Александр Немировский - Пурпур и яд
Изгнав по навету своего сводного брата, Аттал лишился наследника. Наследником стал Рим, не остановившийся перед убийством царя и подделкой его завещания. Таково было первое действие Пергамской трагедии.
Второе началось в горах, где Аристоник собирал всех униженных, недовольных, всех отчаявшихся в справедливости. Они называли себя гелиополитами. Моаферн знал их не понаслышке, не по отзывам врагов. Он сам сражался в их рядах, сам видел, как бежали римские легионы под Левкою, как ликующие эллины встречали победителей. В голосе Моаферна звучало то же ликование, слышался тот же восторг.
Третье действие трагедии Митридат пережил как свою беду. Отец прислал римлянам новое войско. Как он не мог понять, кто его враг? А когда ему стало ясно, что такое римское владычество, римляне уже вошли в Пергам. Моаферн рядом с Аристоником шагал перед триумфальной колесницей Мания Аквилия Старшего. Они расстались у Мамертинской тюрьмы. Аристоника ждала смерть, а Моаферна — каменная башня на холме, возвышающемся над Эфесом.
Долгана очистилась от снега. В косых лучах Гслиоса она напоминала полуразвернутые восковые таблички, исчерченные ручьями, исписанные каменными осыпями, разукрашенные голубыми пятнами озер. И как белоголовый мудрец застыл над долиной Париадр, словно удивленный своим собственным творением.
Моаферн перевел дыхание. Как не похожа эта долина на ту, зимнюю! Как богаты краски! Как свежо и великолепно это сочетание зелени, голубизны, сверкающей белизны!
— Дядя! — послышался звонкий мальчишеский голос.
Митридат ринулся в объятия к Моаферну.
— Я увидел тебя из нашей крепости. Вот оттуда! — захлебываясь, говорил мальчик. — Ты знаешь, у нас новая хижина. Мы натаскали камней. Алким сделал бойницы, как у себя в Херсонесе. А потом мы играли в скифов…
Митридат не успел закончить свою сбивчивую речь, как показался Алким. Приветствуя Моаферна, он поднял руку. Стало видно, что она обмотана белым.
— Видишь, — начал Алким, — и я воевал.
— Молва о ваших подвигах догнала меня в Амисе. Пришлось вернуться с полпути. Говорят, что их было трое?
— Четверо, — сказал Митридат. — Но трое бежали, а четвертого я сбросил с обрыва. Он уцепился за ползучее деревце и висел, пока было сил.
Во взгляде Моаферна гордость сменилась укоризной.
— Стоило спускаться в пропасть из-за какого-то негодяя!
— Но он хотел меня убить, а попал в Алкима. И я бы его вытащил, если бы Алким дал мне свой пояс, чтобы надвязать веревку…
— Алким поступил правильно и заслуживает награды. Тебя же надо наказать.
Мальчик насупился.
— Меня не наказывают. Я царь!
— Поздно ты об этом вспомнил, — улыбнулся Моаферн. — И кто тебе сказал, что царей не наказывают?
Он засунул руку за гиматий и вытащил оттуда свернутый свиток.
— Вот твое наказание. Ты выслушаешь все, что я тебе прочту, и сделаешь то, что скажу.
— Кто это написал? — спросил мальчик, ощупывая край свитка.
— Аттал.
— Ты мне о нем рассказывал…
— Не все! Ты еще не знаешь об увлечениях этого чудака. Одно из них — лепка из воска. По словам моего тюремщика, Маний Аквилий до сих пор сохраняет восковые фигуры Аттала. Там видели и мою персону! Я позировал царю еще до того, как он поверил наветам на Аристоника. О другом, не менее страстном увлечении последнего царя Пергама, тебе поведает этот свиток.
— Это скучно? — спросил мальчик.
— Поучительно! — ответил Моаферн, произнося раздельно каждый слог.
— Тогда читай!
Моаферн развернул свиток.
— «Сорви на болоте или на берегу озера мясистый полый корень, называемый цикутой. Его трехпалые листья распространяют запах, похожий на аромат садового сельдерея. Высуши корень на огне и разотри. Примешай к пище. Появится слюна, дрожь по всему телу. Смерть!
Найди в лесу куст с прямыми стеблями и расчлененными листьями. Его синий цветок походит на фракийский шлем с опущенным забралом. Вырви шишковидный корень, растолки и примешай к пище. Лицо покроется потом, расширятся зрачки. Потом рвота, дрожание всех членов, смерть…»
— Постой, — прервал Митридат. — Раньше ты говорил мне о царстве Аттала. А тут о ядовитых растениях. Что тут поучительного?
— Аттал проверял все эти яды на своих родственниках, — ответил Моаферн. — Уцелел один Аристоник! И знаешь почему?
Митридат помотал головой.
— Тогда слушай дальше. «От цикуты нет спасения, кроме как от нее самой. Глотай по три шарика ежедневно». — Теперь понимаешь?
— Нет!
— Аттал хочет сказать, что от яда может спасти только яд. Это было известно и Аристонику, а от него — мне.
Моаферн снял с шеи кожаный мешочек и бережно высыпал его содержимое на ладонь. Митридат увидел маленькие желтые шарики, похожие на зернышки проса.
Взяв щепотью три зернышка, Моаферн протянул их мальчику.
— Проглоти!
Митридат отпрянул. Теперь он уже понимал, что Моаферн дает ему противоядие. Он вернулся в горы, чтобы обезопасить его от яда. Но разве в этой глуши страшны отравители? Убийцы там, во дворце! И с ними мать!
— Я не хочу! — закричал мальчик. — Я все равно туда не вернусь! Мать ненавидит меня!
— Не упрямься, Митридат! — сказал Моаферн, положив руку на плечо мальчика.
В его взгляде была непреклонная воля человека, прошедшего через тюрьмы и познавшего коварство врагов.
— Не упрямься, Митридат! Это царское снадобье! Глотай!
Потом они лежали на траве. У Митридата кружилась голова и тошнило. Лицо Моаферна расплывалось, как в тумане, а слова, казалось, исходили не из его уст, а падали откуда-то сверху. Это были странные непонятные слова.
Моаферн говорил о матери. Она заслуживает сострадания. Митридат хотел крикнуть, что ненавидит мать. Но он не мог разжать рта. Царское лекарство! Пусть бы он лучше родился пастухом!
В ХРАМЕ КИБЕЛЫ
Огромная толпа колыхалась на площади перед храмом Кибелы. Всех этих людей привлекло не зрелище выхода богини, еще более пышное и драматичное, чем скачки, а вера в чудо. Одни надеялись, что богиня исцелит их от недугов, другие мечтали, что она вернет им свободу, третьи ожидали от нее радостей, которых были лишены в жизни. Ибо Кибела была не богиней, покровительствовавшей здоровью, любви или богатству, она была богиней — подательницей всех благ, богиней богинь.
Из ворот процессии выкатилась колесница, запряженная четверкой мулов с львиными масками па мордах. И предстала жрица в одежде богини. На ее голове золотая корона с зубцами наподобие крепостной стены. Спадающая до пят шафрановая мантия сверкает драгоценными камнями. Но лицо скорбно. Взгляд кого-то ищет.
Паломники опустились на колени. Площадь заполнилась мольбами, воплями, стонами. А из ворот выбежали юноши, безбородые, длинноволосые, в белых одеждах. Они исступленно плясали, высоко поднимая ноги, дергая головами. В руках их глухо рокотали бубны, гремели кимвалы.
— О Кибела! О Кибела! — пели галлы. — Скрылся, скрылся Аттис! Он ушел от рощ дремучих, от твоих щедрот, Кибела! По морской волне бездушной мчит его дельфин послушный. Горе! Горе!..
Лаодика вскинула голову. Горе Кибелы было ее горем. Богиня потеряла Аттиса. Она — Митридата. Теперь ей одной управлять колесницей государства. Как удержать львов? Где найти защиту? В горы!.. В горы! Ариарат не раз советовал покинуть Синопу. Теперь Лаодика приняла решение. Ариарат победил. Она ощутила силу этого человека и поверила ему. Подобно Ксерксу, возненавидел он не эллинов, не финикийцев, а ту чудовищную стихию, которая втянула в себя эти народы. Нет! Море не облагораживает людей. Оно их губит! Оно завлекает их своими далями, завораживает игрой волн. И они, теряя разум, связывают плоты из бревен, строят корабли. Они пускаются в странствия, ищут золотое руно и блаженные острова. Они наполняют свои города лживыми баснями и чужим добром. Их верховный бог — Нажива, их герои — Грабители, их вера — Обман. Недаром древняя мудрость предписывала строить города вдали от моря и его соблазнов! Афины Кекропа, Фивы Эдипа следовали ей. А Фарнак выбрал столицей город, оплевываемый морем до самого дворца. Волны навеяли ему честолюбивые помыслы, пробудили ненависть к соседям.
Появление Ариарата прервало поток ее мыслей. Жрец был в белом до пят кандии и в такого же цвета войлочном колпаке.
— Ты пришла в день Кибелы, — начал Ариарат торжественно. — Владычица дала знамение, указала место для новой столицы. В ней не будет места для нечестивцев, которых называют невидимыми.
— Где мой мальчик? — Лаодика сбросила с головы покрывало.
— Митридат в горах Париадра, — отвечал жрец. — Мои люди открыли его убежище. Это хижина, в которой живут пастухи. Он променял на нее дворец и твое общество. С ним Моаферн.
Лаодика облегченно вздохнула. Ее щеки покрылись румянцем.
— Я мог помешать этой встрече. Но ведь приказ Аквилия не распространяется на тех, кто в горах.
