Александр Антонов - Монарх от Бога
- Дядюшка, ты чем-то озабочен, - начала она, - и что-то хочешь сообщить мне, но не соберёшься с духом. Я выслушаю тебя, дядюшка, почтительно, что бы ты ни сказал.
Она смотрела на дядю большими серыми глазами, и они призывали его к откровенности.
- Спасибо, дочь моя славная, что помогла мне. Разговор у меня к тебе и впрямь очень важный. Я хочу просить тебя исполнить столь нужное для империи, что ты пока и представить себе не можешь. Даже язык не слушается меня, чтобы выразить эту просьбу. И ты вольна ей не внимать. - И патриарх развёл руками.
- Говори о чём угодно, дядюшка, ибо я знаю, что ты думаешь подвигнуть меня на то, чтобы я сотворила добро.
- Верно, дочь моя. Ты облегчила мою душу, и я буду с тобой откровенен, потому как твой возраст позволяет выслушать слишком сокровенную просьбу. Ты знаешь, что император бедствует, и нам с тобой посильно избавить его от страданий. Ему не дано нарушить свой закон и привести в церковь четвертую жену. И церковь не может того позволить. Есть только один выход для императора обрести наследника престола - это сойтись с новой своей избранницей в гражданском браке. И если он тебя изберёт, готова ли ты на этот подвиг во имя империи? Я знаю силу твоего характера, знаю корни наследственности. Ты способна дать императору сына, чтобы Македонская династия не исчезла. Вот в чём твой подвиг. И ты совершишь его втайне от двора и свиты, втайне от всего света. Лишь мы двое, император и я, будем знать о твоём мужестве. И всё изменится, всё завершится благополучно с рождением наследника престола. Ты не останешься в забвении. И прости меня, дочь моя, за всё сказанное столь откровенно. - Патриарх встал и поклонился племяннице.
Зоя тоже встала и поклонилась дядюшке. Лицо её пламенело, глаза излучали яркий свет. Она ответила твёрдо, как подобает суфии:
- Спасибо, дядюшка, за искренность. Ты, первосвятитель церкви, избрал меня посланницей и орудием добра. Я буду этой посланницей и исполню твою святую просьбу.
Патриарх вышел из-за стола, обошёл его, отодвинул от Зои стул, перекрестил её трижды и произнёс:
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. - Потом он обнял Зою и, поцеловав, добавил просто и ласково: - Спасибо, славная. Всё свершится благополучно, и на рождественские праздники Божественный будет у нас в гостях.
- Он не разочаруется в нас, - сказала Зоя с улыбкой.
В тот же день, после торжественной литургии в Святой Софии, которую вёл сам патриарх Николай, он пригласил императора в алтарь и перед иконой Софии Премудрости спросил:
- Божественный, ты вдовствуешь уже четвёртый год. Думаешь ли ты изменить свою судьбу?
Император ответил патриарху после долгой паузы. Он пристально смотрел в лицо Николаю Мистику, пытаясь разгадать подоплёку его вопроса. Помнил он, что за минувшие годы патриарх ни разу не спрашивал его о том, как чувствует он себя в роли вдовца. Лев Мудрый знал, что по воле церкви Николай Мистик не позволит ему преступить изданный закон. Сам император никак не проявлял желания попрать его и временами признавался себе, что уже смирился с незавидной долей вдовца. А когда просыпалась жажда сбросить это тягостное бремя, он гасил подобную жажду хмельным. Но в ночные, бессонные часы он замечал, что в глубине души билась, как птица в клетке, мысль о том, что он уйдёт из мира не оставив после себя наследника, и что это жестоко и несправедливо по отношению к нему. Да, у него есть младший брат, но это будет великой бедой, если Александр займёт трон. И всё восставало в Льве Мудром против брата, он ночами искал путь продолжения династии Македонян.
Но пора было отвечать на вопрос патриарха, который по сану своему должен был заботиться и молиться о здравии и благополучии императорской семьи. Ответил Лев Мудрый, однако, вопросом:
- Святейший, а какой совет ты дашь своему императору, чтобы его судьба изменилась?
Этот вопрос пришёлся по душе Николаю Мистику: он открывал ему дорогу к действию.
- Божественный, пока я прошу тебя принять моё приглашение побывать на трапезе в Крещенский сочельник. Там мы с тобой и поговорим душевно и без помех.
И опять задумался император; почему бы не быть патриарху откровенным в сей миг? Но ведь не повелишь, не крикнешь. И так все годы, сколько помнил Лев Мудрый, Николай Мистик был загадочным и не ходил с душой нараспашку. Однако, осуждая патриарха, Лев Мудрый признавал, что Николай Мистик всегда был рьяным его защитником. Он ответил, скупо улыбнувшись:
- Слава богу, что до сочельника осталось ждать всего сутки. Я приду, святейший, готовь побольше хмельного.
- Будет и хмельное. Об одном прошу, Божественный: дождись меня во дворце и мы придём ко мне вместе - только вдвоём.
- Страсти в тебе бушуют, святейший. Мне так и кажется, что ты по-прежнему тайный советник, - усмехнувшись, сказал император.
Николай Мистик словно согласился с ним, покивал головой и перекрестился на образ, причисленного к лику святых императора Константина Великого[9]. Патриарх преклонялся перед Константином Великим, порвавшим с Западной Римской империей, создавшим новую империю - Византию - и основавшим на проливе Босфор столицу молодого государства. Искусные мастера мозаики создали образ императора с градом Константинополем в руках, показав его мощь и величие во всей красе.
Той порой Лев Мудрый, увидев, что патриарх впал в созерцание, покинул алтарь и уехал в Магнавр. За вечерней трапезой, когда все придворные и сановники уже были в сборе, произнесли тоста в честь Божественного и выпили вино, некая сила заставила Льва Мудрого встать и повела вдоль огромного стола. Он шёл медленно и всматривался в лица придворных дам и юных дев. Иногда его взор задерживался на ком-то из них, на других он кидал лишь беглый взгляд. Так было и тогда, когда он проходил мимо племянницы патриарха Зои. Но на короткое мгновение глаза их встретились, и случился некий световой всплеск, словно между двумя тучами в доли секунды пролетела молния. Больше Лев Мудрый уже ни на кого не смотрел. Он быстрым шагом прошёл к своему тронному креслу, опустился в него и прикрыл глаза рукой. Он ощутил на ладони тепло, исходящее от его глаз, как будто молния вошла в них и теперь излучала таинственный жар. «Мистика какая-то, - подумал император. - И зачем святейший задумал пошутить надо мной, пригласил к себе на трапезу? Мог бы и в моём покое открыть свою тайну».
Однако у «шутки» оказалась серьёзная оборотная сторона. Как ни пытался Лев Мудрый забыть об этом мгновении, ему не удавалось это в течение почти всей бессонной ночи и ужасно долгого декабрьского дня: перед глазами мельтешили образы Николая Мистика и его племянницы Зои. Они надоели ему, он злился, но отделаться от них он не мог. Лишь появление патриарха во дворце избавило императора от мучений. В первый момент встречи Лев Мудрый хотел было упрекнуть Николая Мистика за то, что он наслал наваждение, но, увидев в глазах патриарха преданность и сочувствие, погасил в себе недоброе побуждение.
- Я так долго ждал твоего появления, святейший, что устал.
- Божественный, я пришёл в нужный час. Да благословит нас Бог.
Разговаривая о текущей жизни, они покинули дворец, вышли в парк и там на одной из дорожек повернули к особняку патриарха. Это было большое двухэтажное здание из бело-розового мрамора, строгих форм, со множеством покоев, с просторной трапезной и молельной комнатой. Когда император и патриарх скрылись за дверью особняка, неподалёку от него, среди кустов лавра, мелькнула тень телохранителя Льва Мудрого. Это был молодой придворный евнух Гонгила, ещё подростком привезённый императором из Антиохии.
Он был силён, ловок и предан Льву Мудрому, как пёс. И просидел он в кустах до утра, оберегая жизнь и покой своего бога.
В покоях патриарха император бывал очень редко и каждый раз с любопытством смотрел на все, что ловил его взор. Он заметил, что в этом особняке царствуют скромность и образы святых. Среди них внимание Льва Мудрого привлекла икона Богоматери Одигитрии с младенцем Иисусом на руках. Она была изображена в полный рост. Три лампады, освещающие её и младенца, одухотворяли лики, делали их живыми и земными. Пройдёт чуть более полувека, и эта икона будет подарена великой русской княгине Ольге. Лев Мудрый и Николай Мистик перекрестились пред иконой, и патриарх повёл императора к накрытому для трапезы столу, усадил его на почётное место, сам на минуту скрылся за боковой дверью и появился вместе с племянницей.
Она была одета в бело-розовый далматик[10] с оранжевой полосой от плеча к золотому поясу. Её густые каштановые волосы, украшенные малой диадемой, локонами ниспадали на плечи. Лицо было бледноватым, но полные губы алели, голову она наклонила и смотрела вниз. А поклонившись императору, Зоя поглядела на него широко распахнутыми серыми глазами, и в них Лев Мудрый заметил нечто особое, некое обещание. Чего? Этого император не сумел разгадать.
