Антон Дубинин - История моей смерти
Овейн летом следующего года ездил в город по торговым делам и привез вести — Роланд тоже оставил Университет. Его отец, барон Хогарт, скончался, и Этельред увез моего друга домой. Больше всего меня поразило, что Роланд ко мне не заехал. Ведь ему было по пути! Должно быть, они остановились в монастыре. Я только надеялся, что им не повредили разбойники. Ходили слухи, что те вконец распоясались; я сам ни разу не имел шанса в этом убедиться, но сэр Руперт однажды попал в засаду и с трудом отбился, потеряв одного человека. Это как раз когда он ко мне ехал, помогать вершить суд. Сэр Руперт был ужасно зол, проклинал разбойников, грозился собрать ополчение и прочесать лес вдоль и поперек. Но Опасный Лес разве прочешешь! Вдоль дороги еще куда ни шло, а в чаще там шею сломишь. Сэр Руперт перед отъездом мне строго-настрого завещал ни за что в одиночку через лес не ездить. А то я мог бы — к Алисе наведаться… Он, ее отец, благосклонно смотрел на нашу дружбу — я понимал, что он не прочь с нами породниться; тогда дело стояло только за Алисиным согласием. Коему ничуть не поспособствовало бы, разорви меня на кусочки разбойники.
Так вот, эта история началась… Я в тот день особенно скучал по Роланду. Не видеть лучшего друга целый год — это нелегко! И ни одной весточки, хотя бы просто пары слов, что он жив-здоров и на меня не в обиде. Ведь он ко мне не заехал… И там еще этот Этельред, который меня терпеть не может… Отчего бы это так быстро умер Роландов отец? Я его видел, барона Орла, всего пару месяцев назад, и он казался здоровым и полным сил. Мой-то отец долго болел, прежде чем скончаться, уже с полгода как кашлял кровью. А барон Хогарт… Самые дикие идеи рождались у меня в голове. Уж не уморил ли его колдун и язычник Этельред? Всякий раз, как мы с оным встречались за четыре года, он не любил меня все больше. Не потому ли умер барон Хогарт, чтобы черный кастелян мог забрать моего друга в замок, подальше ото всех, и там владеть им в одиночестве? И зачем ему Роланд? И почему мой отец запрещал пускать Этельреда на порог?
Такие мрачные размышления вряд ли помогают хорошо сражаться. Поэтому наша с братом тренировка на заднем дворе обратилась для меня в крайне утомительное занятие. Рейнард быстро загонял меня, наставил синяков сквозь плохонькую кольчугу, и я держался только на чистом упрямстве — не подобает рыцарю быть битым рукой младшего брата! Солнце пекло не по-апрельски, плиты заднего дворика раскалились, глаза мне заливал пот.
— Ну что, довольно? — проговорил брат, задыхаясь, и оперся на меч. Голос у него из-под шлема звучал как из бочки. Он тоже выдохся — хотя, конечно, не так, как я. — Вижу, ты уже готов. Кончаем или еще сходка?
Спасение неожиданно явилось в лице сэра Овейна, который выбежал из-за угла дома, весь красный и смятенный, и бросился к нам, крича еще издалека.
Понимаете? Это я про сэра Овейна. Который никогда не бегал и не повышал голоса. Именно этот рыцарь с пышными усами выбежал, крича во весь голос.
Я так поразился, что даже забыл про брата и тренировку. Я начал сдирать с головы шлем, чтобы лучше слышать нашего кастеляна, но забыл снять железные перчатки и не смог подцепить ремешок. Сам сэр Овейн, добежав до нас наконец, освободил меня от шлема, и руки его дрожали.
— Войско, сэры, — сказал он хриплым голосом. — Идет прямо на нас. Двести человек или около того. Уже огибает соседний холм.
Я так и стоял с открытым ртом. Обращение «сэры» меня добило. Я знал риторику, поэтику и слегка — богословие, но понятия не имел, что делают с приближающимся войском в двести человек. Меня никто никогда не завоевывал. Двадцать один год — это много, да, но не в мирные времена.
Рей тем временем уже подбежал к нам, со шлемом в руках. Волосы его, темные от пота, облепили лоб, на щеках виднелись грязные потеки.
— Закрыть ворота, — распорядился брат. — Быстро послать гонца к сэру Руперту. Второго гонца — к войску, с вопросом, что им нужно.
— Уже сделано, сэр, — отозвался Овейн. — К Руперту поскакал Петер Косой, навстречу войску — Иов.
Рей кивнул, потирая виски. Потом спросил отрывисто:
— Сколько у нас человек?
Я здесь, похоже, был совсем лишний, хоть и владелец феода.
— С нами — пятнадцать, сэр. Считая конюха — старика, четырех женщин и мальчишку. Иова я посчитал. Петера — нет.
— Если они уже у холма, деревенских призвать не успеем, — Рей вгрызся в грязноватый ноготь, как всегда в минуты горьких раздумий. — Черт возьми! Так, пока не поздно, посылай мальчишку в монастырь. Если что-то серьезное, пусть пришлют священника, тот пригрозит им отлучением.
— Да, сэр, — и Овейн так же быстро умчался к людским строениям, а мы с братом остались стоять, как дураки. С тренировочным тупыми мечами в руках. Я за все это время не проронил еще ни слова.
— Пойдем глянем, — бросил Рей и тоже побежал — как был, пропотевший, в дырявой кольчуге. Я, конечно же, за ним. Мы вбежали в дом, бегом через прохладный рыцарский зал, на второй этаж, со второго — по винтовой лестнице, и в смотровую башню.
Она довольно высокая, тем более что дом наш стоит на холме. Здесь в военные времена караульный сидел ночь напролет, а потом разве что я на вакациях звездное небо изучал, чтобы астрономию не забыть. Мы взлетели по лесенке, отдуваясь и грохоча железом; старые перила так и стонали под нашими руками. И оттуда, обтекая потом и часто дыша, сверху вниз на фоне зеленого и синего мы увидели их.
Железная змея вытягивалась, кольцом огибая соседний холм. Кольчуги солдат ярко блестели на солнце — так же ярко, как синий металл реки вдалеке. Я никогда не видел столько солдат сразу! Первое, что я подумал — это как же им тяжко идти скорым маршем по такой жаре. Там были не только пешие, над сплошной железной массой возвышалось несколько всадников, сзади лошади тащили повозки с добром. Брат справа от меня тихо присвистнул. Я смотрел вниз слезящимися глазами, чувствуя себя очень глупым и беспомощным. Пока не увидел вдруг…
Было безветренно, а тут с реки налетел легкий ветерок. Он развернул белое полотнище, висевшее над войском, как высунутый от жары язык. Как будто язык решил нас подразнить! Знамя развернулось и заполоскалось на ветру, и я увидел герб на нем — летящего черного орла.
Я захохотал! Ух, как я засмеялся! Сердце мое стало легким-легким, руки и ноги — тоже, и я обнял своего брата, смеясь и смеясь. Рей слегка отстранился, думая, что я спятил. Тогда я объяснил ему, указывая вниз, чтобы брат тоже увидел.
— Это же Роланд! Видишь орла? Это Роланд с северных холмов! Мой лучший друг. Он все-таки пришел.
— И что ж ты думаешь, — Рей усмехнулся как-то одной стороной лица, — твой Роланд в гости к нам приехал с таким войском? Потому что давно не виделись?
Я медленно разжал объятия. Выражение лица брата вызывало у меня желание его ударить. Причем не по-дружески ткнуть в бок — а залепить ему хорошую пощечину.
— А что иное я должен думать о своем друге?
— Эрик, но рассуди здраво… — начал он холодным, чужим голосом. Если я когда-нибудь ненавидел своего брата, так это тогда. Я развернулся и бросился вниз, не желая его видеть. Я желал видеть одного Роланда. И только ускорил шаги, когда Рей загрохотал по ступенькам за мною вслед.
Сэр Овейн вовсю хлопотал у ворот. Там уже заперли все возможные засовы, спасибо сэру Руперту, что ворота успели укрепить. Слуги таскали лестницы, какие-то ведра, плакала женщина — мать мальчишки, которого Рей приказал отправить в монастырь. Привалясь к воротам, перед Овейном стоял Иов — тот самый молодой егерь, что ездил спрашивать у войска, чего им надобно. Он был бледный, лепетал и терся о бревна спиной, ерзая туда-обратно; кастелян перед ним вовсю мочалил ладонью усы, что являлось признаком сильнейшего гнева.
— Не мог я, сэр, это ж верная смерть! — отпирался егерь. — Ей-богу, едва меня завидели… Три стрелы, не меньше, вот вам крест! Еле ноги унес!
— Кто приказал стрелять?
— Ры… рыцарь… Он рукой махнул…
— Как он выглядел?
— Дак не знаю, сэр, он в шлеме был…
— Ты хочешь сказать, что даже не узнал, кто на нас идет?..
Из усов сэра Овейна вылетали щетинки. Я оттеснил кастеляна от бедняги егеря, у которого на лице смятение сменилось беспросветным ужасом.
— Сэр… Сэр Эрик, лорд…
Чтобы они в другое время ко мне так почтительно обращались! Я придал своему лицу то, что мне казалось выражением снисходительной уверенности, и сказал:
— Овейн, отстаньте от него. Это едет Роланд Черного Орла, мой друг. Все в порядке.
Овейна всего перекосило.
— То есть как это — в порядке? — и слова его проиллюстрировал своим взглядом бедный егерь.
— Да вот так. Никто на нас не нападает. Это мой друг Роланд едет в гости. Отмените все приготовления.
— Эрик, — медленно выговорил Овейн, (а где же сэр? Лорд и все прочее? Ну, вот, порадовали — и будет…) — Эрик, ты с ума сошел? В гости с войском не ходят. Я в своей жизни видел осады, Эрик. Если они не идут осаждать нас, то я глуп, как пучок редиски, и готов съесть свои сапоги. В Иова приказали стрелять. Это тебе не ясный ответ?
