Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия
— Отчего же сразу шучу? Нет.
— Но я не шут. Я не смешон. Я не карлик и не уродец.
— При дворе Анны в шутах не только карлы и уроды. При дворе в шутах нынче и князья служат. И они и ростом и статью взяли.
— Простите, ваша светлость, — снова возразил Мира. — Но я много раз страдал от того, что шпагой свою честь защищал. И роль шута совсем не для меня.
— Время идеальное для вступления в должность, Петер. И жалование большое и подарки. Таких денег более нигде не заслужишь. Если конечно ты на мое место не метишь.
— И в мыслях того не было, ваша светлость. На ваше место при дворе не претендую. Но быть шутом…
— Эй, сеньор! — Бирен сталь серьезным. — А кем вы до этого были? Скрипач в капелле Арайя разве не шут? Или побои от своего капельмейстера сносить легче, чем от императрицы всероссийской?
— Но я не сносил поболев ни от кого. И Арайя не…
— До сего дня нет. Но что завтра будет? Думал про то? Я предлагаю тебе должность и возможность отлично заработать. Да что там я! Тебе сама судьба это предлагает. А Судьба не любит тех, кто отвергает её дары.
— И вам это нужно, ваша светлость? — Пьетро внимательно посмотрел на графа.
— Нужно. И мы с тобой вдвоем тогда вместе таких дел натворим. Соглашайся, Петер. Сама судьба свела нас. Нельзя нам расставаться.
Мира задумался.
"А чего мне ломаться? Мне уже больше 30 лет и я пока ничего в этой жизни кроме шишек и синяков не получил. И Бирен прав насчет того, что побои от Арайя были совсем рядом со мной. И если мне уехать из России, то куда я денусь? Куда поеду? Снова в Италию? В Турин, где меня ждет смертный приговор?"
— Если пожелаешь, то я дам тебе пас из России и 100 рублей. А если решишь остаться, то нас ждет много чего. И риск, и деньги, и слава, и Россия!
— Я готов! — согласился Пьетро Мира. — Но я буду не обычным шутом.
— Такой нам и нужен, Петер!
— Я вынужден согласиться, ваша светлость.
— Тогда прошу. Вот двери за которыми тебя ждет императрица.
Граф сделал знак рукой и лакеи в золоченных ливреях медленно отворили створки. Новая жизнь для итальянского скрипача началась….
Глава 2 Пьетро Мира и коньюктуры двора ея императорского величества императрицы и самодержицы всероссийской Анны Иоанновны
Я вижу, я знаю судьбину твою,
Мой милый, возлюбленный сын:
Не бойся ты биться на суше в бою,
Не бойся ты синих пучин!
Матушка государыня императрица Анна Ивановна не была злой, и не была по своей натуре жестокой, хотя и звали её современники "царицей престрашного зраку". Это потом измыслили легенду о её жестокости писатели века XVIII-го и еще больше века XIX-го. Они облили краскою темной всех иностранцев при дворе, и особливо графа Бирена, и украсили нимбами святости многих русских, хотя на деле ни святыми, ни даже просто людьми порядочными оные русские не являлись.
Страстный поэт российский Рылеев восклицал:
Сыны Отечества! — в слезах
Ко храму древнего Самсона!
Там, за оградой, при вратах
Почиет прах врага Бирона…
Красиво! Патриотично! Но неправдоподобно!
Но на деле граф Бирен врагом русских людей не был. Но так уж повелось на святой Руси, что нужно найти крайнего, сиречь того, кто виноват и того, кто будет отвечать за "разбитые горшки".
Царствование же императрицы Анны, получившей в истории российской страшное прозвище "кровавой", было на деле полно курьезов и анекдотов. Любила императрица шутов, карликов, ведуний разных, болтушек и посмеяться любила. А что шутки зачастую были грубыми, та то не её вина. Век тогда грубым был, а каков век — таковы и шутки.
Но иногда Анна проявляла жестокость. Она мстила своим врагам, тем, кто выступал против неё явно и тайно, и мстила страшно. Но разве другие такими не были? Я бы назвал сам век XVIII — веком жестоким для России…..
Год 1735, март, 21 дня, Санкт-Петербург. Либман и Пьетро Мира. Дом банкира.
Обер-гофкомиссар двора её императорского величества Лейба Либман вызвал к себе придворного шута Пьетро Миру и имел с ним серьезный и конфиденциальный разговор.
Вызвал он его тайно, дабы никто про то проведать не смог из партий враждующих. Привезли Миру в дом Либмана вечером в экипаже закрытом.
— Вы меня еще не знаете, гере Петер, — заговорил Либман по-немецки. — Но пришло время для нас познакомиться ближе. Ибо вы стали товарищем моему доброму другу Эрнесту Иоганну Бирену. Хотя я могу общаться вами и на вашем родном итальянском языке. Не угодно ли?
— Не стоит, я хорошо владею немецким.
— Вы, Петер, пришлись ко двору нашей государыни. А я знаю Анну еще по Митаве, когда она была только герцогиней Курляндии и Семигалии и о короне российской и не мечтала. И в России, получив корону, она не забыла старых друзей. И часто русские обвиняют в этом государыню. Не могу понять за что. Дядюшка Анны император Петр Великий выдал её в молодости замуж против её воли. Муж её умер в тот же год от пьянства. И жила она с тех пор в Митаве и друзей себе там завела. И понятно, что вместе с друзьями и приехала Россией править. А как же иначе? Ежели в России у неё друзей не было. Да и престол Анне предложили не просто так, а при условии подписания ею "кондиций", по которым господа некие власть монархическую ограничить пожелали. Они лишили императрицу права учинать войны и заключать мир, распоряжаться финансами империи, вводить новые налоги, жаловать чины выше полковника и прочее. Но ничего у них не вышло.
— Я уже слышал про это. Императрица, опираясь на гвардию, те "кондиции" разорвала и провозгласила себя самодержавной государыней.
— Оно так. В России без этого нельзя. Это вам не Италия, где в Венеции республика имеется. Но можно ли сравнить размеры России и Венеции? Только самодержавие пригодно для управления такой страной как Россия. Но власть самодержавная одну особенность имеет. Около престола монарха может любимец появиться. Он фаворитом прозывается, или фавориткой. И через близость свою к особе царственной может на политику государственную влиять.
— Про то мне известно! Граф Бирен и есть такая особа. И в Европе это известно. При дворе версальском фавориты не единожды многие дела решали.
— Это так. Но вы знаете, что если вы друг Бирену, то у вас здесь будет немало врагов?
— Уже успел это узнать. Вчера камергер Бестужев-Рюмин хотел побить меня палкой и назвал "холуем безродным", и еще…, - Мира не смог вспомнить русские слова, высказанные камергером.
— И еще он назвал вас "псом курляндским", хоть вы вовсе и не курляндец, — договорил за него Лейба. — Я знаю про это происшествие, Петер. И знаю, что вы побить себя не дали. И камергер пока отступил. Но это пока. Молодой Бестужев-Рюмин мстителен.
— Я схватился, было за шпагу, но Бестужев-Рюмин сказал, что клинка своего дворянского марать о колотушку шутовскую не намерен. Тогда я высказался по правде, гере Либман.
— А что вы сказали? — заинтересовался банкир. — Про это мне не доложили. Не досмотрели соглядатаи. А ведь я советовал им быть внимательными и ничего не упускать.
— Тесть Бестужева-Рюмина, отец его жены, князь Никита Волконский, также при дворе в шутах служит. И я сказал, что "отец вашей жены шут похлеще моего и честь его дворянская давно и без моей колотушки замарана!".
— Молодец! Ловко отбрил, этого павлина надутого. Но теперь у вас есть не просто враг, а страшный враг. Берегись его. Бестужев-Рюмин хитер. И, как я уже сказал, мстителен.
— Но графа Бирена, моего покровителя, он боится.
— До времени. Вот отчего я желаю вас познакомить с коньюктурами придворными, Петер. Сам Бирен этого не сделает, ибо весьма простодушен. Эрнест не понимает много. Он не жесток, а здесь жестоким быть следует. Вы уже поняли, кто интригует против Бирена?
— Не совсем. Но слышал о бароне фон Левенвольде.
— Барон Карл Густав фон Левенвольде прибыл с нами в Россию из Митавы. Недавно его в графы пожаловала государыня. Он также курляндец и также претендует на сердце государыни. И мечтает вытеснить оттуда нашего друга Эрнеста и вышвырнуть его из Петербурга. Но сам по себе Карл Густав нам мало опасен.
— Но вы сказали…
— Сам Карл Густав и его брат обер-гофмаршал Рейнгольд фон Левенвольде люди посредственные. Да можно сказать больше — глупые они люди. Но за Левенвольде стоят влиятельные круги при дворе. За ним стоит сам Остерман, вице-канцлер империи Российской, который и делает сейчас всю политику внешнюю и внутреннюю. Он фактически и правит Россией. Он берет взятки от двора венского и политику империи в угоду их интересам поворачивает. Остерману Бирен не нужен. Они соперники. Вот он и держит руку фон Левенвольде. Враг нашему Бирену и фельдмаршал Миних, еще один немец при дворе.
— Миних? А что они с Биреном не поделили?
— Миних честолюбец. И честолюбец каких мало. А я знавал всяких честолюбцев на своем веку. Но желает преклонения перед своей личностью и своим военным гением. Но он пока не так опасен как Остерман и Левенвольде. Миних скоро уедет на войну, когда Россия сцепиться с Турцией и Крымом, и, надеюсь, обломает там себе рога. Но в будущем они столкнуться. Наш Эрнест и Христофор Бурхард Миних. И многие русские враги нашему Бирену.
