Алекс Маркман - Заговор против террора
— Кого это мы прикончили?
— Михоэлса, — ответил Щеголев, доставая из кармана пачку «Казбека» и затертый коробок спичек. — Бери, закуривай.
Кирилл прикурил от той же спички, что и Щеголев, и примостился на кровати, облокотившись на высокое железное изголовье.
— А кто такой этот Михоэлс? — спросил он.
— Вот, темнота, — хохотнул Щеголев. — Знаменитый еврейский актер. Лауреат Сталинской премии. Не слыхал про такого?
— Нет, не слыхал. За что его? — Кирилл был ошарашен и неожиданно начал трезветь. Искоса глянул на бутылку; там еще немного оставалось на дне.
— Он стоял во главе еврейского подполья. Руководил большой тайной организацией. У него была разветвленная сеть агентуры. А ты, Кирилл, поменьше спрашивай.
Кирилл сделал вид, что не расслышал мудрый совет.
— Так зачем же его было убивать? — продолжал допытываться он. — Он мог бы раскрыть свою агентуру. Теперь от него ничего не добьешься.
— Не рассуждай, говорю, — по-отечески, с укоризной прервал полковник. — Думаешь, ты один такой умный? Поработаешь и узнаешь, что никто здесь не задает вопросы начальству. А ведь любой на Лубянке знает в сто раз больше, чем ты. Давай-ка лучше допьем до дна. Как пошла, нормально?
— Нормально, — согласился Кирилл. Они допили бутылку и молча задымили папиросами, каждый думая о своем. Кирилл с удовольствием курил «Казбек». Хоть и слабее, чем «Беломор», однако куда приятнее. Ему такие папиросы были пока не по карману.
— Может, мне почудилось, но я где-то встречал одного из оперативников, — сказал Кирилл, выпуская облако папиросного дыма. — Того, что вместе с вами тащил одного из этих. ну, Михоэлса, или кого там.
— Верно говоришь, меткий глаз, — похвалил его полковник. — Это Огольцов, замминистра. Представляешь, с какими людьми ты был в деле?
Кирилл чуть не задохнулся дымом. Такое и в голову не могло прийти.
— А грузин, кто он такой? — спросил Кирилл.
— Цанава. Министр госбезопасности Белоруссии. Видал, какая у него дача?
— Ну и дела, — пробормотал Кирилл.
— Я предлагаю пойти в ресторан: поесть, и пивка попить, — сказал Щеголев, опустив еще горевшую папиросу в стакан. Она с шипением погасла в последней капле жидкости на дне. — Командировочные нам хорошие выдали. Сегодня гуляем. А в Москву приедем, тебе талоны дам. Отовариться в нашем распределителе. Там сможешь по дешевке купить продукты, которых ты в жизни не видал. Там даже в это время свежие мандарины бывают. Совсем другая жизнь, понял?
Глава 4
Поскребышев, личный секретарь Сталина, сообщил, что собрание назначено на два часа дня у Хозяина в кабинете в Кремле, и присутствовать будут только трое из Политбюро. Вождь не любил ни опозданий, ни преждевременных появлений, потому Берия подходил к дверям кабинета точно в назначенное время. Там он столкнулся с Молотовым. Они просто кивнули друг другу, без улыбки, без слов.
«Где Маленков? Неужели пришел раньше?» — неспокойно подумалось Берии. Однако, зайдя в кабинет, Маленкова он не обнаружил. Сталин сидел один, попыхивая своей вонючей трубкой и цепко рассматривая каждого входящего. Его колючий взгляд словно ждал от соратников только подлости и подвоха.
— Рассаживайтесь, — тоном приказа пригласил вождь, небрежно указав рукой с дымящейся трубкой в направлении кресел, расставленных по другую сторону стола. Выслушав приветствия и подождав, когда они разместятся, он спросил: — А где Маланья?
Так он прозвал Маленкова, своего фаворита. Кличку эту он употреблял только заглаза. Как лицом, так и фигурой Георгий сильно напоминал деревенскую бабу, на потеху одетую в добротный мужской костюм. Ему бы еще косынку повязать, с узелочком под подбородком, вот бы потешил.
Когда Сталин шутил, надлежало смеяться, но Маленков был другом Берии. По крайней мере, все так считали. Присоединиться к насмешкам за глаза выглядело бы явным подхалимством. Берия неторопливо поправил пенсне, чтобы прикрыть лицо рукой, и уставился в раскрытую папку.
— Берия давно заметил, что вождь дает смешные, обидные клички тем, к кому он благоволит. Большинство в ЦК считали, что Сталин готовит Маленкова себе в преемники. Некоторые, однако, полагали, что преемником будет Вознесенский. При ином правителе так бы и случилось, считал Берия, ведь Вознесенский был единственный из всего Политбюро, после него, Берии, способный толково управлять государством. Однако у Берии было свое мнение, кому кем быть в скором времени.
— Я полагал, что он уже здесь, — ответил Берия на вопрос вождя. — Только что позвонил, сказал, выходит.
Тут дверь распахнулась, и в кабинет торопливо вплыл, раскачивая полными бедрами, Георгий Маленков. Как всегда гладко выбритый и аккуратно постриженный, в тщательно отутюженном костюме, словно только вышел от парикмахера и приготовился выступать перед большой аудиторией.
— Позвонил Абакумов, — оправдывался Маленков, занимая кресло, на которое кивнул Сталин. — Пришли донесения от Короткова о добровольцах, попавших в Польшу, чтобы переправиться в Палестину. Я посчитал, что будет интересно.
Сталин удовлетворенно кивнул. Александр Коротков был занят дни и ночи напролет вербовкой еврейских агентов в Палестину и под шумок в Западную Европу и Америку, а еще собирал данные обо всех, кто пробирался в Палестину легальными и нелегальными путями. Среди советских добровольцев было много людей военных профессий, в которых нуждались евреи в Палестине: летчики, танкисты, артиллеристы — без них победа в современной войне невозможна. Оправдание Маленкова было достаточно веским.
— От Судоплатова я получил анализ обстановки на Ближнем Востоке, — начал свою неторопливую речь Сталин. Он выглядел бодрым и, казалось, пребывал в хорошем настроении. — Генерал утверждает, что война там неминуема. Она может начаться в любой день. Того оружия, которое мы поставляли до сих пор, явно недостаточно для Израиля, чтобы отразить нападение арабских армий. Они значительно превосходят Израиль как по численности, так и по количеству и качеству вооружения. Благодаря заботе этих хитромудрых англичан. Поэтому наша задача — ускорить поставки оружия Израилю, дать им столько военной техники, сколько нужно для победы в войне. Тем более, что американские евреи платят за это.
Берия был уверен, что если бы не Сталин, Политбюро не прилагало бы особых усилий, чтобы помочь зарождающемуся еврейскому государству. Не было у Советского Союза особых интересов на Ближнем Востоке. Не представляли интерес ни арабы, ни евреи, а большой конфликт, способный повлиять на мировую историю, в этом бесплодном, бедном полезными ископаемыми районе не предвиделся. Да и проблемы покрупнее и поважнее требовали немедленного внимания и больших затрат ресурсов и рабочей силы.
Сталин сделал короткую паузу и обратился к Молотову.
— Как обстоят дела с политической и административной поддержкой стран, которые до сих пор помогали нам в перевозке оружия в Палестину, товарищ Молотов?
Берии пришла в голову мысль, что, если бы здесь присутствовал человек, не посвященный в головоломные интриги Политбюро, в его мозгах могло бы произойти короткое замыкание. Ни для кого не было секретом, даже для хулигана возле пивного ларька, что Сталин начал преследовать евреев еще со времен войны, а точнее с 1943 года. Сейчас, весной 1948-го, антиеврейская кампанияусиливалась: недвусмысленные статьи в газетах и массовые увольнения евреев с высоких постов, да и просто суды по политическим мотивам, были красноречивее любых разъяснений. На фоне этих преследований политическая поддержка Израилю и поставки ему оружия, организация тренировочных полигонов и школ с участием советских военных специалистов достигли таких масштабов, что даже США забеспокоились, не говоря уже о Западной Европе. Протестовали и арабы, но Сталин плевал на них; кто они такие, эти темные азиаты, чтобы принимать во внимание их мнение?
Молотов даже поднялся от волнения, что бывало с ним исключительно редко, но тут же сел, и бросил быстрый взгляд на Берию. В его глазах Берия поймал молчаливый вопрос: «Заметил ли ты мое дурацкое возбуждение?»
— «Заметил, заметил, — сказал про себя Берия, сохраняя безучастную маску на лице. — Заметил, как и все остальные. Ни для кого не секрет, что твоя еврейская жена, просионистски настроенная, оказывает в этом вопросе на тебя огромное влияние. А такое влияние может иметь только товарищ Сталин».
— Поток оружия из Чехословакии возрос в последний месяц в несколько раз, — заговорил Молотов, и Сталин одобрительно закивал. — Чехословакия и без нашего нажима симпатизирует евреям. Они продают в огромных количествах немецкие мессеры, наши танки.
— Мы знаем, что они продают, — прервал его Сталин. — Знаем также, что их симпатия к евреям подогревается деньгами американских евреев, которые платят за оружие. У такой любви нет конца.
