Андрей Богданов - В тени Петра Великого
Придворные вели себя по-прежнему, словно не замечая, как «невегласы-мужики» пытались на их глазах «государством управляти», диктуя свою волю Думе и приказам. Между тем система власти трещала по швам в центре и на окраинах, откуда тщетно взывали к Москве воеводы. Софье, В. В. Голицыну, Одоевским и некоторым приказным деятелям (Ф. Л. Шакловитому, Е. И. Украинцеву и др.), понимавшим меру опасности, пришлось спасать самодержавное государство, невзирая на придворные распри.
Виднейший сторонник Петра патриарх Иоаким, дискредитировавший себя в глазах народа участием в придворных интригах, в июле подвергся смертельной опасности. Сторонники сожженных по его настоянию в апреле лидеров старообрядчества (протопопа Аввакума, Епифания и др.), пользуясь сочувствием многих стрельцов, горожан и даже знати (например, нового руководителя Стрелецкого приказа князя Ивана Хованского), двинулись на Кремль, чтобы искоренить «никонианское» духовенство.
Царская семья и двор были уведомлены, что если кто-то из них заступится за церковные власти — то всем, включая юных царей, «от народа не быть живым». Софья запретила патриарху выходить на площадь и приказала расколоучителям явиться на «прение о вере» в Грановитую палату. «Ужаса смертного исполненные» бояре умоляли царевну не ходить, спасти себя и всех «от напрасныя смерти».
— Если и так, — сказала Софья, — то будь воля Божия; однако не оставлю я святой Церкви и ее пастыря, пойду туда!
Она заняла в Грановитой палате Царское место, посадив рядом с собой царевну Татьяну Михайловну. Наталия Кирилловна на этот раз охотно уступила, расположившись в кресле под троном с царевной Марией Алексеевной и патриархом Иоакимом.
В ходе «прений» царевна взяла на себя главную роль, доведя расколоучителей до неистовства и продемонстрировав выборным стрельцам, что их проповедники — враги государственного порядка и буяны. Хитроумнейшими маневрами она избежала вспышки бунта, затянула «прения» до вечера, когда толпы москвичей стали расходиться по домам, привлекла на свою сторону часть стрельцов. Ночью, когда расколоучители остались одни с немногочисленными сторонниками, они были схвачены и вскоре казнены. Церковная иерархия была спасена.[10]
Даже вернейшие сторонники Петра поняли, что, пока восставшие могут вещать от имени царей, ситуация катится к катастрофе. Они доверились Софье — и та смогла, усыпив бдительность восставших, вывезти царскую семью из Москвы и «странным путем», уйдя от стрелецкой охраны и запутав погоню, спрятать ее за стенами Троице-Сергиева монастыря.
Пока царедворцы умирали от страха, готовые разбежаться при очередном ложном известии о походе стрельцов из Москвы (где даже на Новый год, 1 сентября, не осталось ни одного дворянина), назначенный главнокомандующим князь Василий Голицын и думный дьяк Разрядного приказа Федор Шакловитый сумели за месяц собрать армию из более ста тысяч человек, против менее чем 25 тысяч стрельцов и солдат (не считая, правда, «черных людей» Москвы).
Тем временем Софья нанесла свой удар, выманив из Москвы и казнив по ложному доносу князя Ивана Хованского со старшим сыном Андреем (17 сентября). Тем самым она лишала восставших возможности придать своим действиям хоть какую-то видимость одобрения со стороны знати. Стране было объявлено, что все Московское восстание с самого начала — результат заговора Хованских, стремившихся к захвату царской власти.
Официальная пропаганда делала все, чтобы не допустить распространения сведений об истинных причинах и целях восстания. Объявленные по городам и весям грамоты о злохищном умышлении Хованских как бы объясняли, почему с мая по август правительство шло на поводу у бунтовщиков. Ирония истории состояла в том, что несколько лет спустя такое же обвинение было брошено самой премудрой царевне Софье.
Криво усмехнулась история и Голицыну — видному военному и дипломатическому советнику царя Федора, приложившему немалые усилия для завершения перехода русской армии к системе регулярного строя, что было начато еще в 1630-х г. Благодаря военно-окружной реформе 1679 г. русская армия стала регулярной на 4/5 своего состава. Она насчитывала 55 тысяч вооруженных по последнему слову техники стрельцов, 61,3 тысячи солдат, 30,5 тысячи рейтар, полки и эскадроны драгун, гусар, отдельные артиллерийские соединения и т. д.[11].
Как уже говорилось, в конце 1681 — начале 1682 г. собор «великих государевых ратных и земских дел», обсудив под председательством Голицына современную ситуацию в европейском военном деле, пришел к решению о реформировании последних сил дворянского ополчения — Государева двора (отменив заодно местничество).[12] Но по этим реформам Центр России, где шла мобилизация против восставших, был лишь базой пополнения полков, расположенных в пограничных военных округах!
Голицын не решился снимать войска с границ, на которые, по сведениям Посольского приказа, уже напали кочевники и куда жадно посматривали поляки и шведы, турки и татары. Лишь из Великого Новгорода были вызваны 40 тысяч более-менее организованных бойцов. Закаленные в непрерывных войнах прошлых десятилетий полки западных и юго-западных округов остались на местах, тем более, что они сами волновались и не были полностью дворянскими.
Строитель регулярной армии оказался командующим древнего ополчения из дворян и их холопов — единственной силы, пригодной для карательных функций. Неудивительно, что двор временами готов был сдаться на милость восставших, а храбрые вояки Голицына вместо похода на Москву думали о зимовке под Троицей.[13]
Политическая мудрость, с которой Софья сумела «утишить» восстание путем переговоров, постепенно заставив стрельцов и солдат отказаться от опасных для самодержавия требований, ставит ее в ряд выдающихся государственных деятелей Европы XVII в. Разделяя и подкупая, уговаривая и устрашая, пугая молчанием и произнося пламенные речи, царевна сначала привела стрельцов и солдат к перемирию без признания ими «вины», затем заставила принять новые «жалованные грамоты» взамен прежних (закреплявших победу восстания) и снести памятник на Красной площади, наконец, руками смирившихся с отказом от целей восстания служивых подавила отдельные вспышки недовольства. В ноябре 1682 г. царский двор вернулся в столицу. В январе 1683 г. история восстания завершилась.
Правительство общественного компромисса
Восстание не дало царевне Софье формальных признаков власти. Большинство при дворе составляли сторонники Петра, и даже придворные панегиристы не спешили поздравить Софью с титулом правительницы. Но самые злые ее враги понимали, что только царевна и ее сподвижники, в первую очередь Голицын и Шакловитый, способны шаг за шагом разрядить мину, которую подложило под себя феодальное государство, вооружив и обучив военному делу горожан.
Действительно, Шакловитый, ставший во главе Стрелецкого приказа, предложил правительству долгосрочную программу «перебора» регулярных полков, включающую их рассредоточение, постепенное исключение взрывоопасных элементов, разделение привилегиями, недопущение скопления «критической массы» недовольных и т.п. Потребовались годы, чтобы опасность нового восстания была сведена к минимуму.
Правительству феодального государства пришлось считаться с интересами торгово-промышленного населения, располагавшего крупными капиталами и целой армией работных людей. Стратегическое значение для развития страны имели не только казенные заводы и мануфактуры в Москве, крупные промышленные предприятия в Туле, Олонце и на Урале, металлургические заводы и горные промыслы, быстро разросшиеся с 1620-х гг. (а не с петровского времени, как часто считают).
Подавляющую часть сырьевых и промышленных товаров создавали мелкие производители: городские ремесленные люди и крестьяне, составлявшие сильную конкуренцию «указным» крепостническим заводам и мануфактурам даже в 1720–1740-е гг., несмотря на энергичные истребительные меры Петра и его преемников: уничтожавшиеся сотнями домницы, оружейные кузницы, ткацкие промыслы все равно производили железо, металлические изделия и полотна дешевле и лучшего качества, чем «настоящие фабриканты», подконтрольные военно-полицейской машине.[14]
Промышленные (например, солеваренные) районы, имея центры не только в городах, но и в торгово-промышленных селах, таких как Лысково, Мурашкино, Иваново, Спасское, были связаны транспортной инфраструктурой и торговыми капиталами, в которых помимо духовных и светских феодалов, «именитых людей» и крупных купцов (типа Строгановых и Гурьевых) все более значительную роль играли крестьяне (Калмыковы, Глотовы, Федотовы-Гусельники, Осколковы, Шангины и др.), владевшие сотнями тяжелогрузных судов.
