Иван Фирсов - Адмирал Сенявин
Вечером к Сенявину подошел Леандер. Он привел с собой полторы сотни волонтеров из греков со своими ружьями. На батареях оживились: «Молодцы греки, не токмо вином потчуют».
Сенявин приказал Войновичу:
— Волонтеров наряжайте в караулы с нашими солдатами. Они места знают лучше, где, какие вылазки неприятель может сделать.
— Как ночью быть с пальбой? — спросил Войнович.
— Палите каждой батареей поочередно по одному-два выстрела через каждый час. Пусть неприятель бодрствует…
Три дня, с рассвета до позднего вечера, батареи обстреливали крепость. Оттуда отвечали довольно часто лишь в первый день. Потом беспокоили реже, но стали открывать огонь по ночам.
Сенявин пытался убедить осажденных сдать крепость, послал к Миолету офицера. Тот высокомерно ответил, что переговоры ни к чему не приведут. Обстрел возобновился с новой силой, и спустя два дня Сенявин снова направил парламентера, поручика Маслова:
— Передайте коменданту, дальнейшее пролитие крови бесполезно. Ежели они не сдадутся теперь, капитуляцию от них принимать не буду.
Из крепости вышел офицер и опять надменно ответил, что комендант не видит надобности вести переговоры.
Сенявин вызов принял. «Ну, погодите, мсье, я вас припеку»; Еще вчера, обходя с Леандером остров, он обнаружил, что со стороны албанского берега у французов нет пушек и крепость прикрывает лишь невысокий вал. Вернувшись на корабль, он послал шлюпку за Мухамед-беем. Сенявин почти не использовал турок в десанте, так как Ушаков предупреждал — на берегу они часто мародерствуют. Но теперь, когда Сенявину пришла мысль возвести батарею на албанском берегу, он решил послать туда именно турок. «Пускай они сами ладят с Али-пашой, султан их рассудит».
Добродушный Мухамед-бей, с заспанной физиономией, улыбнулся, развел руками, прищелкнул языком и без возражений согласился с планом Сенявина. «Мы просим только послать ваших канониров, они будут лучше стрелять», — сказал он.
К рассвету на берегу возвышалось укрепление, за которым укрылись четыре пушки и расположились полторы сотни турецких матросов и унтер-офицеров. Батарея не мешкая открыла огонь, и скоро прицельные залпы разрушили одну из башен крепости. Открыли огонь и остальные батареи на острове. Французы отвечали вяло, стало видно, как в крепости загорались дома, начались пожары.
К вечеру, когда раскаленные пушки замолчали, из крепости вышли три офицера с белым флагом. Сенявин послал лейтенанта Томашевского, понимавшего по-французски. Вернулся он вместе с французами. «Они имеют предложения о капитуляции», — доложил он.
Долговязый чернявый майор с хмурым лицом сообщил условия полковника Миолета: «Крепость со всею амуницией отдают, исключая личную собственность. Гарнизон должен выйти из крепости с военной почестью. Русские должны весь гарнизон доставить в Анкону или Тулон».
Сенявин, не раздумывая, ответил:
— Передайте полковнику наши условия — гарнизон сдается в плен со всей амуницией. Иных условий не будет, а впрочем, погодите, сейчас я набросаю ответ.
Он ушел в домик, и четверть часа спустя французы читали условия Сенявина: «Первое — крепость сдать со всею военною амуницией. Второе — гарнизон выходит и будет пленен. Третье — снаряжение и экипировка офицеров и солдат остаются с ними. Четвертое — гарнизон будет содержаться в плену в добром порядке и без притеснений».
Пока французы читали написанное, стоявший рядом капитан Ибрагим спросил:
— Чего хотят французы?
— Они многого желают — уйти с воинской почестью и за наш счет отправиться в отечество.
— Соглашайся, — прошептал Ибрагим, наклоняясь к Сенявину, — пусть они только выйдут из крепости, мои янычары враз отрежут им головы. — И он хитро подмигнул Сенявину.
— Сие дикое варварство, — отстраняясь, ответил Сенявин.
— Нет, господин капитан, — наивно возразил Ибрагим, — это просто военная хитрость.
Сенявин покачал головой: «Вот так союзнички».
Офицеры ушли в крепость, и ответа долго не было. Сенявин начал готовиться к штурму. Накануне он отправил нарочного к Ушакову. Сообщал об упорном сопротивлении французов и, видимо, неизбежности штурма. Поздно ночью в маленький домик, где он разместился, явились Леандер и Орио.
Все эти дни жители острова, как могли, помогали десанту — подносили пищу и воду, перевязывали раненых, ночью высылали вооруженные пикеты на случай внезапной вылазки французов.
Сенявин вторую неделю спал урывками, осунулся. Надо было успевать и на кораблях и на берегу. На «Петре» за него теперь оставался помощник, капитан-лейтенант Савицкий. Он был в десанте, но приболел, и Сенявин вернул его на корабль. В эти дни погода установилась, лишь легкий бриз дважды в сутки медленно разворачивал корабли на якорных канатах. Но каждый раз, сходя на берег, Сенявин ежечасно посматривал на рейд, где маячили корабли.
— Французы, видимо, на что-то надеются, быть может, замышляют вылазку, — сказал он грекам и разложил вычерченный штурманом план осады крепости. Пламя свечи дрогнуло. — Ежели начнут диверсию, то скорей всего на албанском берегу. Поэтому придется перевести туда часть десанта. — Он взглянул на Орио. — Мы же начнем здесь подготовку штурма. Нам потребуется ваша помощь, сколь можно.
Едва Леандер перевел, Орио поднял вверх обе ладони с растопыренными пальцами:
— Будет столько. — За прошедшую неделю он довольно сносно научился изъясняться с русскими моряками, которым он доверял. Жителям досаждали турецкие матросы, небольшими группами сходившие на берег. Они шарили в садах жителей, приставали к девушкам. Но Орио не говорил пока об этом Сенявину.
В полдень следующего дня Орио привел к лагерю десанта отряд волонтеров — больше восьмисот человек. С раннего утра крепостные батареи, наверстывая упущенное, открыли сильный огонь по позициям десанта на острове и албанском берегу. Беспрерывная канонада оглашала окрестности. Очевидно, французы заметили приток подкрепления в лагере и усилили натиск. К ночи обстрел поутих, но воспользоваться передышкой для отдыха не удалось. На албанском берегу вдруг разгорелась сильная ружейная перестрелка, а вслед за ней загрохотали беглым огнем пушки.
…Мичман Замятин, обходивший с унтер-офицером передовые пикеты у самого края отвесного берега, услышал внизу какой-то подозрительный шум. Вглядевшись, он рассмотрел темную массу нескольких сот человек, бесшумно карабкавшихся вверх по склону обрыва. Не раздумывая, мичман выстрелил из пистолета и крикнул: «Французы!» В тот же миг открыли огонь пикеты. Французы прибавили ходу. На батарее вовремя услышали выстрелы и крики. Орудия были заряжены еще с вечера картечью. Едва пикеты добежали до бруствера, лейтенант Худяков скомандовал: «Пали!» Картечь ударила в самую середину атакующих. Раздались стоны и вопли раненых. Французы, открыв ружейный огонь, бросились вперед, но было поздно. Канониры успели перезарядить пушки, из-за брустверов грянули дружные ружейные залпы, а картечная завеса смела цепи атакующих. С проклятиями и криками повернули они обратно. Вдогонку канониры пустили еще один заряд…
Ночная неудача сделала французов сговорчивей. Утром парламентеры сообщили о сдаче крепости, но все же просили отпустить гарнизон. Сенявин отверг просьбу и скомандовал батареям возобновить огонь по крепости. Обстрел не прекращался до захода солнца.
В последний день октября на рейде бросил якоря отряд Ушакова из шести вымпелов. После ухода Сенявина к Святой Мавре флагман отправил три корабля и четыре фрегата под командой капитана первого ранга Селивачева блокировать остров Корфу — главную цель кампании. «С вверенными вам кораблями старайтесь обложить Корфу блокадою и всякую коммуникацию французов пресечь. Мы за вами следуем вскорости для штурма оного острова», — предписал Ушаков отряду Селивачева.
Получив первые донесения от Сенявина о высадке десанта на остров и поднятии флага над городом, Ушаков предполагал, что через день-другой крепость будет взята. Однако уже на Кефалонии он получил сообщение Сенявина об упорстве французов. Поэтому, отправив Селивачева, решил идти к Мавре.
Едва флагман появился на горизонте, Савицкий послал шлюпку за Сенявиным. Когда Ушаков пришел на рейд Мавры, его уже ожидал Сенявин. Он тут же доложил флагману, что готов к немедленному штурму крепости. Вместе они съехали на берег. Там их встречала толпа горожан во главе с Орио.
Ушаков остался доволен состоянием укреплений и расположением батарей, которые не прекращали огонь. В то время, когда Ушаков приехал на албанский берег, в крепости начались пожары.
— На что надеется комендант крепости? — спросил он Сенявина. — Сикурса[43] ждать ему неоткуда. Ежели он не образумится, будем штурмовать. Распорядитесь готовить фашины[44] и лестницы.
