Эйдзи Ёсикава - Честь самурая
На какое-то время он провалился в сон и пробудился от собственного похрапывания. День тянулся невероятно долго. Изнывая от скуки, он уставился на разбитую курильницу. По днищу сосуда мелкими буквами шла надпись: «Неизменно служи Добру. Городаю».
Городаю был гончаром. Ближайшая деревня Сэто, собственно говоря, и вся округа славились своими гончарами. Раньше Хиёси не было дела до этого ремесла, но сейчас, разглядывая расписные черепки сосуда, он размечтался.
Любопытно, где все это находится? Высокие горы и каменные мосты, башни и люди, одежда и лодки, каких он никогда не видел в родных местах, были нарисованы синим на белом фарфоре. «Что это за страна?» — задумался он. Разве можно оставить без ответа такой вопрос. Он был смышленым и любознательным мальчиком, и ему не терпелось раскрыть секрет рисунка. Незнание должно восполниться фантазией.
Неужели и правда где-то есть такая страна?
И пока он терялся в догадках, что-то мелькнуло у него в голове — нечто такое, о чем он читал или слышал, но уже позабыл. Хиёси сосредоточенно думал.
Китай! Вот что! Это же Китай!
Он обрадовался, что память не подвела его. Глядя на расписной фарфор, он мысленно перенесся в Китай.
Долгий день подошел к концу. Монахи вернулись с пожертвованиями. Они полагали, что найдут Хиёси заплаканным, но он радостно ухмылялся.
— Любые наказания ему нипочем. Нам не справиться с этим сорванцом. Лучше отослать его назад к родителям.
Тем же вечером один монах, покормив мальчика, повел его в долину к дому Като Дандзё. Хозяин лежал на татами, а рядом горел светильник. Он был самураем и привык сражаться с утра до ночи. В редкие дни отдыха он не находил себе места от пустого времяпрепровождения. Успокоение и расслабленность крайне опасны — к ним очень легко пристраститься.
— Оэцу!
— Да? — донесся из кухни голос жены.
— Посмотри, кто к нам стучится!
— Может, опять ежи топают?
— Нет, кто-то в ворота стучит.
Вытерев руки, Оэцу вышла и тут же вернулась.
— Монах из Комёдзи. Он привел Хиёси. — Тень недовольства пробежала по ее молодому лицу.
— Ага, — сказал Дандзё, ожидавший чего-то в этом роде, и рассмеялся. — Похоже, Обезьяну выгнали взашей.
Дандзё выслушал подробный рассказ монаха о случившемся. Дандзё платил за обучение Хиёси, поэтому ему пришлось извиниться и взять на себя ответственность за мальчика.
— Коли из него не получится монаха, ничего не поделаешь. Отправим его домой в Накамуру. Вы не обязаны держать его в храме. Сожалею, что он доставил всем столько хлопот.
— Пожалуйста, сообщите всю правду его родителям, — попросил монах.
В обратный путь он зашагал веселее, словно сбросил с плеч тяжелую ношу. Хиёси остался один. Он с любопытством огляделся по сторонам, гадая, в чей дом попал. По дороге в храм он не заходил к Дандзё, да ему и не сказали, что его родственники живут по соседству.
— Ну что, парень, ты уже ужинал? — с улыбкой спросил Дандзё.
Хиёси покачал головой.
— Вот рисовые колобки. Угощайся!
Набив рот, Хиёси осмотрелся и заметил копье, висевшее над входом, и кожаные доспехи, а затем изучающе уставился на Дандзё.
А тот тем временем размышлял: «Неужели Хиёси и впрямь ни на что не годен?» Ему мальчик не показался глупым. Он прямо посмотрел в глаза гостя, но тот не отвернулся и не потупился. Ничто в нем не говорило о недостатке ума. И он дружелюбно улыбался Дандзё.
Наконец Дандзё, выиграв игру в гляделки, расхохотался:
— А ты подрос! Помнишь меня, Хиёси?
В памяти Хиёси всплыл туманный образ самурая, который четыре года назад положил ему руку на голову.
Дандзё, как это было заведено у самураев, ночевал обычно в замке Киёсу или на ратном поле. Изредка ему удавалось побыть дома с женой. Вчера он неожиданно приехал домой, а уже завтра ему предстоял путь в Киёсу. Оэцу не знала, сколько месяцев ей придется ждать новой встречи с мужем.
«Злополучный ребенок», — подумала Оэцу. Прибытие Хиёси оказалось весьма некстати. Она в растерянности глядела на мальчика. О чем только думают ее родные? И неужели это действительно ее племянник?
Она услышала пронзительный голос Хиёси из комнаты мужа:
— Это ты был тогда на берегу реки! С отрядом самураев! На коне!
— А, вспомнил?
— Конечно! — И он продолжил уже смелее: — Выходит, мы с тобой родственники. Ты помолвлен с младшей сестрой моей матери.
Оэцу со служанкой отправились за подносами. Оэцу раздраженно прислушивалась к речи племянника, говорящего по-деревенски громко. Раздвинув фусума, она позвала мужа:
— Обед готов.
Дандзё и мальчик в тот момент мерились силой на руках. Лицо Хиёси налилось краской, тело напряглось. Дандзё тоже был увлечен поединком, как ребенок.
— Обед? — рассеянно переспросил он.
— Стынет ведь.
— Ну, так поешь сама. Этот мальчуган — крепыш. Мы славно забавляемся. Ха-ха-ха! Да, чудный малый!
Дандзё, покоренный непосредственностью Хиёси, с головой ушел в игру. Хиёси, умевший подружиться с кем угодно, разве что не таскал дядюшку за нос. От состязания на руках они перешли к фигурам на пальцах, потом стали передразнивать друг друга. Детские шалости продолжались, пока Дандзё не нахохотался до слез.
На следующий день, перед отъездом в замок, Дандзё, к явному неудовольствию жены, предложил:
— Слушай, если его родители не против, может, оставим Хиёси у нас? Не думаю, что от него будет прок, но он забавнее домашней обезьянки.
Оэцу решила отговорить его. У садовых ворот она сказала мужу:
— Нет. Зачем докучать твоей матери. Пустая затея.
— Ну, как знаешь.
Оэцу понимала, что стоит мужу уехать из дому, как все его мысли сразу же поглощаются службой и бесконечными битвами. «Вернется ли он живым? — подумала она. — Почему для мужчины так важно прославиться?» Оэцу провожала его взглядом, грустно представляя долгие месяцы одиночества. Закончив дела по дому, она повела Хиёси в Накамуру.
— Доброе утро, госпожа, — приветствовал Оэцу встретившийся по дороге путник.
Он походил на купца, владеющего большим делом. На нем была накидка из дорогой ткани, кожаные таби с узором из цветков вишни, за поясом короткий меч. Добродушный на вид человек, лет сорока.
— Вы жена господина Като, верно? Куда держите путь?
— К сестре, в Накамуру. Веду домой этого мальчика. — На всякий случай она покрепче сжала руку Хиёси.
— Ах, этого молодого господина! Это его выгнали из Комёдзи?
— А вы уже знаете?
— Ну разумеется. Я, собственно говоря, как раз из храма возвращаюсь.
Хиёси тревожно огляделся по сторонам. Его никогда не называли молодым господином. От стыда за выходки в храме он покраснел.
— Неужели вы ходили в храм из-за него?
— Да. Монахи сами явились ко мне с извинениями за то, что курильница, которую я пожертвовал храму, разбита.
— И конечно, разбил ее этот дьяволенок!
— Ну что вы, не стоит так говорить. С любым может случиться.
— Говорят, что это редкая и прекрасная вещь.
— Самое обидное, что это творение рук Городаю, которого я сопровождал в путешествии в страну Мин.
— Кажется, его еще называли Сёндзуй.
— Да. Несколько лет назад он скончался от болезни. После его смерти было изготовлено много всевозможной утвари из сине-белого фарфора с печатью «Сделано Сёндзуем Городаю», но все это подделки, жалкие подражания. Единственный мастер, побывавший в стране Мин и освоивший искусство тамошних гончаров, обретает, увы, в ином мире.
— Я слышала, что вы усыновили его сына Офуку.
— Верно. Дети дразнят его китайчонком. В последнее время он вовсе не выходит на улицу.
Купец внимательно посмотрел на Хиёси. А тот, неожиданно услыхав имя Офуку, гадал, что у важного господина на уме.
— Знаете ли, — продолжил купец, — Хиёси, оказывается, единственный, кто всегда защищал Офуку, поэтому, услышав о печальном происшествии в храме, он попросил меня вмешаться. Выяснилось, однако, что мальчик натворил и много других шалостей. Монахи рассказали о его дурном поведении и отказались принять его обратно, несмотря на мои уговоры. — Грудь купца заходила ходуном от зычного хохота. — Решать, конечно, его родителям, но если они надумают отдать его еще куда-нибудь, я с радостью помогу, если мой дом и мое дело покажутся им подходящими, он, по крайней мере, подает надежды.
Вежливо попрощавшись, купец пошел своей дорогой. Ухватившись за рукав Оэцу, Хиёси несколько раз посмотрел ему вслед:
— Скажите мне, тетушка, кто этот человек?
— Его зовут Сутэдзиро. Он владеет гончарными мастерскими в нескольких княжествах.
Некоторое время они шли молча.
— А страна Мин, это где? — внезапно спросил Хиёси, продолжая размышлять над услышанным.
— Это Китай.
