Роуз Тремейн - Музыка и тишина
Он взял у мальчика кота, поставил его на стол между вазой с фруктами и графином вина и стал его гладить под снисходительные улыбки присутствовавших при этой сцене дам и кавалеров.
— Я думаю, — сказал Король Франции, — что за исключением одной вещи сходство полное.
— Какой вещи? — спросил мальчик.
— Твой портрет не мурлыкает.
При этой шутке гости шумно рассмеялись.
Весь вечер Принц Кристиан размышлял над замечанием Людовика, и когда остался один, то открыл дверь своей комнаты и спросил трубача, не знает ли он, каким образом можно сделать так, чтобы портрет издавал звуки.
— Вам что-то приснилось. Ваше Высочество? — с любопытством в голосе спросил молодой человек. — Может быть, мне сыграть жигу{23}?
В шестилетнем возрасте Кристиан начал путешествовать по королевству с Королем и Королевой.
Теперь он говорил на датском, но не забыл ни немецкий, ни французский. Память у него была поразительная.
Путешествия эти преследовали две существенные цели: чтобы Король мог собирать налоги и платежи с феодов{24} и городов, занимавших земли Короны{25}, и чтобы он мог свободно разгуливать по этим городам, посещая места, связанные с торговлей и производством, дабы убедиться в мастерстве работников и соответствии качества товаров высоким стандартам. Он говорил сыну: «Есть одна вещь, которую мы должны полностью искоренить в Дании, если хотим высоко держать голову и торговать с миром. Это дешевка».
Сперва мальчик не понял смысл слова, но мать следующим образом объяснила ему его значение: «Если ты обнаружил, — сказала она, — что пряжки на твоих башмаках разного размера, тогда как должны быть одинакового, то придешь к заключению, что человек, который их сделал, ленив и не проявляет должного отношения к работе. Такой товар мы и называем „дешевкой“. Тебя простят, если ты сорвешь такие пряжки или даже выбросишь сами башмаки. Видишь ли, здесь все должно быть совершенно. Во всем, что у нас производится, мы должны быть достойными соперниками Франции, Нидерландов и Англии. Когда ты станешь Королем, то должен будешь расценивать любую дешевку как оскорбление нашему Имени и наказывать людей, ее производящих. Ты понял?»
Кристиан ответил, что понял, и вскоре убедился в том, что родители хорошо ему все растолковали, поскольку перед ним встала задача, которую надлежало решить с учетом всего сказанного ими. Теперь, когда бы он ни заходил с отцом в мастерскую, будь то к перчаточнику, пивовару, сапожнику, граверу, плотнику или свечнику, он старался встать так, чтобы головой доставать как раз до рабочих скамей и хорошо видеть предметы, выставленные для проверки — их вид завораживал его. Все остальные видели их сверху, а он непосредственно перед собой. Он рассматривал их, а они его. И его глаз рисовальщика был так же остер, как ободок только что отчеканенной монеты. Он постоянно взвешивал, измерял, оценивал. Он выискивал малейшую погрешность: выбившуюся нитку в штуке шелка, тусклое пятнышко на эмалевом кубке, бракованный гвоздь в обивке кожаного сундука, плохо прилегающую крышку на коробке. И тогда, нимало не тронутый горестным выражением лица ремесленника или торговца, он подзывал Короля, своего отца, и, обращая его внимание на дефект, который заметил не кто иной, как он, произносил торжественным шепотом: «Дешевка, папа!»
Однажды в Оденсе{26} Король и сопровождающие его лица посетили мастера, изготовлявшего пуговицы. Это был старик, которого Король знал с детства; он очень радушно приветствовал молодого Принца и тут же вложил ему в руки подарок — мешочек с пуговицами. В нем были пуговицы из серебра, золота, стекла, олова и черепахи; пуговицы железные и бронзовые, медные и кожаные, слоновой кости и жемчужные. Этот подарок заворожил Кристиана. Сунув руку в мешочек и скользя пальцами по заполнявшим его пуговицам, он буквально задрожал от восторга.
Когда он вернулся в замок, пообедал и остался один в своей комнате, то поставил на пол лампу и высыпал рядом с ней все содержимое мешочка. Пуговицы светились и сверкали. Принц склонился над ними и стал медленно перекатывать их кончиками пальцев. Затем встал перед ними на колени и опустил в них лицо, чувствуя щекой их холодную, гладкую поверхность. Они нравились ему больше любого другого подарка, который он когда-либо получал.
Назавтра он вспомнил про священный наказ Короля относительно дешевки. В холодном свете октябрьского утра в Оденсе Кристиан широким полукругом разложил пуговицы на полу, терпеливо перевернул лицом вверх и стал их внимательно осматривать.
Он испытал потрясение. На каждую отлично сработанную пуговицу с ровными краями, гладко отполированную, без трещины или царапины, с симметрично расположенными ушками для иголки… оказалось четыре, пять или даже шесть пуговиц с явными и очень заметными дефектами. Ему стало грустно. Казалось, пуговицы жалобно смотрят на него и умоляют не придавать значения их несовершенству. Но он не обратил внимания на их сентиментальные мольбы. Ему сказали, что будущее Дании — в искоренении некачественной работы, и он обещал отцу искоренять ее, где бы и когда бы ни обнаружил. Он обнаружил ее здесь и сейчас и поступит подобающим образом.
Он сложил все дефектные пуговицы в кучку, позвал слугу и велел их унести. Как-нибудь в будущем он сообщит отцу, что старый пуговичник плохо работает и его следует лишить средств к существованию.
Через несколько дней, вернувшись в Росенборг, Принц Кристиан достал из сундука мешочек (в котором теперь остались только безупречно сделанные пуговицы) и сунул в него руку. Поскольку пуговиц было всего несколько штук, он не испытал такого восторга, как в первый раз. Из самого замечательного подарка, каким он когда-либо владел, они превратились в нечто не стоящее внимания, и Принц отложил их в сторону.
Однако он часто думал об этом случае. И всегда приходил в замешательство. Он никак не мог разгадать эту загадку. Он понимал, что ему подарили всего-навсего мешочек небезупречно сделанных предметов, и все же они ослепили и взволновали его. Он их полюбил. А значит, он полюбил дешевку, которая позорит Данию. Он знал, что это должно иметь какое-то объяснение, но никак не мог понять, в чем оно заключается.
Кирстен: из личных бумаг
Один Подарок к моему Дню Рождения я не упомянула, поскольку он еще не прибыл. Его обещала прислать мне моя мать Эллен Марсвин — она дарит мне Женщину.
Им нравится, чтобы их называли «Фрейлинами», но я не вижу причины давать такие Титулы людям, которые во всех отношениях ниже меня и ничем не лучше Слуг. Поэтому я называю их просто своими Женщинами. Конечно, у них есть имена: Йоханна, Вибеке{27}, Анна, Фредрика и Ханси. Но я не могу постоянно держать их в голове, и поэтому, когда они мне нужны, я говорю: «Женщина, сделай это» или «Женщина, затвори дверь» — и отдаю им еще тысячу и одно распоряжение, которые они получают каждый день и многие из которых показались бы не слишком обременительными, если бы они тратили меньше времени на выдумывание для себя чудных почетных званий и больше бы думали о том, что им надлежит выполнять.
Не так давно я решила перераспределить обязанности своих Женщин по новым Категориям. Я уверена, что эта Перестановка пришла мне в голову в минуту вдохновения. Теперь каждая из них будет ответственной за состояние различных частей моего тела, таких как руки, ноги, голова, живот и так далее. Поэтому, чтобы я была должным образом одета, они нужны мне все, и это лишает их возможности отлучаться с моей службы хотя бы на один день. Налагаемое на них Послушание приносит мне огромное удовлетворение и тайную радость. Моя жизнь скована Ограничениями и выполнением определенных Ритуалов, большинство из которых кажутся мне просто отвратительными, и я не вижу причины освобождать своих Женщин от того, чего сама я не могу избежать.
Когда я упомянула об этом Перераспределении Обязанностей моей матери, то, найдя его весьма хитроумным, она все же спросила, не больше ли у меня частей тела, чем Женщин. Я ответила, что придуманные мною Категории во всем соответствуют логике и что теперь Йоханна — Женщина Головы, Вибеке — Женщина Торса, Анна — Женщина Рук, Фредрика — Женщина Бедер и Ханси — Женщина Ног. (Таким образом, образуется специальная Гильдия, и я сказала своим Женщинам: «Вот так. Поскольку вы очень любите Названия, примите эти и будьте счастливы.»)
Моя мать говорит: «Но, Кирстен, это не вся ты — руки, ноги и прочее». Она, конечно, имеет в виду, что все смертные — это Дивные Создания, до странности сложно устроенные, и что известные Потребности и Чувства располагаются в нас не совсем так, как в перечисленных мною Категориях. Но ведь они время от времени могут обслуживаться одной из моих Женщин. Итак, моей матери приходит в голову купить для меня эту Блуждающую Женщину, у которой не будет титула, внесенного в Гильдию, и которая не будет приписана ни к какой определенной Части моего тела, но тем не менее все время, днем и ночью, будет готова служить мне в любой роли.
