Леонид Ефанов - Князь Василий Долгоруков (Крымский)
— Они опасаются преследований хана, который с отрядом преданных ему татар стоит у Кючук-Карасу.
— Эмир-хан, помнится, сказывал, что Селим-Гирей в Балаклаве, — вмешался в разговор Веселицкий.
— Нет, хан у Карасу.
— Какую же надежду питают мурзы на него, отвергающего союз с Россией? — снова заговорил Долгоруков. — От такого хана польза невелика, но вред он может причинить изрядный. Неужто в роду Гиреев перевелись особы, достойные сего высокого титула?
Эфенди был степенен и невозмутим — ответил сдержанно, но уверенно:
— У нас и прежде по году и более — до утверждения Портой нового хана — Крым управлялся Ширинами и прочими чинами дивана. Если русский паша не желает иметь дело с Селим-Гиреем, то можно обойтись и без него… На первый случай.
— А на второй?
— Аллах не оставит нас без своего Совета, — воздел к небу руки эфенди.
— Ну коли так, — Долгоруков поскреб пальцем колючий подбородок, — даю вам еще четыре дня для приезда депутатов с подписанным актом. А чтобы вернее было — пусть захватят с собой аманатов из знатных фамилий. Все!..
Эфенди ничем угощать не стали, подарков не дали, сразу выпроводили из лагеря.
Долгоруков оглядел генералов, присутствовавших при разговоре.
— Слышали?.. Думается мне, что не получим мы акта, доколе Абазы-паша сидит в Кафе.
— Я тоже полагаю, что татары надеются на турецкий сикурс, — отозвался Берг. — Казачки, что в разведывание ходили, говорят, будто в Кафу морем прибывают корабли с янычарами.
— Казачки казачкам рознь, — заметил Романиус. — Я с ними воевал — разных повидал. Иным соврать — что плюнуть.
— А мне ясно одно, — подал голос Эльмпт. — Коль силы неприятеля умножаются, то не о мире он думает, но о войне! А ежели это так, то нет резона ждать акт… Атакуйте, ваше сиятельство!
Долгоруков посмотрел на Берга.
Седовласый генерал кивнул головой:
— Атакуйте.
— Тогда на рассвете выступаем! — заключил Долгоруков, смяв в кулаке татарское письмо.
6
Оставив в Кезлеве гарнизон из двух рот под командой капитана Карабина, двадцать второго июня генерал Броун покинул город, направившись к Карасубазару. За три перехода отряд без особых приключений одолел 75 верст, но у деревни Арынь, где Броун собирался остановиться на ночлег, подвергся неожиданному нападению татар. (Они сопровождали отряд все дни марша, но держались на почтительном расстоянии и злых намерений не проявляли. Отряд привык к ним, перестал обращать внимание и едва не поплатился за беспечность.)
Татары выскочили из-за холмов, стремительно атаковали обоз с кезлевскими трофеями, отставший от отряда почти на версту. Торопливые, неприцельные выстрелы обозников не причинили им вреда. Зато татарские пули и стрелы враз сразили семь человек. Беспорядочная ружейная стрельба, открытая батальоном Воронежского полка, за дальней дистанцией была бесполезна, а молдавские гусары к стычке не поспели — татары с прежней стремительностью скрылись за холмами.
Ночевка в Арыни прошла неспокойно: всех держала в напряжении непрерывная стрельба невидимых в ночи неприятелей. Пришлось даже загасить костры, на которых солдаты готовили нехитрый ужин — татары стреляли на огонь и ранили несколько человек. Выдвинутые в охранение усиленные караулы и пикеты тоже стреляли, но редко, больше для острастки.
На рассвете отряд покинул Арынь и стал готовиться к переправе через протекавшую поблизости от деревни речку.
На холмах опять показались конные татары. Большими и малыми группами они выскакивали вперед, стреляли, кричали. Несколько смельчаков подскакали совсем близко, замахали руками:
— Гяур, гяур… Бросай ружье… Иди плен…
Поручик Красовский длинно выругался, дернул у солдата ружье, приложился, долго выцеливал и метким выстрелом свалил с лошади одного татарина.
— Так-то лучше будет, — процедил он сквозь зубы под одобрительные возгласы солдат. И тут же охнул: — Господи, а это кто?
На холмах, словно из-под земли, стали вырастать тысячи всадников. Ехали они медленно, уверенно, внушая ужас своей многочисленностью. Это нурраддин-султан вывел свою конницу — 60 тысяч сабель!
Все поворотили голову к Броуну, ожидая генеральского слова. У того выбор был невелик: покажет слабость — татары сомнут, раздавят отряд, будет тверд и смел — как Бог решит.
Броун цепким взглядом окинул места, которые занимала татарская конница, сказал хладнокровно офицерам:
— Сдается мне, господа, что нас устрашают… Здесь такому числу неприятеля не развернуться. А потому атаковать он станет малыми силами. В этом спасение… И в нашей решительности… Подпоручик Слюдин!
Юный, розовощекий инженерный офицер, налаживавший переправу, мигом подскочил к генералу.
— Сколь долго будем переправляться?
— Люди пройдут быстро. А вот обоз задержит, звонко выкрикнул подпоручик. — Но за час управимся!
— Обоз подождет, — махнул рукой Броун. — Майор Колтенборн!.. Берите свой батальон, пушки и выдвигайтесь вперед. Прикроете переправу.
Высокий, худой Колтенборн, придерживая рукой путавшуюся в ногах шпагу, побежал к солдатам.
— Полковник Себряков!.. И вы, полковник Шевич! — продолжал отдавать команды Броун. — Переведите казаков и гусар вброд… Поддержите майора.
В это время в тылу, чуть в стороне от Арыни, показались два полутысячных отряда татар. Слева, из ближнего лесочка, по переправе ударили ружейные выстрелы.
Чтобы отразить нападение с тыла, Броун послал в арьергард полк донцов и Брянский пехотный. Батальоны Воронежского полка взяли под охрану обоз. А поручик этого полка Иван Чекмарев вызвался выбить татар из лесочка.
— Действуйте, поручик! — одобрил Броун.
Полсотни охотников перебежками приблизились к опушке, сделали по команде дружный залп и смело, с ружьями наперевес, двинулись вперед. Татар в лесочке было не больше десятка — убоявшись приближающихся воронежцев, они отступили. Чекмарев преследовать их не стал, расставил солдат за кустами, буйно разросшимися на опушке, и ждал окончания боя.
Тем временем Колтенборн перевел батальон через речку, построил солдат в шеренги, фронтом к холмам. На дальнем от берега фланге изготовились к бою гусары и казаки. В тылу артиллеристы установили пушки и по команде майора открыли огонь.
Над головами солдат с шипеньем пролетели ядра. На холмах взметнулись дымы разрывов.
— По знамени бейте! — хрипло закричал Колтенборн, указывая шпагой на развевающееся вдали красно-зеленое полотнище. — Там султан!
Артиллеристы заложили новые заряды, изменили прицелы. Ядра упали рядом со знаменем, поразив нескольких всадников.
Видя, что русские ни сдаваться, ни отступать не собираются, нурраддин-султан отвел свою конницу за холмы.
Рассудительный Броун жестом остановил восторги офицеров, оживленно обсуждавших удачный бой:
— Рано, господа, рано. День только начинается… (Он, щурясь, посмотрел на солнце, повисшее желтым диском над горизонтом.) Ягодки еще впереди…
Закончив переправу, отряд выстроился в две параллельные колонны (между ними спрятался обоз), кавалерия стала впереди, сзади и на флангах. Броун как в воду смотрел: весь дальнейший 30-верстный марш отряд шел, отбивая наскоки татарской конницы.
Первая атака случилась при переправе через Зую. Татары напали дружно, со всех сторон, но плотным ружейным и орудийным огнем были отбиты… Через три часа последовала новая атака — скоротечная и не очень напористая. Ее отразили легко… А спустя еще час, когда отряд вышел на равнинное место, разгорелось настоящее сражение.
Разозленные постоянными неудачами, татары яростно бросились на фланги. Теперь пришлось не только отстреливаться — дело дошло до сечи: гусары и казаки выскочили навстречу крымцам, смело врубились в их ряды… Большая группа татар обогнула фланг, попыталась прорвать фронт. Ее подпустили на пятьдесят сажен, и пушки, выдвинутые прямо в пехотные шеренги, дали в упор картечный залп. Зрелище разом павших на землю десятков коней и людей оказалось столь ужасным и впечатляющим, что татары тотчас отхлынули назад и больше в этот день нападать не решились.
Броун дошел до деревни Чуюти, совершенно пустой — ни человека, ни собаки — и стал на ночлег.
В последующие два дня марши проходили спокойнее: татары по-прежнему сопровождали отряд, но держались в отдалении.
Первого июля, после полудня, Броун достиг Салгира. Это был верный признак, что отряд почти у цели.
Пройдя вниз по течению еще несколько верст, отряд вышел к месту, где переправлялась армия Долгорукова. Здесь все так же стоял понтонный мост, по которому шла коммуникация между Перекопом и Кафой, но само место преобразилось: инженерные команды возвели крепкий редут, надежно защищавший переправу.
