Фаина Гримберг - Хей, Осман!
- Имам, отец твоего ученика, научил меня словам молитв. Это ведь правильные слова?
- Да, это старинные и правильные слова. Это слова на арабском языке, на языке нашего Пророка Мухаммада, да благословит Его Аллах и приветствует Его! Но это не единственные правильные слова! Коран - основа, вечный камень в основании правой веры. Но даже Кораном не исчерпывается наша правая вера... Слушай! Я скажу тебе по-тюркски:
Сини бульдум // сана гельдюм // гёзюм ачтум //
йюзюн гёрдюм / Исим верди // делю ольдум //
бини ишкун оана сальди
Сини гёрдюм // гечер идюн // канум йолин ачар идюн
// Ашиклари сечер идюн / каланин йулдурум чальди
Велед гельди // сизе айдур // не истёр сиз //
синюнледюр //
Ким услюйса // бини бильди // дениз ольди //
похер бульди[215]
Я нашёл тебя, // я пришёл к тебе, / мои очи
открылись, // я узрел
твоё лицо. // Оно дало мне имя, // я стал называться
«безумный», // твоя любовь направила меня
к тебе. Я увидел тебя, // ты проходила мимо,
моя душа, // ты шла своей
дорогой. // Ты отбирала влюблённых, // остальных
убила молния,
Велед пришёл, // говорит вам: / «То, что вы хотите - //
у вас», //
Если кто умён, // меня понял, // морем стал, //
драгоценность нашёл[216].
Осман слушал понятные слова. Невольно встал перед его внутренним взором портрет светловолосой красавицы, некогда переданный ему в дар франкским толмачом... Вдруг почудилось Осману, что эти строки о красавице, которая - душа, и которая идёт своим путём, и которая отвечает на любовь, но может и погубить; и почудилось ему, будто эти строки - о ней, о девушке с портрета!..
Меж тем Султан Велед смолк. Осман решил, что теперь возможно и ему, невежественному гостю, заговорить:
- Прости меня, шейх! Но разве это не мирские слова? Разве они - не о любви к женщине?.. Прости моё невежество!..
- Прости и ты меня! Я рад буду не называть тебя невежественным, если придёт такая пора! Но покамест я рад тому, что ты сознаешь своё невежество. Эти строки - о душе! И разве они не говорят тебе больше, нежели арабские слова молитв?
Задумался Осман. Затем решился говорить:
- О молитвенных словах я узнал, что их положено произносить. Я произносил их вслед за отцом твоего ученика, не пытаясь много думать об их смысле. Впрочем, он сказал мне по-тюркски, что они означают. Мне было приятно сознавать, что я произношу правильные слова, слова на языке Пророка! Я каюсь, но мне и не так уж был важен их смысл! Я полагал, что уже одно их произнесение моими устами приближает меня к пути постижения Аллаха...
- Ты, в сущности, и не желал продвигаться по этому пути далее светлой долины беспрекословного послушания!..
- Пожалуй, что ты прав! Пожалуй, что так оно и есть!.. Но произнесённые тобой слова понятны мне. И если слова молитв, преподанные мне старым имамом, успокаивали меня, то твои слова тревожат меня. Потому что твои слова о душе, о её пути, слишком похожи на слова любви к женщине!..
- Быть может, взбудораженным, встревоженным сердцем легче прийти к Аллаху? - обронил шейх, полулежа, опершись локтем на подушку...
- Быть может! Но этот путь уведёт далеко от жизни обыденной живой...
- Что для тебя эта жизнь обыденная живая? Что ты называешь обыденной живой жизнью?
- Пытаюсь определить!.. Я говорил твоему ученику, что живая жизнь - это многое... Он сказал, что это битвы, оружие, женщины. Зидание великого государства - это ведь тоже и есть живая жизнь!..
- Ты, я вижу, сам не сознаешь странности своих слов! По-твоему, живая жизнь - это смерть?
- А теперь я не понимаю твоих слов? Отчего смерть?
- А ты полагаешь, будто возможно создать великую державу, не убив никого, не пролив реки крови? И ты запомни: это будет кровь людей, которые и не ведают о твоём желании создать великую державу! Они и не ведают, а ты бросишь их под копыта твоих коней во имя твоей великой державы. Это ведь будет твоя великая держава, а не их!..
- Ну, если так, стало быть, живая жизнь - это ещё и неизбежная смерть! Я никого не бросаю под копыта своих коней! И не моя вина, что люди смертны! Я сам - всего лишь покорный раб того неведомого, что мой отец зовёт временем...
- Я хочу сказать тебе ещё слова на нашем языке, на тюркском:
Голоден, голоден, голоден я, Боже мой!
Смилуйся, Господи, дверь мне скорее открой!
Райской еды одну миску прошу у тебя,
Райского теста кусок пирожка небольшой.
Милость твоя велика, словно сотни морей,
Чтоб не иссякла, дари её щедрой рукой!
«Ну, подойди на вершок!» - приказал ты рабу.
Я на сажень подошёл - так открой мне, открой!
Только гяуры[217] тебя не желают признать,
Крест нацепили они и гордятся собой.
Тот, кто, увидев тебя, не сумел полюбить,
Или осел, или камень, иль комель гнилой.
Солнце ты ясное, небо твой трон, о Паша!
Лес и долины наполнены светом - тобой!
Луком изогнута бровь, стрелы мечут глаза
Прямо мне в сердце, что раною стало сплошной.
Брови и очи твои взяли душу в полон,
Стан твой прекрасен, и лик, и твой волос густой!
Зрячих на свете у нас слишком мало, Велед,
Всех же незрячих стремись избегать, дорогой![218]
- Я не знаю, что мне делать! Но как возможно говорить о Боге, будто о любви к женщине? Такие речи надо определять как большой грех!
- Ты произнёс: «Я не знаю, что мне делать!»; и я вспомнил ещё свои слова о странствиях человеческой души:
Её сердце не желает. Что мне делать?!
И душа не сострадает. Что мне делать?!
Я сказал тебе: «Вина скорей отведай!»
Мне в ответ: «Не подобает». Что мне делать?!
Я сказал: «Тебя сей ночью обниму я».
Но она не подпускает. Что мне делать?!
Нет покоя мне от этой острой боли,
А она не замечает. Что мне делать?!
К ней я страстью воспылал, горит всё тело.
Она мне не отвечает. Что мне делать?!
Я сказал ей: «Всё моё тебе дарю я!»
А она не принимает. Что мне делать?!
Она ввергла меня в пламя, я пылаю,
А она не выручает. Что мне делать?!
Вот и дом её. Велед ждёт у порога.
Она дверь не открывает. Что мне делать?![219]
Осман замотал головой, чёрные косы забились на груди:
- Нет, нет! Это не по мне. Ты говоришь о любви к женщине, говоришь о том, что надо пить вино... Женщина в твоих словах обожествлена. Но разве у язычников-многобожников не так?..
- Мы хотим прийти к Божественной сути через нарушение запретов. Это нарушение - одна из разновидностей поиска... Поэтому мы решаемся пить вино и даже вести недостойную правоверных жизнь...
- Это всё слишком мудрено для моего простого разума! Если вы решаетесь вести недостойную жизнь, то чем же вы отличаетесь, прости меня, от неверных, которые всегда ведут недостойную жизнь? И то, неверные также ведь ищут Бога, строят монастыри, отказываются от женщин и вина...
- Мы нарушаем запреты Бога, чтобы прийти к нему...
- Вы испытываете Его? Вы полагаете, Он не накажет вас?
- Конечно же, нет, не накажет! Зачем Он станет наказывать своих верных?
- Не понимаю! Нет, не понимаю! Мудрено для меня... Я хочу простой веры. Ведь ты сам говорил, что старый имам учил меня верно?..
- Да, он учил тебя верно.
- Я хочу верить так, как он научил меня.
- Разве тебе возбраняется верить так, как учил тебя старый имам? Кто запрещает тебе это?
- Никто! Но твои слова тревожат меня и я не могу верить просто!
- Не слушай меня.
- Где же честность? Твои речи соблазнительны, я не могу не слушать...
- А я заставлял тебя?
- Нет.
- Я виноват перед тобой?
- Нет.
- Стало быть, мы завершаем нашу беседу.
- Нет... Я не хотел бы завершить общение с тобой так скоро! Твоё учение не понятно мне, но оно красиво; и я понял, что оно пригодно для умов утончённых и обретающихся в поиске; не подобных моему простому уму!
- Твой ли ум - не ищущий!
- Ты и сам знаешь, что мой поиск - иной. Твоё учение - для поиска духовного*. А меня волнует земное... Но я хотел бы побеседовать с тобою не один ещё раз! Ты позволишь мне?
