Евгений Санин - Колесница Гелиоса
Теперь можно было и в цветочный ряд, покупать гирлянду для венков во время пира.
Самая скромная гирлянда из роз лежала перед молодой женщиной в стареньком пеплосе. Коротко остриженные волосы обозначали, что она носит траур по близкому человеку. Эвбулид мысленно разделил гирлянду на четыре части и, убедившись, что ее хватит, чтобы им с Квинтом дважды сменить венки, спросил:
— Сколько?
— Сколько будет не жалко достойному господину…
— А может, мне не жалко всего лишь обол? — усмехнулся Эвбулид.
— О, господин! Побойся гнева богов…
— Значит, два обола?
— Три… — чуть слышно прошептала женщина и робко взглянула на покупателя.
Эвбулид достал кошелек и упрекнул ее:
— Ты совсем не умеешь торговаться! Кто же так говорит: три… — передразнил он. — Надо говорить три! Твое счастье, что у меня сегодня большой праздник.
Он покосился на короткую прическу женщины и смущенно кашлянул:
— Прости, я радуюсь, а у тебя горе… Кто умер? Отец? Мать?
— Муж…
Рука Эвбулида дрогнула.
— Какое несчастье!
— Да, он полгода назад упал с лошади и разбился…
— И у тебя есть дети? — посочувствовал Эвбулид.
— Трое девочек…
— А твои родители?
— Они умерли. Давно…
— Как же вы живете одни?!
— Так и живем… Я покупаю розы, и мы все вместе плетем из них эти гирлянды. Плетем и плачем, потому что можем покупать все меньше роз, и с каждым разом наши гирлянды становятся все короче.
— Но ведь это ужасно… — пробормотал Эвбулид. — Как же вы будете жить дальше?
— Если б я знала! Еще месяц — и мне придется продать в рабство старшую дочь, а ей всего тринадцать лет… Иначе не выжить моим младшим деткам…
— Как это ужасно… — повторил Эвбулид.
— Что делать!.. Кому нужна в этом городе бедная вдова с ее несчастными детьми?
Женщина сквозь слезы взглянула на Эвбулида и протянула гирлянду:
— Ты добрый, и если хочешь хоть немного помочь мне, купи гирлянду за три обола…
Эвбулид вытряхнул на ладонь монеты и выбрал среди меди тетрадрахму:
— Вот тебе четыре… нет — восемь драхм! А это три обола детям на сладости. И не смей благодарить меня!
Стараясь не смотреть в глаза несчастной, он сам вложил в ее ладонь монеты, бережно уложил гирлянду в корзину, подставленную Арменом. И заторопился нанимать повара.
Полтора десятка наголо остриженных поваров поджидали богатых афинян в специальной части агоры. Некоторые подпоясали себя так, чтобы был виден выпирающий живот. Это, очевидно, значило: глядите, граждане, я — сыт, значит, умею вкусно готовить!
Но у Эвбулида была своя точка зрения на этот счет. Видя в таких поварах прежде всего обжор, которые непременно объедят и нанявшего их господина, он подошел к неприметному повару: в меру худому и в меру упитанному.
— Где ты обучался своему мастерству? — строго спросил он.
— В Сиракузах, господин! — щегольнул названием лучшей кулинарной школы повар.
— Гм-мм… Все вы говорите, что в Сиракузах! — проворчал Эвбулид. — А умеешь ли ты приготовлять миттлотос? Учти, у меня в гостях сегодня будет очень важный господин!
— Миттлотос? Это же очень просто! Берется мед, лучше всего горный, чеснок, протертый сыр, все смешивается — и миттлотос готов!
— А пирожки, которыми славится Аттика, печь умеешь?
— Обижаешь, господин!
— И соленые, и сладкие? — продолжал допытываться Эвбулид.
— Поверь, твой гость будет очень доволен!
— А кикеон?![17] Сумеешь ли ты удивить его, иноземца, настоящим эллинским кикеоном?
— Он будет благодарить богов, что впервые попробовал его в твоем доме!
— Если ты готовишь так же сладко, как и говоришь, то подойдешь мне! Сколько ты стоишь?
— Две драхмы в день, господин! — поклонился повар.
— Хорошо, получишь свои драхмы, если не обманешь, и не съешь сам больше, чем на обол!
Внимание Эвбулида привлек торговец диковинными животными, перед которым резво прыгали смешные обезьянки и живым букетом прохаживался распустивший огромный хвост павлин.
«А не купить ли мне эту птицу? Вот удивится Квинт и обрадуются дети! А что — куплю!» — решил он и обратился к повару:
— Сейчас я куплю павлина, и ты отправишься с ним ко мне домой!
— Мне можно относить продукты? — напомнил Армен, сгибаясь под тяжестью корзин.
— Нет! — ответил Эвбулид, подумав, что этот день должен быть праздничным и для Армена. — Сегодня я найму носильщиков. А ты пойдешь со мной на сомату[18]!
3. Купец из ПергамаНесмотря на то, что по пути на сомату Эвбулид задержался в винном ряду, где из множества сортов отобрал лучшие, завезенные с островов Фасоса и Хиоса, а потом с Арменом, который не знал куда девать непривычно свободные руки, заглянул к торговцам сладостями, когда они подошли к сомате, торговля рабами еще не началась.
Поглядеть на рабов, оценить привоз этого месяца было невозможно: их, ожидавших своей дальнейшей судьбы, закрывала плотная стена покупателей и зевак.
На ступеньках «камня продажи», так назывался высокий помост посреди соматы, были видны только глашатаи и агораномы. Глашатаи молчали, набираясь сил перед нелегкой работой. Агораномы смеялись и о чем-то спорили, бросая по сторонам цепкие взгляды.
Чтобы отвлечься, унять поднявшуюся во всем теле дрожь, Эвбулид отошел в край огороженной забором соматы, где торговали кандалами, наручниками для рабов и домашней утварью. Он подержал в руках привычные для каждого дома зеркала в виде плоских дисков. Приценился к старинным: массивным, с ручками, украшенными золотом и серебром, — такие бережно хранят даже в богатых домах и передают по наследству, как самую дорогую вещь.
У лавки невысокого скуластого купца с умными, насмешливыми глазами, спросил, сколько стоит ваза с вошедшим недавно в моду рельефом. Ваза была покрыта лаком тусклого, но приятно ласкающего глаза коричневатого цвета.
— Три драхмы! Нравится? — спросил купец и щелкнул ногтем по краешку вазы. — Какая тонкая работа, а? Обрати внимание: плечи и горлышко, как у двенадцатилетней красавицы! А роспись? Что скажешь об этой позолоте? А эти точечки? Разве ты найдешь что-нибудь подобное на своей агоре? Такими вазами можно украшать только дворцы правителей Египта и Понта, и, клянусь Никой, они радуют сегодня взоры царя Птолемея и Митридата Понтийского!
— Я куплю, но только в другой раз… — оглянулся на «камень продажи» Эвбулид.
Купец перехватил его взгляд и понимающе улыбнулся.
— Не нравится эта ваза? Тогда возьми мегарскую чашу — всего-то пять драхм! Беден тот дом, в котором нет таких чаш! Взгляни — эти фигурки людей и животных, словно живые! Посмотри, как напряжены их жилы, как безумны глаза… Или ты не любишь то, что рождено кистью живописца? Откровенно говоря, мне тоже больше нравятся скульптуры! Божественные, неповторимые линии… Что ты можешь сказать вот об этом сосуде?
Купец бережно взял в руки вазу в виде головы девочки-африканки.
Эвбулид равнодушно взглянул на покрытую мелкими завитушками волос голову, широкий плоский лоб, толстые, выпяченные вперед губы.
— Это работа моей собственной пергамской мастерской! — пояснил купец. — Я особенно горжусь ею, потому что образцом для вазы послужила небольшая статуя, которую я ваял со своей юной рабыни!
— Ты? Сам? — не поверил Эвбулид.
— А что тут такого? У нас в Пергаме даже царь занимается скульптурой! Он ваяет из воска. Если тебе посчастливится когда побывать в Пергаме, заходи в гости! Я покажу тебе свои работы, которые хвалил сам царь. Меня зовут Артемидор, и моя мастерская находится…
— Мне нравятся твои чаши и особенно эта ваза! — перебил купца Эвбулид.
В другой раз он с удовольствием послушал бы о царе, который вместо того, чтобы управлять государством, лепит из воска статуи. Но ему не давали покоя рабы, закрытые от глаз стеной покупателей, и он честно сказал:
— Только я пришел сюда покупать не посуду, а рабов. Скажи, ты видел их? Какие они?
Купец нахмурился и сразу потерял интерес к Эвбулиду.
— Мне некогда глазеть на рабов и даром терять с тобой время! — холодно заметил он. — Отойди в сторону, не закрывай мой товар!
— Пожалуйста! — сделал шаг в сторону Эвбулид, но купец неожиданно ухватил его за локоть:
— Вот если бы ты купил у меня что…
«Ах, хитрец! Все он знает…» — подумал Эвбулид, и ему почудилось, что даже глиняная девочка-негритянка смотрит на него с лукавой усмешкой.
— Хорошо, я, пожалуй, возьму вот это, — показал он пальцем на самую маленькую чашу с орнаментом. — И попрошу соседа написать на ней золотыми буквами… «Моему римскому другу — помни обо мне!»
— Это меняет дело! — снова стал любезным купец. — Хотя я лично предпочел бы иную надпись в адрес римлян. Не хочу обидеть твоего друга, но с тех пор, как у нас появились их ростовщики и всякие посланники, в Пергаме житья не стало ни нам, купцам, ни даже бедноте! Одни вельможи только и довольны. Но ничего, мы еще до них доберемся! — пообещал он. — Так каких тебе нужно рабов? Понятливых и выносливых из Сирии или угодливых и развращенных из Малой Азии? А может, жителей Египта? Базилевс Птолемей поставляет вам, в Грецию, своих светлых подданных для тяжелой работы, а чернокожих — как рабов для роскоши. Или тебе нужны отличные пастухи? Тогда радуйся, сегодня пришла большая партия рабов из Фракии.
