поглядел на вражеские паруса и заметил, что эскадра была небольшая.
— Федор Матвеич, — сказал он, — шведы не все тут. Как мыслишь? Что здесь сокрыто?
Апраксин зашевелил губами, но ничего не произнес вслух.
— Так как же, адмирал? — продолжал Петр. — Надобно проведать, куда сей славный Ватранг попрятался…
Немедленно в разные концы полуострова были посланы разведчики. Сторожевые шлюпки проплыли вдоль мыса и вскоре донесли, что шведский флот, судя по расположению кораблей, разделился на три части.
Получив это известие, Петр созвал на совет генерал-адмирала Апраксина, дипломата Ягужинского, командора Змаевича и бригадира Волкова. Остальные воинские чины приглашены не были.
Маневр Петра
К ночи ветер стих. Волны постепенно улеглись. Море заштилело, стало гладким.
Петр и капитан Змаевич после военного совета пошли проверить береговые посты. Совет не пришел ни к какому решению. Положение снова казалось безвыходным.
Петр шагал молча. Змаевич боялся заговорить с ним.
В конце мыса возвышается мшистый камень. С этого камня далеко видно море. На нем находился сторожевой пост, следивший за шведской эскадрой, которая стояла против мыса. Глядя, как дробились, отражаясь в воде, огни кораблей, часовые тихо переговаривались между собой.
Петр и его спутник шли по песчаной отмели. Шуршание воды, набегавшей на берег, заглушало их шаги. До острого слуха Петра донеслись слова:
— Да, трудненько пришлось. Кажись, и не выберемся отсюда.
Петр остановился и прислушался.
— И помост вот понапрасну строили, — послышался другой голос. — Кругом теперь шведы.
Русские солдаты при Петре I.
Правая рука Петра судорожно дернулась. Он бросился к говорящим, спотыкаясь и размахивая дубинкой. Узнав царя, часовые хотели бежать. Но Петр, выпустив дубинку, крепко схватил обоих за шиворот и притянул к себе.
Солдаты, дрожа всем телом, опустились на землю. Петр сел рядом.
— Нешто не выберемся? — отрывисто проговорил он после некоторого раздумья. — Шведы нас со стороны Гельсингфорса закрывают, перекат обошли и здесь торчат… Так ли уж все ходы пересекли? — спросил Петр, как бы обращаясь к часовым.
Все молчали. Тяжело дыша, он долго смотрел на за-литую лунным светом поверхность моря.
— Ну как? Неужто и вправду нет выхода? — вдруг опять спросил он.
— Морем бы уйти. Ныне для сего погода удобная, — робко сказал солдат помоложе.
Другой, постарше, видимо матрос, возразил:
— Моряку хоть бы ее и вовсе не было. Ветра-то нет. Чем паруса надуешь?
— Вот в чем все и дело, — вздохнул Змаевич и хмуро взглянул на серебристую рябь.
Петр закурил трубку и засмеялся. Неожиданная мысль пришла ему в голову.
— Морем, говоришь? — обратился он к молодому солдату. — Только не уйти, а морем на веслах шведов обойти… Вот что! Чай, их пушки до нас не достанут.
— Так ихние же корабли все наши лодки перехватят, — усомнился матрос.
Петр усмехнулся.
— Как же перехватят? Сам же ты говорил, что ныне парусам работы нет.
