Владимир Андриенко - Убийца фараона
— Этого не случиться, Хоремхеб. Божественный Атон не допустит падения Египта. Так говорит фараон.
— Послушай, Нехези, ты не во дворце фараона и хватит нести этот бред о божественном Атоне. Ты сам-то врешь в него? В то, что он единственный бог, а других нет?
— Раньше после разговоров с умершим недавно Йуйем, дедом Эхнатона, верил. Не сколько в Атона — сколько в правоту дела фараона. Старик умел убеждать, и был умным человеком. Но теперь все больше сомневаюсь в этом. Мой дядя Бата, вообще не верит ни в каких богов.
— Но кто же тогда управляет всем, если богов нет? — спросил Ракеш.
— Бата говорит, что всем управляет разум. Некий вселенский разум, который знает всему меру.
— Иными словами управляет бог? — спросил Хоремхеб. — Что же такое вселенский разум, как не разум божества?
— Этот диспут не по мне, Хоремхеб. Об этом станешь спорить с Бата, когда вернешься в Фивы. Он любит такие разговоры. А мне после решения дела с храмом стоит решить еще один вопрос.
— Какой же? — в унисон спросили Хоремхеб и князь Ракеш.
— Мне поручено разобраться в убийстве египетского уполномоченного в Палестине и Сирии Бихуру и доложить об этом Его святейшеству фараону Эхнатону.
— Ну, это совсем просто, Нехези. Египетский наместник пал жертвой собственной глупости. Немало скандалил я с этим Бихурой в свое время. Он абсолютно не понимал, что здесь происходит, и свои неумными действиями только усугублял конфликты. Скажу тебе честно, что это радость для нас, что его зарезали.
— Вот как? Но мне нужен более четкий отчет для Его святейшества.
— Я все подготовлю. Вернее это сделают писцы Ракеша. Фараон будет доволен твоим отчетом. К тому же ты срубил голову тому кто всадил меч в тело Бихуры.
— Вот как? Значит, убийца Бихупры наказан? Большего мне и не нужно, Хоремхеб…
В церемониальном зале с колонами города Кумиди для приема посланцев иных городов и стран через две недели собрались множество знатных жителей города. Кроме того, сюда прибыли гонцы их других городов — союзников Египта, еще сохранивших верность фараону. Они узнали о прибытии важного сановника Эхнатона и хотели излить ему свои жалобы, проблемы и пожелания.
Для посланца фараона был поставлен посреди зала рядом с креслом правителя большой стул черного дерева. На нем восседал Нехези в торжественном облачении царского посланца. На его обнаженной груди сияло драгоценное ожерелье, подарок Йуйя, а голову украшал калаф со знаками полномочного наместника фараона Египта. В руках Нехези держал золоченный деревянный жезл — знак его высокого сана.
Вокруг для торжественности толпились египетские офицеры из отряда Хоремхеба и слуги самого Нехези. Здесь же стоял у кресла и сам Хоремхеб.
Правитель города Ракеш с позволения посланца фараона позволил гостям приблизиться и представил пришедших:
— Это правитель Библа князь Риб-Адди, верный слуга Его святейшества фараона.
Старик с седыми волосами в роскошной одежде увешанной драгоценностями низко склонил голову в знак почтения.
— Фараон Верхнего и Нижнего Египта, живущий в правде, Эхнатон, — начал свою приветственную речь Нехези, — знает о твоей верности и о твоей службе и помнит о тебе, князь Риб-Адди.
— Я служил верой и правдой фараону Аменхотепу III и верен его сыну фараону Аменхотепу IV, — произнес старый князь.
Риб-Адди назвал Эхнатона его старым именем Аменхотеп. Его было запрещено произносить в Египте, уже несколько лет. В корне старого имени повелителя было скрыто имя бога Амона, которое в Египте преследовалось и его повсеместно уничтожили на всех памятниках. Но Нехези не стал сейчас заострять на этом внимания.
— Фараон помнит о твоей верности трону Верхнего и Нижнего Египта.
— Тогда может бы ты, господин, донесешь до ушей Его святейшества, что положение моего города критическое. Племена хабири наседают и мешают торговле.
— Мы разгромили во имя фараона большой отряд этих самых хабири под стенами Кумиди всего неделю назад.
— Я слышал об этой славной победе и славлю имя великого фараона и твое, господин. Но хабири не единственная угроза для верных фараону. Наемники-бедуины князя Азиру также не дают нам покоя. Но самый опасный враг, что может обрушиться на нас, это хетты. И я униженно прошу фараона прислать нам войска. И сделать это нужно как можно быстрее.
— Я предам фараону твое послание, князь!
— Буду ждать милостивой помощи владыки Египта…
На следующий день после отличного отдыха и принятой ванной Незези с Хоремхебом наслаждались вином из личных запасов князя Ракеша.
— Я хотел спросить тебя, Нехези, а ты излечился от своей страсти к девушке, что мы некогда нашли в статуе Сфинкса?
— А почему ты спросил об этом? — Нехези посмотрел на офицера.
— Там у бассейна, где были красивые рабыни ты оставался грустным. Да и ранее когда Ракеш хвастал пред нами своими девочками, ты мало смотрел на их прелести. Разве не так?
— Я по-прежнему не могу забыть эту женщину, Хоремхеб. Её имя Мерани.
— Вот чего никак не могу понять в мужчинах. Ну, если тебе отказывает одна женщина, то возьми другую. В крайнем случае, купи рабыню. Ведь средства у тебя есть!
— Легко сказать, Хоремхеб. Я всех сравниваю с Мерани, и все они проигрывают. Она ушла от меня, и я все еще никак не могу её забыть.
— Ушла? — не поверил Хоремхеб. — Ушла от тебя? Но она нищая побродяжка? Где она еще найдет такого как ты?
— И это одно из отличий этой женщины от других. Она независима и ей не нужен господин. Это она делает мужчин своими рабами. И в её сетях не только я, Хоремхеб. Еще в Фивах она соблазнила молодого офицера из не существующего теперь корпуса Амона и он всюду следует за ней и служит с верностью собаки. Она не держит его при помощи цепей. Нет. Она гонит его от себя. Но он согласен служить ей за один только взгляд.
— Не понимаю. Я, конечно, слышал о таком, но не понимаю.
— А человеку этого и не дано понять. Я сам не могу объяснить, почему я люблю Мерани. Почему я стремлюсь только к ней, хотя знаю, что она мною играет и я в её жизни не один?
— Может быть это колдовство? Она попросту околдовала тебя?
— Я тоже так думал вначале, но если это и колдовство, то оно особого свойства. И если разгадать его тайну, то можно стать богом.
— Ты стал говорить не как воин, Нехези.
— А я и не воин, Хоремхеб. Я писец великого господина Эйе. Писец и секретарь. И такие рассуждения характерны для всякого писца. Ведь мы писцы переписывая папирусы познаем мудрость.
— Лучше быть воином и не думать о таких вещах вообще, Нехези. Ты отлично умеешь сражаться. Так бери в руки меч и становись рядом со мной. Брось свои папирусы и я помогу тебе забыть твою Мерани.
— Дело в том, Хоремхеб, что я сам не желаю её забывать.
— А тебе не заставляют жениться там при дворе? Насколько я знаю, Эхнатон обожает устраивать судьбы придворных женщин что стоят при царице Нефертити.
— Меня постоянно осаждают эти женщины, Хоремхеб. И особенно госпожа Небти. Эта поставила своей целью заполучить меня. Но мне противна эта развратная дрянь. И запах её кожи не вызывает во мне ничего кроме отвращения.
— Так она метит заполучить тебя в постель, или в качестве мужа?
— Думаю, что она хочет и того и другого. Я много раз пытался ей объяснить, что близость с ней не доставит мне никакого удовольствия. Но она ничего не желает понимать.
— Хорошо, что я далек от придворных женщин. Наши женщины, взятые на меч в бою, всегда покладисты и не надоедают нам. А шлюхи еще лучше. Я в последнее время думаю, что они лучшие женщины на свете.
— Но придворные шлюхи не так покладисты как те, к которым ты привык, Хоремхеб.
— Вот я и говорю — хорошо, что я так далеко от двора фараона. Но куда она ушла? Ты так этого и не сказал?
— Если бы я мог это знать, Хоремхеб…
Папирус №2
Друг фараона говорит правду своему царю
Девятый год правления в Верхнем и Нижнем Египте фараона Эхнатона был удачен на различные посольства, и у владыки могло создаться впечатление, то его уважают и бояться не меньше чем самого Тутмоса-завоевателя.
Зависимые от Египта князья и цари постоянно посылали к нему своих посланцев. Они привозили дань и целовали золотые сандалии фараона. После таких приемов владыка вел послов в великолепный храм Атона и тот оглашался приветственными гимнами в честь нового бога империи и его первого слуги фараона Эхнатона.
Затем гости обходили строй личной гвардии повелителя Египта и восхищались бравым видом солдат империи и их оружием.
В такие моменты послы, видя великолепный по роскоши город Ахетатон, поражались могуществу владыки Египта и силе его слова. Но за пышным фасадом сама империя уже сумела потеряться и развеяться в прах. Уже не существовало той великой армии, что наводила трепет на Сирию и Палестину, что заставляла царей Ассирии и Вавилонии слать подарки и заверения покорности фараонам.
