Сергей Махов - Майдан по-парижски
Ну и далее опять цитата: "В семь часов Генрих III отправляет в совет д’Омона, Рамбуйе, д’О, Мэнтенона, а затем из своего укрытия появляются Сорок Пять. Восемь из них, в том числе Луанак, прячутся в комнате короля, которую обычно называли «старым кабинетом»; все они были вооружены шпагами и кинжалами. Трое других располагаются вдоль лестницы, ведущей в эту комнату. Король удаляется в «новый кабинет» в сопровождении государственного секретаря Револя, своего дорогого Бельгарда и двух знаменитых бретеров.
Гиз в это время направляется в то крыло дворца, где обычно собирается Королевский совет; когда в сопровождении своего секретаря он пересекает внутренний двор, к нему приближается один из придворных: «Монсеньор, король что-то замышляет против вас».
«Благодарю вас, мой друг. Меня уже давно не оставляет это предчувствие».
Поднявшись на второй этаж, герцог поворачивает к покоям королевы-матери. Но Екатерина просит простить ее: она плохо провела ночь и утром никого не принимает. Этажом выше Генрих де Гиз входит в залу, где собирается Королевский совет; почти все его члены – министры, маршалы, интендант финансов – уже в сборе. Скоро к ним присоединяются кардинал де Гиз и архиепископ Лионский.
В восемь часов король, нервно расхаживающий по кабинету, приказывает наконец Револю позвать герцога де Гиза. Государственный секретарь выходит, но тут же возвращается с перекошенным лицом.
«О Боже! – восклицает король. – Что случилось? Вы все испортите! Ну, придите же в себя!»
Министр объясняет, что не был допущен гвардией в зал без письменного приказа короля.
Наконец он попадает в зал, где заседает Королевский совет. Он находит Гиза, который лакомится сливами: «Монсеньор, – говорит Револь, – вас вызывает король. Он в старом кабинете».
Гиз поднимается и перекидывает плащ через левую руку.
Два дня назад его величество приказал замуровать дверь, соединяющую зал заседаний Королевского совета со старым кабинетом. И теперь, чтобы попасть туда, герцог должен пройти через комнату короля, а потом через коридор, где так легко устроить засаду.
Генрих поджидает его, стоя за ковром в своем новом кабинете, весь обратившись в слух. Он слышит, как тяжело ступает высокий (не меньше двух метров) Генрих Гиз по паркету в приемной короля, где герцога приветствуют Луаньяк и его люди. Гиз приподнимает портьеру, закрывающую проход в коридор, и замечает в старом кабинете много людей из доверенной охраны короля – Сорок Пять. Заподозрив неладное, Гиз резко оборачивается, и в этот момент Моншерак с криком: «Умри, предатель!» наносит ему удар кинжалом в висок.
По доносящимся до него звукам король догадывается, что герцог пытается сопротивляться. Потом он слышит его хриплый голос: «Друзья! На помощь!» А еще чуть спустя еле слышное: «Господа, господа!» И наконец: «Какое предательство!»
И сразу наступила тишина.
Не в силах больше сдерживаться, король отвел ковровый полог.
Он увидел Гиза: из шеи, из ран на голове, на груди, в животе хлестала кровь. Раскинув руки в стороны, приоткрыв рот, пошатываясь, двигался он на Луанака, который проткнул его насквозь резким движением шпаги. Герцог де Гиз упал к изножью кровати; глаза его закатились – он был мертв.
Однако шум схватки достиг зала заседаний Королевского совета.
«Моего брата убивают!» – закричал кардинал де Гиз.
Маршалы д’Омон и Рец выхватили шпаги: «Не двигаться, если жизнь вам дорога!»
Генрих III приказал обыскать покойного. В кармане герцога было обнаружено письмо, начинавшееся словами: «Чтобы поддерживать гражданскую войну во Франции, необходимо ежемесячно 700 000 ливров…» Умерев, герцог де Гиз предоставил убившему его королю неоспоримое доказательство своей вины."
Убийство герцога де Гиза
Продолжая ковать железо, пока оно горячо, королевские приверженцы 24 декабря врываются в покои к архиепископу Лионскому, где находится Луи де Лоррен, кардинал Лотарингский, Вытаскивают его во двор и убивают пиками и шпагами.
После чего Генрих III вызывает папского легата, которому передает глубочайшие сожаления, что его приверженцам пришлось убить кардинала, но "государственные обстоятельства этого требовали".
Если верить Сюлли, Шико назвал события 23-24 декабря 1588 года "избиением ослов".
5
Вообще Франции в 1588-1589 годах сильно повезло, как бы издевательски такие слова не звучали. Повезло ей в том, что после разгрома Армады для Испании обычная спецоперация по наведению порядка на отдельно взятом острове превратилась в затяжную войну, и Филипп II получил к своей нескончаемой веренице врагов еще одного противника.
Что касается Англии — в кабинете королевы Елизаветы возникла мысль не почивать на лаврах, а нанести ответный, как казалось – решающий удар. Секретарь королевы Фрэнсис Уолсингем писал «о редчайшей, прекраснейшей возможности» — ведь Испания практически осталась без флота, соответственно побережье Иберийского полуострова беззащитно.
Остатки испанской Армады были сконцентрированы в Сантандере и Сан-Себастьяне, рейды этих портов были слабо укреплены, и ситуация благоприятствовала возможности добить и дожечь все то, что осталось от флота Медины-Сидонии. Уолсингем отмечал: «остатки гигантского флота расположены на стоянке в двух портах, и при этом корабли беспомощны. На них нет достаточного количества матросов и солдат, чтобы укомплектовать их; нет достаточного количества рабочих, чтобы отремонтировать их; они намного месяцев остались недвижимы и беззащитны, не способные ни к борьбе, ни к плаванию». К вышесказанному следует добавить, что без сильного военного флота слабо укрепленные американские колонии Империи были уязвимы перед нападениями извне.
Таким образом, Елизавета и Уолсингем планировали:
а) добить остатки Непобедимой Армады в Сантандере и Сан-Себастьяне;
б) атаковать испанский «серебряный флот», оставшийся после поражения Армады без защиты, и захватить его;
в) Произвести сеть десантов в Португалии, выгнать оттуда испанцев, и посадить на престол приора Крату дона Антониу.
Естественно, в этой ситуации о Франции немного "забыли".
5 января 1589 года умерла Екатерина Медичи. В 60-е годы это был единственный реальный политик во Франции, но к концу 80-х она сама так запутала внешнюю и внутреннюю политику, что выхода из той ситуации, которая сложилась, почти не было видно.
Усыпальница Сен-Дени, и саркофаги Генриха II и Екатерины Медичи
Ну а 6 января до Парижа дошло известие об убийстве герцога де Гиза и кардинала Лотарингского. Гигантские толпы народа вышли на улицы с факелами и свечами, и скандировали: "Москоляку — на гиляку!" и "ПТН-ХЛО" "Конец роду Валуа!". Фанаты "Пари Сен-Жермен" разъяренные молодчики, в балаклавах закрыв лица повязками, ворвались в усыпальницу Сен-Поль, и снесли и раскрошили бюсты Ленина и Сталина королевских миньонов Келюса, Шомберга, Можирона, Сен-Мегрена, не знаю, как сказать интеллигентно, но из песни слов не выкинешь, скажу как было, пусть и звучит это неприятно — насрали огромные кучи и измазали своим говном герб Валуа и герб Польши, королем которой был недолгое время Генрих III (ау, мои братья по Евросоюзу!).
16 января Бюсси-Леклерк появился в Парламенте с несколькими молодчиками, и потребовал от президента Парламента Арле "написать заявление по собственному" отставки, для полноты образа избив и препроводив в Бастилию.
Назначить президентом Парламента решили Бриссона, самого робкого из парламентариев, но он не соглашался, пока ему к горлу не приставили дуло аркебузы. Бриссон-таки соглашается, но ночью описывает всю ситуацию в письме королю, и говорит, что занял место Арле "под воздействием грубой силы".
Шико и брат Горанфло конечно же
Парламент один за другим печатает указы и воззвания провинциям примкнуть к Лиге и не подчиняться Валуа. И с недоумением получает ответы раз за разом, "а не пойти ли вам, ребята, лесом", хотя кто-то конечно подчиняется и поддерживает лигистов.Исполнительная власть полностью переходит в руки Совета, состоящего из сорока человек (три епископа, шесть кюре, восемь дворян, двадцать три буржуа), налоги были снижены на четверть, церковь освобождается от уплаты ренты. Цитата: "Церковные кафедры проповедников превратились в революционные трибуналы. Ежедневно священники в церкви разоблачали какого-нибудь роялиста или просто человека умеренных взглядов, а то и еретика. И когда несчастный выходил из церкви, его уже поджидали – одна половина города доносила на другую".
