Михаил Казовский - Топот бронзового коня
На Пелопоннесе взяли подкрепление, табуны императора, обогнули Элладу и от острова Закинфа до Сицилии плыли шестнадцать дней. Всю вторую неделю мучились от жажды: в бочках стухла пресная вода. Лишь у Велисария не было в питье недостатка, так как Антонина сберегла воду, предварительно разлив её по стеклянным бутылям, а затем закопав в песок в трюме. Командир выдавал спасительную влагу небольшими порциями, чтобы только спасти людей от реальной гибели.
Бросили якорь несколько южнее города Мессины - рядом с вулканом Этна. Он стоял, потухший, мирный, в буйной зелени своих склонов, и стада коров паслись у его подошвы. Тишина стояла райская, хрустальная, первозданная, лишь по вечерам в траве звенели цикады.
Велисарий, пригласив к себе верного Прокопия, угостил его вином и сказал:
- Вот что, дорогой, я хочу с тобой обсудить. Надо мне послать человека в Сиракузы. С поручением закупить для армии продовольствие, а на самом деле разведать, где находится Года, захвативший власть на Сицилии и других островах, и какие новости поступают из Африки, как там Гелимер? Кто бы мог с этим поручением справиться?
Холостяк-историк мало изменился за последние годы - был такой же крепкий, основательный мужчина средних лет, чуточку сутулый, мало полысевший; только косоглазие портило его внешность, впрочем, не особенно. Промокнул вино на губах полотняной салфеткой и ответил просто:
- Я, пожалуй, справлюсь.
Командир не выразил удивления, так как и рассчитывал на подобное заявление. Лишь спросил заботливо:
- Не боишься, нет? Можно отказаться.
- А чего опасного? Поскачу я как обычный торговец, мирный человек, безоружный. Потолкаюсь на рынке, посижу в кабачках и послушаю, чем живёт народ. Что-нибудь узнаю, наверное. - Помолчал и добавил: - Я не просто историограф, но и непосредственный участник событий. Разве не прекрасно - самому подталкивать телегу истории, а затем отражать это на пергаменте?
Велисарий заметил:
- Лишь бы не попасть под её колеса.
- Бог захочет - не попаду.
Но, конечно, больше чем полночи потом не спал, всё обдумывал разные детали предстоящего путешествия. Выбрал тогу попроще, без особой дорогой вышивки, чтоб сойти за небогача, и сандалии надел с пробковой подошвой, приторочил суму к седлу и вскочил на лошадь. Помахал рукой Лису. Тот сказал напутственно:
- С Богом, дорогой. Жду тебя через пару дней. Дольше мы задерживаться не можем.
- Послезавтра буду. Коли не убьют, - и, ударив пятками в бока рысака, поскакал на юг, вдоль морского берега.
Стены древних Сиракуз показались перед ним только к вечеру. В стародавние времена здесь располагалась греческая колония (тут родился знаменитый учёный Архимед), а затем, вместе со всей Сицилией, город завоевали римляне. И теперь он подчинялся вандалам.
При ближайшем рассмотрении стены действительно оказались старыми, полуразвалившимися, сильно поросшими мхом и некрепкими деревцами. Было видно: кладку не подновляли лет, наверное, пятьдесят как минимум. «Это хорошо, - рассудил Прокопий, - коль придётся воевать с Годой, Велисарию будет легче взять».
На воротах заплатил пошлину, и никто его не спросил, кто же он такой и зачем приехал (да, в Константинополе после «Ники» было с посещением города много строже). Проскакав по улице Дионисия Великого, он в конце концов оказался в торговых рядах на центральном форуме. Продавцы убирали товары - становилось уже темно, да и покупатели расходились. Спешившись, Прокопий разыскал постоялый двор, уплатил хозяину за ночлег и, поставив своего жеребца под навес, двинулся в харчевню, собираясь поесть. Здесь народу было полно - торгаши с рынка, оборванцы, приезжие и беспутные девки - все они смеялись, гомонили, ели и пили, обнимались и спорили. Пахло жареной птицей, луком, потом и дешёвым спиртным. Оглядевшись по сторонам, наш историк отыскал свободное место в уголке возле очага - хоть и жаркое от огня, но зато укромное - заказал цыплёнка, зелень и кувшинчик вина. Не успел расслабленно вытянуть ноги под столом, как услышал над собой удивлённый возглас:
- Кир Прокопий, кого я вижу!
Ойкнул про себя и поднял глаза: перед ним стоял толстый человечек с неестественно красными щеками и заплывшими жиром глазками.
- Боже мой, Игнатий, ты ли это? - изумился учёный.
- Точно так, точно так, рад, что вы узнали меня. Можно мне присесть?
- Да, садись, конечно. Вот не ожидал! Ну-ка расскажи, как тебя сюда занесло?
Этот самый Игнатий около десяти лет назад обучался юриспруденции в Октагоне, где Прокопий преподавал, и за неуспеваемость был отчислен, подвизался управляющим в доме одного из аристократов, а затем куда-то исчез - видимо, уехал из Константинополя. Значит, не пропал, а искал своё счастье в дальних странах.
Выпили за встречу, и студент-лентяй с удовольствием поведал свою историю - как он соблазнил дочь хозяина, у которого служил управляющим, как она понесла от него ребёнка, как отец заставил их пожениться, но простить не простил и услал с глаз долой - на Сицилию, чтобы зять управлял его угодьями с виноградниками; здесь они семьёй теперь и живут уже более семи лет.
- Мне о большем и мечтать трудно, - говорил Игнатий. - Дом прекрасный, нет ни в чём нужды, ни в еде, ни в одежде. Замечательная природа, воздух, море, реки и горы. Необременительная работа, я крестьянам плачу как следует, и они не ропщут, трудятся исправно. Верная жена и славная дочка - никаких забот.
- Что ж тебя тогда толкает на постоялый двор - в общество купцов и гетер? - спрашивал учитель.
Тот смеялся игриво, и глаза его превращались в щёлочки:
- Деловые контакты, кир Прокопий, деловые контакты. Заключаем сделки на осень: кто, куда и сколько повезёт бочек нашего вина. Заодно и шалим немножко… Чтоб не закоснеть окончательно в этой глухомани…
Со своей стороны, бывший ученик интересовался:
- Да позволено будет мне узнать, а какими судьбами ваша милость оказалась в наших краях, вдалеке от цивилизации?
Педагог его уклончиво отвечал:
- Не могу раскрыть всех моих секретов, ибо нахожусь на особой государственной службе и обязан держать язык за зубами. Объясню одно: послан одним высокопоставленным господином разузнать обстановку в Сиракузах и вообще на Сицилии - где правитель Года? И какие вести из Карфагена о Гелимере?
Молча поморгав, толстячок взглянул на него в упор:
- Значит, это правда, что на рейде возле Мессины бросил якорь флот Велисария?
Поперхнувшись, порученец Лиса закашлялся:
- Тут уже известно!…
- Слухами земля полнится. Но бояться вашей милости нечего: здесь кругом свои, мы терпеть не можем вандалов и давно мечтаем о восстановлении Римского владычества. Велисария встретим как освободителя.
Наконец-то Прокопий начал улыбаться:
- Ты меня порадовал этими словами.
- Так и передайте киру Велисарию.
- И его порадую. Честно говоря, плыли в неизвестность, да и до сих пор ничего не знаем о намерениях узурпатора Гелимера. Да и Годы тоже.
Управляющий-виноградарь пожевал губами. И сказал задумчиво:
- Годы на Сицилии нет. Летом он живёт на Сардинии и обычно возвращается к осени. А насчёт Гелимера надо расспросить моряка Улиариса.
- Почему его?
- Третьего дня их корабль возвратился из Карфагена. Несмотря на раздоры, между нами торговля продолжается: мы туда возим оливковое масло, а оттуда получаем кварц для стекла.
- Где ж теперь этот Улиарис?
- Кто его знает! Надо поискать. Пировал тут с дружками, а потом они взяли девочек и куда-то сгинули. Завтра, вероятно, объявится. Он, пока не спустит все деньги, заработанные в плавании, будет куролесить.
- Ты поможешь мне его отыскать?
- Ну, о чём разговор, кир Прокопий! Вы мой лучший наставник. Помню ваши лекции об истории Рима, словно это было вчера. И особо - о Цезаре, Августе и Нероне… Вижу их живыми, ей-Богу!
- Так давай же, Игнатий, выпьем за римскую историю. Ту, в которой и мы участвуем. Чтобы Рим вновь принадлежал римлянам.
- За такое, учитель, я скажу по совести, грех не выпить.
Бывший ученик предложил присоединиться к его компании и пообещал дармовую ночь с абсолютно любой гетерой, что сидит в этом кабачке. Но учёный вежливо отказался, оправдавшись усталостью и желанием выспаться как следует. Тот не возражал.
Порученец Лиса с аппетитом доел цыплёнка и, поднявшись в отведённую ему комнату, сполоснув лицо из кувшина над тазиком, рухнул на кровать и мгновенно забылся.
Встал довольно рано, съел на завтрак яичницу с ветчиной и запил её мандариновым соком, вышел в город и отправился в церковь Санта-Лючии, что располагалась неподалёку от торговых рядов. Отстоял заутреню (в римских храмах тех далёких времён не было ещё различия с православием, и на службах тоже стояли, а не сидели), а затем подошёл к священнику - падре Джулиано, длинноносому, с оттопыренными ушами. Испросил согласия на беседу и, уединившись с ним в задней комнатке, рассказал о себе, как есть, - кто такой и зачем приехал. Тот сложил молитвенно руки и воздел очи к потолку:
