Альфред Дагген - Деус Вульт!
Рожер с отцом прибыли в аббатство как раз к обеду. После трапезы они спустились в мастерскую отца-келаря, где послушник Одо чинил сеть, поскольку служил в монастыре ловчим. Одо оказался пожилым человеком, у которого не хватало левого уха и двух пальцев на левой руке. Он хорошо говорил по-французски, вставляя при случае итальянские слова. Как все отставные военные, он с удовольствием рассказывал о событиях свой жизни.
— В Италию я попал совсем мальчишкой, нанявшись на службу к графу Апулийскому, который тогда еще не был герцогом. Я мог бы рассказать многое, но вы хотите узнать про войну с греками, которая была совсем недавно — лет шестнадцать назад. Все началось так же, как сейчас: в их огромной столице, Константинополе, вспыхнуло восстание, и новый император сверг старого. У них такое бывает часто. Эти греки не хранят верность своим лордам, и клятва для них ничего не значит. Да и чего ждать от людей, не признающих папу римского и отколовшихся от истинной веры? В общем, старый император, Михаил, был другом нашего герцога Роберта. Вот герцог и решил, что это хороший предлог для вторжения. Мы двинулись в Византию, чтобы восстановить власть законного императора. Однако вы пришли слушать про страну и про войну, а не про то, кто правит этими еретиками. Что ж, эта огромная страна сплошь состоит из скал и гор, пики которых после дневного перехода не становятся ближе. Солнце палит нещадно, источников воды мало, а сама вода такая холодная, что у лошадей начинаются колики. Почва бедная, очень каменистая; обувь изнашивается за несколько дней, а лошади то и дело начинают хромать. Но вдруг среди пустошей встречаются поразительно огромные города из тесаного камня: каменные улицы, каменные дома, высокие крутые каменные стены с башнями… Но ничего стоящего в этих городах не осталось — слишком часто их грабили. Короче, мы высадились. Я забыл название этого места, но высадиться там можно всюду, где пожелаешь: у берега глубоко, и нет таких отливов, как здесь. Мы без труда захватывали эти города, потому что у их жителей не хватало сил защищать крепостные стены, но зажать страну в кулак нам так и не удалось. За нами по пятам шли банды наемников и вырезали отставших. Мы прошли эту землю из конца в конец, голодные люди на хромых лошадях, беря по дороге все, что попадалось, и герцог Роберт уже собрался возвращаться в Италию, но стоило ему отъехать от войска, как он умер. Командование принял его сын, юный граф Тарентский, прекрасный воин и щедрый вождь. Он махнул рукой на эту затею, и через шесть лет после высадки я вернулся в Италию с искалеченной рукой и без всякой добычи. Граф разрешил мне съездить повидаться с родными, но выяснилось, что родители мои умерли, а братья прозябают в нищете. Мне оставалось только уйти в монастырь. Так я и очутился здесь.
— Благодарю тебя, — сказал Осберт. — Жаль, что Византия совсем не так богата, как принято думать. А может, тебе просто не повезло? Наверняка где-то во владениях императора водятся денежки! Вот это мой сын. Он собрался в великое паломничество и хочет побольше узнать об опасностях, подстерегающих путников. Расскажи нам, как там воюют.
— Конечно, сир, он должен это знать, да вот описать трудновато. Племен там множество, и воюют они каждое на свой манер. Сами знаете, из греков воины никудышные, и всю работу за них выполняют наемники. Взять хоть алебардщиков из императорской стражи — они были одеты в кольчуги и воевали в пешем строю, как воины здешнего графа Гарольда [15].
— Я сам сражался при Гастингсе, — бросил Осберт. — Они дрались храбро, но рыцари вкупе с лучниками всегда одолеют пехоту.
— Значит, вы настоящий воин, сир, если участвовали в этой битве! Верно, мы, норманны, всегда били пеших. Среди этой стражи были и саксы — когда их изгнали из Англии, они пошли на службу к императору. Конечно, у нас были арбалеты, которых в ваше время не было: стрельба из них поплотнее, чем из луков. Рыцари, атакуя в конном строю, заставляли пехоту остановиться, а мы потом расстреливали ее играючи словно мишень. Но у греков были и другие воины — главным образом конные лучники. Среди них попадались и болгары, и турки, и половцы, и печенеги, и кого там только не было! Вот с ними иметь дело опасно. Конных лучников можно отогнать, но уничтожить их очень непросто.
— Я никогда не слышал о всадниках с луками, — вставил Рожер.
— Ты же видел Варенна и его лесников на охоте, — резко напомнил отец.
— Да, но их стрелы не убили бы человека, — стоял на своем Рожер. — Непохоже, что такая страна может быть опасной.
— И тем не менее это опасно, — возразил Одо. — Верно, их стрелы не так тяжелы, чтобы убить человека, особенно облаченного в доспехи. Но они могут попасть в ноги или в лицо, ранить лошадь…
— А что произошло, когда вы встретились с ними лицом к лицу? — заинтересовался Осберт.
— Вот что! — ответил послушник, поднимая обрубки пальцев к остатку уха. — Половцы, вооруженные острыми, легкими кривыми мечами, любят показывать свою удаль. Они налетают неизвестно откуда, а потом точно так же исчезают. Однажды мы, полсотни арбалетчиков и полдюжины рыцарей, возвращались к войску после набега на ближайшую деревню. Вдруг конный отряд половцев показался на вершине холма. Не успели мы взвести арбалеты, как они налетели на нас с поднятыми мечами. Но лошадки у них такие низкорослые, что мы не смогли бы на них ездить. Один всадник наскочил на меня и рубанул по голове. Я уклонился, и он отсек мне ухо. Тогда я левой рукой ухватился за его меч, а правой вынул нож и вонзил лошади под лопатку. Она отпрянула в сторону, а потом шестеро наших рыцарей прогнали их прочь. Им не выстоять против рыцарей в доспехах и их крупных боевых скакунов…
Брат Одо сообщил им не так уж много нового. Было ясно, что византийцев он видел только тогда, когда целился в них из своего арбалета, и спрашивать его об их привычках и обычаях бесполезно. Аббат тоже никогда не встречал человека, который побывал бы в Константинополе; лишь один монах-певчий признался, что ему довелось читать язвительные заметки епископа Льюпрандского, который был там немецким послом сто с лишним лет назад. Он писал, что это большой, могущественный город, в котором много золота, а больше певчий ничего не помнил.
По всей Англии рыцари готовились к походу. Однако было ясно, что выступить единым войском им не удастся. Король Вильгельм прекрасно понимал, сколь непрочна его власть, и ни за что не позволил бы воинам собраться вместе: это грозило новым мятежом. Поскольку в Англии не нашлось вождя, который пожелал бы возглавить паломников, они отправились через Ла-Манш каждый сам по себе.
Первого августа 1096 года, в день Святого Петра Винкульского, Рожер выехал из дому. Он и два его спутника дали обет паломников в церкви Бэтлского аббатства и в честь этого события впервые надели плащи с красными крестами на спине — символом пилигримов.
Лошади чувствовали себя превосходно. Жак, десятилетний боевой конь, был уже немолод, но зато хорошо объезжен. Он мчался прямо к намеченной цели без всякого вмешательства всадника, и можно было поручиться, что этот конь не понесет во время атаки: для рыцарского скакуна это было бы непростительно, а для его всадника — смертельно опасно. Это был крепкий и гладкий, красивый широкогрудый конь каурой масти, с белыми бабками и звездочкой, с длинным и гладким хвостом. Во время битвы этот хвост следовало подвязывать, чтобы какому-нибудь пехотинцу не пришло в голову, схватившись за него, удержать лошадь и перерезать ей подколенное сухожилие; но зато во время похода такой хвост был просто незаменим. На передних копытах у Жака красовались подковы, которые служили скорее оружием, нежели защищали от твердой почвы. Задние копыта подкованы не были. Жак мог вести за собой других лошадей, легко ладил с ними и отлично знал как своего всадника, так и слугу. Конечно, это был жеребец, а не мерин. Во время похода на него надевали узду и хорошо подбитое военное седло с полукруглыми щитками, спереди и с боков прикрывавшими бедра и талию всадника. Тяжелый пятифутовый треугольный щит свисал с седла, привязанный к нему крепкими ремнями; щит этот был сделан из кожи, натянутой на деревянную раму, середину его украшал железный умбон [16], а края — железная же оковка. Для левой руки он был чересчур тяжел, и во время боя основной вес его приходился на правое плечо, через которое перекидывался прикрепленный к нему длинный ремень; его можно было слегка поправлять держащей узду правой рукой. Достаточно длинный, щит закрывал владельца от шеи до левой лодыжки и предохранял от дротиков и стрел. Петр Фламандец, который вел коня, нес и восьмифутовое рыцарское копье с острым стальным наконечником. В те времена копья еще не использовали как грозный таран, выбивающий соперника из седла, а пытались поразить врага острием в уязвимое место.
Годрик вел в поводу вьючную лошадь. Крепкий девонширский конек нес на спине две обшитые кожей корзины, в которых хранилось выходное платье всех троих и запас чистого белья для Рожера. Поверх вьюка был прикреплен легкий деревянный крест высотой со взрослого мужчину. Перекладины креста были продеты в рукава кольчуги, а оберк и шлем висели на его маковке. Годрик же нес сумки с провизией и остатками еды, но нужно было следить в оба, чтобы он не взгромоздил их на лошадь или, еще того пуще, не взгромоздился на него сам.
