Рангея Рагхав - Гибель великого города
— Открыто, — ответил мужской голос.
Нилуфар вошла. Она тщательно заперла дверь и зажгла лампу. Поэт сидел на постели и о чем-то сосредоточенно размышлял. Улыбаясь, египтянка подсела к нему.
— О чем ты думаешь? — спросила она, выкладывая бананы.
— Ни о чем.
— Почему не зажег лампу?
Мне хорошо было в темноте.
— А дверь почему открыта?
— Тебя же не было.
— Разве ты не мог закрыть дверь? А если бы пришел кто-нибудь чужой? — рассердилась Нилуфар.
— Никто, кроме Нилуфар, не придет сюда, — спокойно ответил поэт.
Только сейчас он заметил бананы.
— Откуда ты их взяла? Хорошие бананы.
— Да нет, не очень хорошие.
— Зато наша Нилуфар очень хорошая. Она покупает на рынке товары, ничего не платя за них.
Нилуфар радостно засмеялась и рассказала поэту обо всем, что видела в городе. Потом они принялись уничтожать бананы.
Вдруг за дверью чей-то женский голос произнес:
— Мать!
Нилуфар и поэт переглянулись.
— Мать! — снова позвал голос.
— Кто там? — спросил Виллибхиттур.
— Подайте что-нибудь…
— Проходи, проходи, нет у нас ничего, — ответила Нилуфар, очищая банан.
За дверью застонали. Не выдержав, Виллибхиттур открыл дверь.
— Нет, не т-ы… — забормотала нищенка, испуганно попятившись назад. — Нет, не ты… Ты тоже мужчина… Голодные волки!..
— Что с тобой? — спросила женщину Нилуфар. — Чего ты так испугалась?
— Ты? Ты женщина? — обрадовалась та.
Нилуфар поднесла лампу ближе, чтобы осветить лицо незнакомки.
— Чандра? — поразился Виллибхиттур.
Девушка опустилась на землю. Видимо, она не в силах была стоять.
— Кто ты?.
— Я Виллибхиттур, поэт.
— Виллибхиттур! — повторила она и потеряла сознание.
Юноша смотрел на нее в растерянности.
— Подними же ее! — сказала Нилуфар.
Виллибхиттур поднял царевну и внес в дом. Побрызгав водой на лицо, они привели ее в чувство. Выпив воды, Чандра схватилась за столб, подпирающий потолок, и с трудом приподнялась.
— Тебе лучше, царевна? — спросил поэт.
— Царевна? Не произноси этого слова, поэт. Я его ненавижу!
Чандра заплакала.
— Так это ты — царевна Киката? — засмеялась Нилуфар.
Ее смех задел Чандру. Она вытерла слезы.
— А почему ты боишься мужчин? — поинтересовалась Нилуфар.
— Они… Они очень дурные… И в городе…
Она замолчала.
— Но почему? Не все же плохие. Поэт очень хороший!
— Я просила у них еды, а они… — Чандра запнулась.
— А они требовали платы? — закончила за нее Нилуфар.
— Да.
— Ну и что же? Ведь и твой отец навязывал рабство тому, кто просил есть, не так ли? А сколько женщин было у него? Ты когда-нибудь сочувствовала им? Тебя тревожила только собственная судьба! До сих пор ты шла по пути, который расчищают другие, а теперь колючки вонзаются тебе в ноги… Ну, и ты уступала их желаниям?
— А что же делать?
Чандра опустила голову.
— Почему же ты не умерла?
Чандре не нравился этот разговор. Она сердито взглянула на Нилуфар и ничего не ответила. Но та но отступалась:
— Конечно, расстаться с жизнью — трудное дело… Скажи, а ты получала от этого удовольствие?
Поэт с укором воскликнул:
— Нилуфар!
— Тише! Нас могут услышать. Почему бы мне не спросить? Я-то ведь знаю, сколько времени нужно дать мужчине, чтобы самой получить удовольствие. И в какой момент требовать от него вознаграждения…
Засмеявшись, она принесла чашу с едой и поставила ее перед Чандрой.
— Ешь, царевна!
Девушка вопросительно взглянула на Виллибхиттура. Поэт понял ее состояние.
— Как ты жестока, Нилуфар! Ешь, Чандра! — ласково сказал он.
Та со страхом посмотрела на Нилуфар.
— Ну хорошо, хорошо, — засмеялась египтянка, — ты не царевна, ты Чандра. Так?
Чандра принялась за еду.
— Блюда у нас не очень изысканные, — сказала Нилуфар. — Чуточку риса да немного крокодильего мяса — вот и все, что мы достали. Мы слишком бедны для другого. Ешь, ешь! Ты, наверное, раньше и не знала, что можно есть такое? Ну ладно, ладно, оставим это… Было время, и я видела самые лучшие кушанья… А если тебе не будут подавать, ты что же — останешься голодной? Как же еще тебе кормиться? Где ты добудешь пищу? — Нилуфар снова стало смешно. Покачав головой, она презрительно сказала: — Каков мир! Царевне приходите продавать себя за два зернышка! Ну что Чандра? Наверное мужчины тебе говорят, что ты еще молода и красива? А?
Чандра, не поднимая глаз, продолжала есть. Поэт выразительно посмотрел на Нилуфар. Та ушла в глубь комнаты и стала переодеваться, чуть слышно напевая.
— Поэт! — позвала она. — Скажи Чандре, что я не юноша, а женщина. Пусть она этого не забывает…
— Виллибхиттур! Кто она тебе? — тихо спросила Чандра.
Поэт не успел ответить, как из глубины комнаты донеслось:
— А тебе что? Не хочешь ли ты стать его женой? Не сбивай его с пути. Ты же сама выгнала его из своей страны, не так ли? Я жена этого глупца, жена.
Поэт, рассерженный, направился к Нилуфар, чтобы унять ее. Она не старалась чем-нибудь прикрыться, и поэт увидел в слабом свете лампы сказочно прекрасное тело. Вся его решительность исчезла сама собой.
— Разве я сказала неправду? — спросила Нилуфар.
— Да, неправду.
— Пусть так. Значит, ты все ещё хочешь быть глупцом?
— Думай что хочешь.
Поэт опустил голову.
— Возгордился? Могу я спросить почему?
— Я не понимаю тебя.
— Будь ты таким умным, каким считаешь себя, разве ты очутился бы в таком положении?
— Что нашло на тебя сегодня? — закричал поэт. — Что с тобой происходит? Ты забыла, наверное, что я мужчина?
Нилуфар засмеялась и ласково взглянула на Виллибхиттура. Но тот даже не смотрел на нее. Она рассердилась.
— Я ведь не человек, — в тихой ярости говорила египтянка. — Чего же мне стыдиться? Разве животные знают стыд? Я не помню ни своего отца, ни матери. Чему меня могли научить чужие люди?! Когда мое тело приходилось по вкусу какому-нибудь сладострастнику, я оказывалась перед ним именно в таком виде. Таков мои путь в жизни. Что у меня есть? Ни богатства, ни рода, ни прав, ни власти. Я — это мое тело. Все ценили только его, и даже сегодня я получу лишь то, чего оно стоит. Ты, видно, забыл, что перед тобой не возлюбленная Манибандха, а его рабыня, которая продается на рынках…
Египтянку охватила дрожь. Казалось, вот-вот она потеряет сознание. Поэт привлек ее к себе. Прижавшись к его груди, Нилуфар дала волю слезам.
Рабство!!!
Как оно беспощадно! Рядом с болью Нилуфар все другое не стоит внимания. Виллибхиттур, вдруг внезапно осознавший всю бездну страданий египтянки, беспомощно гладил ее голову.
— Ты не подумал обо мне плохо, поэт? — тихо спросила Нилуфар, перестав плакать.
— Нет, нет, Нилуфар! Теперь я знаю твое сердце.
— Однажды ты насмеялся надо мной.
— Тогда ты была наложницей Манибандха. Ныне же я ощутил твою боль и сложу о ней песню.
— Правда? — заулыбалась Нилуфар. Лицо ее было мокрым от слез.
Поэт кивнул головой.
— Какой ты хороший! — Нилуфар положила свою голову на плечо поэта. — Ты очень хороший, Виллибхиттур! Ты не человек, ты бог! Не надо только песен обо мне! Не надо! Люди услышат и будут смеяться. Разве слагают песни для рабынь?
Эти страшные своей правдой слова прозвучали для поэта словно звон печального колокола. Он порывисто привлек к себе Нилуфар, как бы защищая ее от враждебного мира, темные силы которого, казалось, стеной поднялись вокруг них.
— Теперь ты не боишься? — тихо спросил Виллибхиттур.
— Нет! — Нилуфар еще крепче прижалась к нему.
Поэт никогда не подозревал, что может быть таким сильным. Доверчивое прикосновение страдающей женщины наполнило его душу жгучей ненавистью к миру, миру притеснителей, и впервые он почувствовал себя способным на подвиг. Любовь к человеку — вот что должно быть главным в жизни!..
— Отныне я твой защитник, Нилуфар! — взволнованно сказал поэт. — Отныне ты моя!..
Помолчав, он сказал снова:
— Я не твой и ты не моя. И мы оба ничьи. Но я буду защищать тебя, потому что они хотят надругаться над тобой!..
Впервые в жизни Нилуфар слышала слова, которые делают женщину счастливой. Она встретила того, кого давно ждала, кто был ей так нужен. Она стояла, прижавшись к поэту, как лиана, обвившаяся вокруг ствола дерева. Сейчас она не задумывалась о том, довольно ли в поэте сил, чтобы стать ее надежным защитником и покровителем.
Наступила ночь. В небе разлился слабый лунный блеск, зажглись звезды. Всюду легли глубокие ночные тени. На землю опустилась тишина. Виллибхиттур, нежно гладя волосы Нилуфар, произнес:
— Усни, Нилуфар! Ты устала!
Нилуфар молчала, взволнованная и счастливая. Виллибхиттур бережно уложил ее в постель и сел рядом. Египтянка взяла его руку в свои ладони и долго смотрела ему в лицо, не в силах отвести глаз.
