Режин Дефорж - Черное танго
Потеря состояния стала наконец очевидной для сестер де Монплейне. За ними сохранились только квартира на Университетской улице да маленький домик в Лангоне, который они когда-то купили по совету Пьера Дельмаса, чтобы с приближением старости находиться поближе к милой Изабелле. Их старый нотариус заявил без обиняков: им остается продать квартиру и поселиться в Лангоне. Но в таком случае, что будет с Франсуазой и ее мальчиком, с Лаурой и с Леа, на которой лежала ответственность за Шарля? На этот вопрос они получили ответ от Франсуа Тавернье, который навестил их, будучи проездом в Париже.
— Вы приняли правильное решение — покинуть столицу, — сказал он.
— Но где будут жить девочки?
Они могут поселиться в Монтийяке.
— В Монтийяке?! Но, говорят, там теперь одни развалины…
— На месте развалин можно построить новый дом. Посмотрите вокруг! Везде идет восстановление.
— Однако у бедных девочек нет денег, а мы, увы!..
Альбертина украдкой смахнула невольно навернувшиеся слезы. Но Франсуа успел их заметить, хотя и не подал виду.
— Есть ли у вас вести от Леа? — спросил он. — Мы расстались с ней месяц назад в Берлине, и с тех пор я ничего о ней не знаю.
— Она не из тех, кто любит писать. Ее последнее письмо шло к нам две недели. Мы получили его примерно неделю назад. Она пишет о вашем отъезде из Берлина. Хотите прочесть?
Альбертина вынула из кармана письмо, написанное на голубой бумаге. Франсуа пришел в волнение, увидев знакомый небрежный почерк.
«Милые тетушки, дорогие Лаура,
Франсуаза и Руфь!
Мне придется ограничиться всего несколькими строчками, так как хочу отправить это письмо с девушкой, которая с минуты на минуту вылетает самолетом. Я получила ваше письмо и фотографии, за что огромное спасибо. Шарль — прелесть и так похож на свою мать! Мне очень понравилась шляпка Лауры; когда вернусь, обязательно попрошу дать мне ее поносить. Новая прическа Франсуазе очень к лицу. А малыш Пьер получился нечетко. Он, верно, шевельнулся, когда снимали, поэтому трудно разобрать, какое у него лицо. Говорят, жизнь в Париже по-прежнему трудная, снабжение, похоже, не улучшается. Словом, та же картина, что и здесь, где мы питаемся только американскими консервами. Что касается меня лично, то все идет хорошо, несмотря на тяжелые условия работы. Вчера вернулась из трехдневной командировки в Швейн на берегу Балтики. Погода была отличная. Мне подсадили одного пленного француза и двух бельгийцев. Все другие машины были переполнены. Пришлось провести за рулем ночью четыре часа подряд. К тому же у меня были неисправные фары, а когда пошел дождь, оказалось, что и дворники бездействуют. Я ехала в полной темноте и ничего не видела перед собой. Была уверена, что в целости и сохранности не доеду, а под конец из-за чрезмерного нервного напряжения почти желала на что-нибудь наехать, чтобы поскорее кончился этот кошмар. Однако небеса благосклонны к женщинам за рулем, и я добралась благополучно, хотя и в прескверном настроении. У нас сложились прекрасные отношения с советскими союзниками. В своем секторе они во всем идут нам навстречу, не то, что американцы, с которыми одни только хлопоты. Мне пришлось проделать путь в сто пятьдесят километров в обществе одного русского, который всю дорогу без устали набрасывая мне на плечи пальто всякий раз, когда оно спадало. В командировках с русскими мы едим то же, что и они. Вот обычное меню: суп на завтрак, картофельное пюре и тертая редька на обед, суп на ужин. На следующий день то же самое. Как вы понимаете, это не очень вдохновляет такую чревоугодницу, как я. К счастью, есть еще водка. Только не волнуйтесь, я ею не злоупотребляю. Зато наши друзья способны поглощать ее в невероятном количестве. Не представляю, каким образом они ее достают. Ведь снабжение спиртными напитками строго регламентировано.
Не могли бы вы прислать мне денег? Мои все кончились. Я все верну, так как мне причитается крупная сумма в отделении французского Красного Креста. Я купила потрясающий фотоаппарат. Клер Мориак меня сфотографировала возле санитарной машины. Посылаю вам карточки с той же оказией, что и письмо. Я купила также тридцать пять пачек сигарет и осталась без гроша.
Франсуа Тавернье неделю назад уехал из Берлина. Мне очень его недостает.
Я нахожу нелепой мысль продать квартиру на Университетской улице и обосноваться в Лангоне. Для меня не может быть и речи о возвращении в те места. С ними связаны слишком страшные воспоминания. Когда вернусь во Францию, мы все вместе найдем разумное решение. Я устроюсь на работу. А пока придется перебиваться с помощью Лауры. Кстати, Лаура, дорогая, не могла бы ты достать приличную обувь? У меня осталась всего одна пара, которой надолго не хватит. Заранее благодарю тебя, сестренка, и рассчитываю на твою помощь.
Позаботьтесь о Шарле, передайте ему, что я его целую и часто о нем думаю.
Должна на этом заканчивать письмо, так как мне делают знаки, что самолет ждать не будет. Берегите себя,
крепко вас целую.
Ваша Леа».
Франсуа сложил письмо.
— Бедная девочка! Как ей удается водить такую тяжелую машину?.. — проговорила Лиза, протягивая ему фотографии, присланные Леа.
Какая же она была грустная и хорошенькая! Она сидела, свесив ноги, на подножке санитарной машины в окружении троих улыбающихся девушек. На другой фотографии она была снята во весь рост, подтянутая, в серо-голубой форменной одежде Красного Креста, в аккуратно сидящем головном уборе, в перчатках и с безукоризненно завязанным галстуком, на фоне выстроившихся для осмотра санитарных машин.
Возвращая фотографии, Франсуа Тавернье отметил про себя, что у него не было ни одного снимка Леа.
— Как она выглядела в последний раз, когда вы ее видели? — спросила Альбертина.
— Восхитительно! — ответил он с улыбкой.
— То есть?
— Извините, я хотел сказать, очень хорошо выглядела, очень-очень хорошо.
— Работа не слишком ее изматывает?
— Она устает, конечно, но ведь она очень сильная и мужественная. Начальство ее хвалит. Что же касается рядовых сотрудниц, то, хотя она и самая красивая из всех, они ее просто обожают.
— Мы очень рады это слышать. Я лично сильно о ней беспокоюсь. Она чуткая в мать и упрямая в отца. В ней смешались гордость и упрямство. Она сильная, как вы заметили, но одновременно и хрупкая…
— Знаю, и это делает ее особенно привлекательной.
— Боюсь, ей будет трудно включиться в нормальную жизнь, выйти замуж, иметь детей. Вам так не кажется, месье Тавернье?
До чего же милы были эти наивные и бесхитростные старушки, особенно Лиза с ее седыми кудряшками, которым парикмахер придал чересчур яркий розовый оттенок!
Франсуа уклонился от ответа.
— Вернемся к вашим планам. Сможете ли вы прожить на деньги, вырученные от продажи квартиры? Извините, это может показаться нескромным с моей стороны…
— Ах, что вы, месье, мы ведь друзья… К тому же мы теперь в таком затруднении… Наш нотариус говорит, что сможем прожить, если, конечно, не будем делать безумных трат. Однако это не решит проблем наших племянниц.
— Я могу помочь вам решить эти проблемы.
— Каким образом?
— Ссудив деньги на восстановление Монтийяка…
— Но, месье…
— Позвольте мне договорить. Ваши племянницы вернут мне эту ссуду после того, как получат возмещение за причиненные войной убытки…
— Но этих денег не хватит…
— Не забывайте о доходах от виноградников. Вино из Монтийяка высоко ценится.
— Но теперь некому заниматься имением.
— Не беспокойтесь, такие люди найдутся. Главное — это чтобы Франсуаза, Лаура и Леа приняли мое предложение. Как вы думаете, отвечает оно их желаниям?
— Что касается Франсуазы, то ей, по-моему, все равно. Здесь ли, в другом ли месте — для нее все едино. Она очень несчастна, а мы не находим способа хоть как-то облегчить ее душевное состояние. Лаура же — несовершеннолетняя, и нам, возможно, удастся уговорить ее присоединиться к нам. Таким образом, мы отдалим ее от людей, с которыми она теперь водит дружбу. А вот Леа… Вы же прочли в письме, что для нее не может быть и речи о возвращении в Монтийяк.
— Это не окончательное решение. Она — дитя этой земли и очень к ней привязана. Ее пугают руины родного дома. Когда же дом будет восстановлен, она снова полюбит его.
— Вы думаете?
— Да, я думаю, она сочтет своим долгом привести в порядок усадьбу в память об отце и матери. К тому же, есть ли вообще у нее выбор?.. Вы должны принять мое предложение.
Лиза глубоко вздохнула, Альбертина опустила голову. Все трое молчали.
— Могу я, в свою очередь, задать вам нескромный вопрос? — произнесла, наконец, Альбертина.
