Станислав Гагарин - Память крови
Знатные озера в Мещере! У каждого свое крещеное имя: одни зовут Черными, другие — Белыми… А есть еще озеро Святое, есть Дубовое, Великое, Мартыново, Ивановское, Воймежное, Радовицкое, Гусевское, Свиношное, а есть и озеро Лебединое.
Великое множество на мещерских озерах и рыбы, и пролетной дичи, и раки здесь зимуют, и комарью раздолье. Но тем русского человека не удивишь, есть и в других землях озера, водится в них рыба, и птица кормится, а раки где на Руси не зимуют, и комарья тоже везде хватает… Нет, отличье Мещеры в другом. Великие тут имеются мшары, непроходимые топи, подсильные лишь лесному, мещерскому человеку, кой и принимал всегда под их защиту сбегавший от многих разорений рязанский люд с добрых земледельных окраин.
Нет у мшары ни конца, ни краю, о которых человек сказал бы: вот это мое, тут твердь, здесь нечистая хлябь, пристанище окаянных водяных и леших, карамор и береговиц, дурниц и болотников. С каждым летом нечисти в мшарах все меньше бывает, человек беспокоен, все лес рубит, под пахоту выжигает, шумлив больно. А исконный обитатель мшары, болотный народ, суеты не любит, а за беспокойство бывает и людям заботу какую учинит, напугать может до умору или до хитины[9] довесть.
Когда-то были мшары озерами, водилась в них и рыба. Да потеснила ее нечистая сила, перевела рыбу. Теперь человек наступает на мшару, идет себе да идет… Остановится, топор вынет — глянь, вот и изба стоит. Заступом помашет — канава готова, а по канаве той вода из мшары в Пру или Колпь уходит. Ушла вода, вот и мшары нет, а есть земля для хлебушка и огородной разности. Болотный народ то вглубь подается, то идет на мировую и селится к людям, покончив с пустой вольницей. А русский человек таков… Ты ему зла не делай, живи в согласье, так он и черта возьмет в сожители, поскольку считает: коль отошел от зла, значит, и имя у тебя иное, и сам ты теперь другой.
Но то все присказка, а главное впереди. Сказка, а может, и вправду было, только говорят мещеряки, что отчаянные головы, смельчаки, что решились пройти мшару посередине, видели деву Блазницу. А дева такой неописуемой красоты, от которой человек сердцем заходится. Глаз не может оторвать от Блазницы…
Рассказывали, что не каждому является дева Блазница. Ежели ты зло творил или задумал совершить его, завистлив, омех[10] какой, душой мелок, тогда не тщись повидаться с Блазницей. Выходит она на смотрины лишь к доброму человеку.
А какого возраста муж забредет во мшару да не побоится дойти до жилья Блазницы, то ей все равно. Она ведь хозяйка над болотным царством, внучка самого Деда Болотника, только норов у нее подобрей, нежели дедовский. Кого отметит — помолодеть заставит, попадет же к ней молодой — силы добавит, мудрости.
Повидать деву Блазницу можно лишь ночью. Зайдешь во мшару, и коль не попал в бесовские сети, в ямы береговиц не угодил, детей карамориных не испугался — тогда жди. Как полночь придет, затеплятся огоньки кругом. Это слуги Блазницовы идут. Слуг у нее много, и все веселые такие, озорные. Дева Блазница хоть сама и грустна постоянно, а пляски, шутки, забавы любит.
Огоньков все больше, больше, скоро совсем станет светло, будто полдень на открытом месте, тогда и появится Блазница. С виду она девка и девка, сарафан на ней зеленый, весь в блестках, подол так и сливается с остальной мшарой, будто растет из нее Блазница. А тело белое, волосы русые по спине и плечам разбросались, на голове венок из цветов незабудки и ягод земляники, а глаза синие-синие, будто само небо просвечивает.
Про все остальное простым человечьим языком и говорить невозможно. Словами красоту Блазницы не описать, таких красавиц и в сказках, поди, не бывает.
И вот стоит перед ней человек и не знает: счастье ему привалило, а может, беда. Видит, как грустна Блазница, и рвется у него из сердца желание сделать все, чтоб она улыбнулась. А Блазница молчит и глазами словно в душу ему смотрит.
— Что, что я могу сделать для тебя? — восклицает человек.
А дева Блазница не отвечает. Ведомо ей: от души ли спрашивают, а может, от страха или еще какого чувства. Если поверит дева Блазница, то улыбнется и в окружении озерных огоньков медленно уплывет во мшару. Вновь потемнеет, проклюнутся звезды, можно и возвращаться по ним домой. Болотные анчутки не тронут, коли сама внучка Деда Болотника улыбнулась… Потом будет жить человек, как прежде, растить детей или нянчить внуков, работать землю и валить лес. Разве что задумываться станет порой, и в неуловимом будет отличен от других. И станет сопутствовать ему удача во всех делах и починах, только в сердце навсегда останется некое беспокойство, и улыбка Блазницы никогда не забудется…
Глава шестая
ИСАДСКИЙ УБИЙЦА
Собирался Евпатий Коловрат в путь-дорогу на Черниговщину, когда Петров день миновал и справили рязанцы летний праздник — братчину. Верхушка лета прошла, кончились летошние хороводы и пляски, попили медовухи в хмельную ночь рязанцы, когда сооруженного из соломы Ярилу сжигают — повернуло, мол, лето к закату, пошло твое, Ярила, время к зимушке-зиме. Тут идет главная крестьянская работа: жатва, молотьба, хлопот полон рот, до Семенова дня хватит, до «бабьего» лета.
Трудились на полях земли Рязанской люди русские, а Евпатий Коловрат с малой дружиной и князем Ингварем Ингваревичем спешил к Быстрой Сосне: от реки начиналось княжество Черниговское.
Еще никто не ведал о злой силе, что готовилась навалиться на Русь. Убирали люди добрый урожай, приветливо встречали дружину младшего брата князя Рязанского и Коловрата, потчевали их чем бог послал. Вестники грядущего несчастья опускали глаза, томило сердце при виде не ведающих ни о чем земляков. До времени князь Юрий не разрешил беспокоить народ, считая татар еще далеко, ожидая вестей от Ивана, оставленного вместо Евпатия на рубеже. Иван доносил, что Бату-хан стал лагерем в Диком Поле, за Воронежем, но границу не перешел.
«Авось, и обойдется, — думал князь Юрий, — пронесет стороной…» Силы он тем временем собирал. Всех удельных князей созвал в Рязань, за подмогой отправил в Чернигов и во Владимир.
Пересекли Быструю Сосну, повстречали черниговский дозор. Головной воин дозора отправил в стольный град гонца о пожаловавших гостях к князю Мстиславу Глебовичу, путникам предложил отдохнуть в доме посадника в городке Елец, что стоял неподалеку от устья Быстрой Сосны.
Вечером, когда после доброго потчевания от щедрот посадниковых Евпатий и князь Ингварь остались вдвоем, Коловрат спросил:
— Слыхал я в Рязани, как сказывал половецкий перебежчик из орды, будто есть у Бату-хана толмач из русских, из рязанских земель человек. Он и ведет татаровье к нам, показывает путь-дорогу. Ужель такое возможно, князь Ингварь?
— Знаю про то, Коловрат. А еще передавал со своим посланцем сотник Иван, будто предатель тот княжьего рода. Ежель последнее верно, то, сдается, известен он мне.
— Кто же это?
— Братоубийца, печать на нем каинова… Князь Глеб Владимирович. Вот кто.
— Неужто он? — воскликнул Евпатий Коловрат. — Говорили, будто бежал Глеб к половцам, к хану Барчаку пристал, а потом и исчез вовсе. Ан вот где объявился.
Коловрат и князь Ингварь были мальчишками, когда двадцать лет назад в селе Исады свершилось неслыханное злодеяние. В 1216 году скончался последний из старших Глебовичей — князь Роман. Рязанские Владимировичи, братья Глеб и Константин, собрали в Исадах сход всех удельных князей, чтоб рассудить княжьи уделы. Большой пир устроили для собравшихся гостей Владимировичи в своем шатре. А до того времени князь Глеб стакнулся с ханом Барчаком, заручился его поддержкой.
Пошла по кругу братчина, и едва рязанские князья сделали по глотку, как ворвались в шатер люди Глеба и Константина, а также половцы — головорезы Барчака, перебили всех князей с их близкими. Извели каины и родного брата своего, Изяслава: он противился братоубийству. Убили они и двоюродных братьев: князя Кир Михаила, князей Ростислава и Святослава Святославовичей, Романа и Глеба Игоревичей. Уцелел от избиения лишь отец нынешнего князя Рязанского — Ингварь Игоревич. Предшественник Верилы, летописец рязанский Опака, в крещеном имени Андрей, записал тогда, в лето 6725 от сотворения мира[11], в Ильин день:
«Владимировичи првие убо они оклеветаша дядей своих и братью свою и много крови пролиаша, и убийство сотвориша, та же ныне второе умыслиша збити всю братию».
А Ингварю Игоревичу суждено было уберечься от участи сродников.
«Ингварь же не успе приехати к ним, не бе бо приспело еще время его…»
Вся земля Рязанская ополчилась на подлых злодеев. Князь Ингварь настиг убийц в верховьях реки Прони. Не помогла им и половецкая подмога Барчака. Константин в бою на Проне был убит, а разгромленный начисто Глеб «беглаша половци». И вот объявился каин в стане злейшего для Русской земли врага.
