Жорж Бордонов - Атланты
— Я никогда не была в Тартессе.
— Он был построен по схеме Посейдониса с круговыми укреплениями. Расположен на берегу широкой и глубокой реки. Ее долина плодородна, она окружена высокими горами. Город процветает благодаря торговле золотом, оловом, пряностями и жемчугом с Востока…
— Его губернатор, наш господин, — продолжал второй атлант, — враждует с некоторыми местными богатыми семействами, желающими завладеть властью. Твой приезд положит конец этим распрям и предотвратит распад Иберии.
— Ему тридцать лет…
— Тридцать лет, — повторила она с улыбкой, впервые осветившей ее лицо с тех пор, как она прибыла в эту деревню.
— Его дворец станет твоим дворцом. Ты будешь желанной и почетной гостьей. Нет никакого сомнения в том, что Тартесс и подчиненные ему земли сразу же признают тебя императрицей. Власть нашего губернатора померкнет перед твоим могуществом; он мечтает лишь о чести облобызать твои ноги.
— Как и мы все!
— В свободное время он музицирует и пишет фрески.
— Ему нет равных, — добавил второй, — в управлении на арене колесницей, запряженной восьмеркой лошадей! Никто, даже самые известные колесничие Иберии, не могут тягаться с ним на скачках.
— Но только ты, свет очей наших, только присутствие твоей августейшей персоны может укрепить его власть. Он говорил: «Гром небесный, морские силы могут уничтожить целые народы и царства, но не августейшее семейство. Если вы найдете принца Доримаса, подарите ему этих коней…»
— Я ведь уже сказала, что принц умер.
— …А если это будет славная принцесса Дора, пусть она соблаговолит принять от моего имени несколько ничтожных шкатулок с драгоценностями, благовониями и тканями, недостойными ее. И да заступятся за меня ваши языки перед ее великолепием!..
— Известно ли ему, что случилось с Атлантидой?
— Наши разведывательные суда — в твоей власти, досточтимая принцесса, Тартесс станет повелителем морей, и перед его могуществом померкнет даже воспоминание о Посейдонисе! Итак, наши суда, как я говорил, исследовали место, где раньше находилась Атлантида. Там из воды выступают лишь вершины самых высоких гор, они пусты. Все остальное затоплено водой. Но, повторяю еще раз, сохранился Тартесс и вся Иберия с частью Этрурии.
У того, который говорил больше, были толстые губы, большие глаза и курчавые волосы, как у Нода.
— Каково твое решение, принцесса?
— Да будет Тартесс новой столицей империи атлантов, и да затмит его красота красоту Посейдониса!
— Принцесса, наша царица и повелительница с сегодняшнего прекрасного дня, дары, о которых я говорил тебе, — знак нашей преданности, — находятся во владениях царя Граллона, там же и наши товарищи. Я надеюсь, что при помощи этого властителя-дикаря мы восстановим наши морские пути в края, богатые металлами. Когда ты пожелаешь отправиться в путь?
— Немедленно.
Гальдар слушал, скрестив руки на груди, по своей странной привычке, но не мог унять дрожь.
— Собери чернокожих охранников, — сказала она ему.
— Это не составит труда.
— Что же касается корабля, спасенного по воле Посейдона, — вновь заговорил курчавый, — то я советую тебе уничтожить его, чтобы эти варвары не завладели им и не построили себе такой же.
— Нет! — ответил Гальдар.
— Ну, ладно, пусть он идет к Тартессу морем, — примирительно усмехнувшись, молвил тот.
— Принцесса, твои стражи последуют за тобой, поскольку они принадлежат тебе. Но твой покорный слуга, Ош и трое матросов — свободные люди.
— Ты потерял разум?
— Они просят тебя в награду за добрую и верную службу отдать им этот корабль. Он не имеет никакой ценности, он, как и мы, утомлен странствием.
— Но зачем он вам? Он ведь не на ходу.
— Мы поищем другого пристанища.
— Гальдар!
— Зачем лгать друг другу?
Один из послов прервал его:
— Досточтимая царица, не только этот корабль выстоял во время того ужасного урагана. Многие из твоих сановников и судовладельцев из Посейдониса нашли пристанище в Тартессе со своими семьями и богатствами. Они не перепутали Иберию с этими дикими кельтскими берегами. Правда, у них был отборный экипаж и опытные капитаны.
Гальдар не принял вызова. Он чувствовал себя слишком уставшим. Им овладела безысходная печаль. Минуту спустя — слишком поздно! — Дора прошептала:
— Почему у тебя такое лицо? Ты же знаешь, что ничего не изменилось.
И тут же вслух она сказала:
— Хорошо еще, что нам удалось спасти царские регалии!
Он пожал плечами. И тогда она вспыхнула:
— Тебя оскорбляет, что я счастлива? Счастье так близко, а ты бежишь от него. Тебе хорошо, лишь когда всем плохо?
— Мне хорошо, лишь когда торжествует правда. Выбирай между золотом и мной.
— Поторопись-ка уложить эти сундуки!
— Выбирай!
— Не сходи с ума. Жить с Ориком и этими рогатыми идиотами?!
— Мы отправимся в путь… но в разные стороны. Ты — к славе и любимому образу жизни. Я — в море.
— Как хочешь.
— Дора, если бы ты захотела, если ты захочешь… Но есть этот губернатор, который щиплет лютню, правит скаковыми лошадьми и торгует всем, даже собственной душой, — как истинный атлант! Идеальный супруг для королевы! К тому же ему тридцать лет. Возраст — большая сила!
— Довольно!
Он повернулся к ней спиной и пошел прочь.
— Гальдар! Прими хотя бы немного золота… в знак памяти.
Он не ответил. Он уходил в своих черных доспехах, со склоненной головой. Никто не видел, как катились по его лицу горячие слезы. Сторожам он просто сказал:
— Собирайте свое обмундирование и пожитки. Ваша повелительница вновь обрела царство. Вы поедете с ней.
Они безмолвно повиновались.
Когда Дора со своим эскортом и двумя посланниками покидала деревню, все ее жители вышли посмотреть на это зрелище. Орик протянул Гальдару лук.
— Убей ее. Так велит закон. Иначе ты потеряешь право носить оружие.
Гальдар указал на корабль:
— Я действительно недостоин жить среди вас: я тоже ухожу.
— За ней? Ты пес или мужчина? Куда ты пойдешь?
— Не ведаю.
6
Оша, предпочитавшего море всем земным возлюбленным, охватила странная дрожь, когда корабль, выйдя из затопленной долины, заскользил грудью по лезвиям волн. Ему не помогало даже то, что он столько лет провел гребцом, «пропахивая» море, и столько пережил за эти годы. Он не мог унять беспричинный озноб. А ведь эти волны были лишь мирным дыханием старого Океана! Его хваленая страсть к морю не способствовала душевному равновесию. Вместо радостного ощущения, на которое он настроился («Друзья, наконец-то мы вышли в открытое море; жизнь прекрасна, когда под ногами чувствуешь отличное судно!»), его охватило смутное предчувствие, сковавшее все тело цепями суеверного страха. Странное дело: три его товарища по плаванию ощущали то же самое; тяжелое путешествие не укрепило их; напротив, оно пробило в их душах бреши, через которые в них вошли непреодолимые страхи и подозрения, осмеянные ими самими еще час назад. Они уже спаслись один раз, но у них внезапно возникло такое чувство, будто они снова кидаются в эту пропасть, но теперь уже безвозвратно.
Лишь Гальдар был уверен в себе, во всяком случае, избавлен от этих страхов. Он держал кормовой руль и всматривался в пустые дали.
Ни паруса, ни клочка земли, только морская гладь, поднимающаяся и опускающаяся в бесконечном ритме, оживляемая легким кружевом пены и желто-мраморными вкраплениями ракушек, силой вырванных из густых зарослей себе подобных, тянущихся в самых глубинах Океана. Небо было окрашено цветными полинявшими пятнами, налезающими друг на друга, а сквозь них просвечивал бледный диск истощенного солнца.
Чайки долго и беспорядочно летели за кораблем, провожая, его криками. Но теперь он продолжал свой путь по водной пустыне в гордом одиночестве, плыл черным пятном по этому колышущемуся покрывалу, собирающемуся в складки, и вплоть до ажурной линии горизонта бежали по нему неверные тени. Цветные пятна облаков плыли над ними. Корабль рассекал их светлым отсветом своего паруса. Посреди этой бесконечности он был похож на что-то неуместное и смешное, как какая-то жалкая, никому не интересная, забытая вещь! Тишина, нависшая кругом, была ни с чем не сравнима по своей весомости и угрозе, скрытой в гудящих порывах ветра и шуме разрываемых форштевнем волн.
Гальдар казался счастливым, но он не был счастлив. Слишком сильное унижение пережил он перед отплытием, чтобы так быстро оправиться от него, и без конца вспоминал подробности всего пережитого.
Несмотря на оказанные им услуги и сделанные подарки, он отправился в путь под улюлюканье Орика и его тупых воинов. Улюлюканье перешло в вой, издавая который многие из жителей деревни извивались в насмешливом танце, что вызывало общий хохот. А ветер уже надул паруса, и корабль заскользил по озеру.
