Илья Бояшов - КОНУНГ
Воины Олфинсона яростно сопротивлялись, но два их дракона были взяты Удачливым, а третий получил течь, наткнувшись на подводную скалу, и затонул. Никого из воинов Олфинсона Удачливый не взял в плен, ибо ему казалось постыдным забирать в рабство столь доблестных противников, пусть даже израненных. Он приказал всех оставшихся — тех, кто еще был жив, но уже не мог сражаться, — отправить в Асгард. Многие из тех героев встретили свою смерть достойно, отдав должное ярлу, — ведь он выказал к их геройству большое уважение. Некоторые из них сами бросились в морскую пучину, чтобы избежать последних ударов мечом или секирой. Олаф захватил при этом много оружия, а также шлем самого Снурри с посеребренными надщечниками.
Затем Олаф с двумя десятками драконов пришел к берегам Шотландии и разорил многие прибрежные селения. Там его воины захватили немалую добычу. Гендальф, бывший в том походе, сочинил такую вису:
Жалких долин Хранителей
Поглотили Драконы Моря.
Дорогами Рыб пришли
Асы Металла.
Лучших Волков Приливов
Имеет бьеоркский ярл.
Ведьмы Брани у каждого стража
Вели послушно себя.
Крушители Бранных Рубашек
Немало здесь позабавились.
Нужно сказать, что никто из вражеских воинов не мог сравняться с воинами Удачливого. Берсерки убивали их играючи и забавлялись этим. Так, берсерк Дормунд с двумя мечами вырывался вперед во многих битвах и тщетно искал себе равных соперников. Всякого, кто попадался ему — в броне или в кольчуге, со щитом или без, с мечом, секирой, топором или с рогатиной, — он рассекал до пояса — мечи его пробивали кольчугу, броню и любую другую защиту. Врываясь в круг врагов, он всех их убивал, все ему было нипочем, даже стрелы и дротики отскакивали от него. И приходил он при этом в такое бешенство, что и свои бросались прочь, потому что он убивал всякого, кто попадался у него на пути. После битвы приходилось набрасывать на него сеть и вязать по рукам и ногам, но и тогда, связанный, пускал он пену, изрыгал проклятия и грыз землю. Таких берсерков, как Дормунд, у Олафа было предостаточно.
Кормчий Визард, управляя кораблем Удачливого, по–прежнему ругался на нынешние драконы ярла и твердил с большой горечью:
- Словно старые клячи, тащатся они по волнам, и любая грозит захлестнуть их, удивляюсь еще, как не прибрал эти деревяшки Эгир… Видно, они ему не нужны. Вот корабли Рунга Фергюнсона — славные птицы, от самой тяжелой добычи не оседали… И когда летели по волнам, словно расправляли крылья!
Олаф предпочитал не слушать своего кормчего. Он отправил драконы к берегам Франции и взял несколько прибрежных городов. Викинги ярла пускали через стены огненные стрелы, и огонь очень сильно им помогал. После того как пожар разгорался, они врывались в город и брали добычу. Когда волоком от реки до реки они тащили свои корабли, Визард продолжал упрямо твердить:
- Словно пушинки были корабли Рунга Корабельщика. Эти же — неподъемные камни: подгибаются ноги у силачей, когда пробуют их поднять на свои плечи.
Он сокрушался, что Рунг не строит теперь корабли, и почти все время ворчал.
Взяв большую добычу во Франции, Олаф решил остановиться на одном из островов Сены и обдумать, что делать дальше. На том острове его воины немного отдохнули. В то время Олаф узнал, что в Англии саксы собрали большое войско и флот и ждут не дождутся, когда он вновь появится у тамошних берегов. Торгиль Меченый и Хьяльти советовали ярлу не искушать судьбу. Со своей стороны, саксы решили пойти на хитрость и оставили приманкой селения па южном побережье; жители тех селении разводили на берегу костры, с тем чтобы привлечь внимание викингов. Корабли саксов прятались в заливах недалеко от тех мест, готовые отрезать пути к отступлению драконам Олафа, как только те пристанут к берегу. Прежде удавалось саксам так отбивать охоту у датчан, но не зря прозвали Олафа еще и Бесхвостой Лисой. Пристав к земле за много заливов от поджидавшего его флота, оставив корабли в надежном месте, за одну ночь с от рядом воинов ярл подкрался к селениям с суши. Бежали он и его люди налегке всю ночь, не взяв ни тяжелых щитов, ни кольчуг, — одни мечи и секиры были с ними. Утром ворвались они в самую середину вражеского лагеря и перебили многих, тех же, кто еще оставался, загнали на утес и там всех перерезали, как овец. Битву эту потом так и назвали: «резня на Овечьем Утесе». Затем принялись они искать добычу в селениях и сожгли там все дома, а женщин и детей, попадавшихся им, убивали, потому что были очень ожесточены. В церкви, которая там стояла, нашли много спрятанного золота и серебра и церковь сожгли вместе со священником и всеми теми, кто в ней прятался, — и вернулись к своим кораблям живыми и невредимыми, и очень гордились ярлом и его смекалкой. Торгильс Меченый и Хьяльти признали великую хитрость Олафа.
Саксы затем пытались их нагнать в море, но то оказалось безнадежным делом, так как корабли у саксов были очень тяжелые и неповоротливые. Олаф же здорово обогатился, и после того похода говорили, что его воины уже тогда сидели на золоте и серебре, — однако Удачливый не унялся. Следует добавить, что уже к тому времени одежда людей Олафа сделалась черной от чужой крови и были они настоящим проклятием в Англии и Шотландии; все их проклинали, боялись и пугали ими детей.
Олаф провел свои корабли в южные моря и напал на Италию. Там добычи набрали столь много — потому что население бежало и оставляло свои дома и имущество на всем побережье, — что случалось и такое: выкидывали прежде набранное и хватали более ценное. Говорили про тот поход, что драгоценные камни и монеты покрыли днища кораблей, воины Олафа ходили в золоте по колено. Среди добычи самого ярла ко всему прочему оказалась золотая цепь, а на ней крест, усыпанный драгоценными камнями. Не всякий мог ее носить, не сгибаясь под ее тяжестью. Для Удачливого же она была словно пушинка.
Сын Олафа, Рюрик, оставшийся дома, научился лазать по скалам с удивительной ловкостью и сноровкой: этой его ловкости очень многие поражались. Забирался он туда, куда никто до него не мог забраться — на самые отвесные скалы, — и набивал свою суму пухом, и часто, из озорства, разорял птичьи гнезда. Никто не мог с ним в этом сравняться.
Его матери доносили, что юный ярл наверняка понадобился богам, раз он не считается ни с какой опасностью. На это Астрид отвечала, как и подобает жене ярла:
— Бьеорк–фьорду нужен настоящий господин!
Между тем двое мальчишек, сыновья старого Торфинна с Бычьего Хутора, здорово разбились, когда однажды задумали полезть следом за ним, — и после этого никто уже не решался лазать по скалам вместе с Рюриком, он же был словно заговоренный. Он сам научился плавать — прыгал со скалы в море, нырял очень глубоко и долго не показывался на поверхности, пока те, кто находились с ним, не начинали волноваться; и их тревогам не было конца. Будучи девяти лет от роду, проплыл Рюрик Бьеорк–фьорд до самого моря. Женщины уверяли друг друга, что здесь, видно, не обошлось без заклятий Отмонда. Не иначе он так колдует, что все Рюрику нипочем. Недаром постоянно Отмонд околачивается в доме ярла.
Кузнец Свард, как и было заранее уговорено у него с Олафом, принялся ковать Рюрику меч. Свард считался лучшим кузнецом во всей округе, но нравом отличался независимым и не любил, когда его отвлекали от работы и без дела заглядывали к нему в кузню. Летом работал он с утра до вечера, прислуживал ему подмастерье, которого звали Скегги Немой. Еще ребенком Скегги во время грозы так испугался раската грома, что немного повредился в рассудке и с тех пор не произнес ни одного слова. Кузнец взял его к себе, потому что уж очень хотел этого отец Скегги — Кетиль Сухая Рука. Кетиль даже отдал кузнецу нескольких жирных овец — лишь бы тот присматривал за сынком и учил делу.
Когда Рюрик узнал, за какую работу взялся Свард, несмотря на то что затаил он на кузнеца обиду, все же не мог удержаться — любопытство его прямо–таки жгло. Свард же, заметив подглядывание, сказал, как бы ни к кому не обращаясь:
— Беда будет, если у будущего господина отрастет слишком длинный нос…
Рюрик не уходил и продолжал заглядывать. Свард тогда сказал:
- Впрочем, нос у него уже вырос! Не прищемить ли мне его своими щипцами?
Таким непочтением привел он Рюрика в настоящую ярость, никто с ним ранее так не общался. Позабыв о гордости, Рюрик ворвался к матери, не обращая внимания на людей, которые тогда находились в доме, — Астрид всем им давала указания. Она даже в лице не изменилась — она была уважаемой женщиной и настоящей женой такого знаменитого человека, как ярл Олаф, и умела держать себя в руках. Только после того как Астрид распорядилась со всеми, она повернулась к сыну. Она сказала, что сыну ярла не пристало трястись как в лихорадке. Рюрик в запальчивости крикнул:
