Александр Кравчук - Галерея римских императоров. Доминат
Родился в 331 г.,
ум. 17 февраля 364 г.
Правил под именем
Imperator Caesar Flavius Iovianus Augustus
с 27 июня 363 г. до смерти.
Был причислен к сонму богов
«Не было времени на стенания и оплакивание. Поэтому о теле Юлиана позаботились, как на то позволяли обстоятельства, чтобы похоронить его в будущем там, где он сам повелел, и утром следующего дня — это был пятый перед июльскими календами (27 июня), — когда враги окружали нас со всех сторон, собравшиеся командующие войсками, призвав высших офицеров легионов и эскадронов кавалерии, совещались, кого провозгласить цезарем».
Так начинает Аммиан Марцеллин, непосредственный участник событий, свое повествование о событиях после смерти Юлиана 26 июня 363 г. в пустыне за Тигром. И только ему, подробному и деловому, можно доверять, так как все прочие или слишком поверхностны, или искажены религиозной ненавистью.
Сразу образовались две группировки. Офицеры и сановники, связанные с двором прежнего императора Констанция II, искали кандидата среди своих, тогда как приближенные Юлиана и офицеры, родом из Галлии, пытались выдвинуть своего товарища. В итоге договорились просить принять власть Секунда Салюция. Это был уже немолодой сановник, один из ближайших друзей и соратников покойного императора, на тот момент префект Востока. Однако он отговорился плохим состоянием здоровья и пожилым возрастом.
Тогда один из офицеров заметил: «Мы должны поступать так, как будто мы в походе, куда нас направил цезарь, сам в нем не участвуя, а ведь так часто бывало. Поэтому сейчас следует спасать солдат из сложившегося трудного положения, а когда мы достигнем наших границ, объединенная воля всех армий выберет нового императора».
Этот разумный голос — не самого ли Аммиана? — остался неуслышанным, а горстка активных крикунов провозгласила цезарем Иовиана, занимавшего тогда пост, называемый primicerius domesticorum, то есть командира отряда младших офицеров при императоре.
Рожденному в 331 г. Иовиану тогда исполнилось 32 г., то есть он был практически ровесником Юлиана. Его отец, Варрониан, происходил из Сингидунума (нынешнего Белграда) и до недавнего времени был комесом доместиков, а выйдя в отставку, вел частную жизнь, но пользовался уважением и авторитетом среди бывших однополчан. Скорее всего, это и определило выбор его сына императором.
На плечи Иовиану немедленно набросили пурпурный плащ и вручили символы императорской власти. Он тут же принялся объезжать строй пехотинцев, готовящихся к маршу. Колонна растянулась на целых четыре мили, поэтому солдаты авангарда, услышав доносящиеся издалека крики: «Iovianus Augustus!», решили было, что их товарищи так радостно приветствуют Юлиана, который жив и поднялся с ложа. И только увидав фигуру Иовиана, они поняли, что произошло, и принялись жалобно стенать.
Новый цезарь имел, в отличие от Юлиана, рост исключительно высокий и ходил, немного горбясь; поначалу оказалось трудно даже подобрать ему полный комплект императорской одежды. Глаза у него были светлые, лицо приятное. Человеком он был достаточно образованным, неглупым, приближенных подбирал себе с умом. Упрекали его, прежде всего, что излишне предается удовольствиям постели и стола. Жена его, Харито, была дочерью Луцилиана, командующего войсками Иллирика, которого Юлиан застал врасплох в Сирмии во время своего похода против Констанция II. С той поры Луцилиан там и жил в домашней тиши. От Харито у Иовиана было двое маленьких сыновей.
Новый император был христианином, но, похоже, умеренным, раз Юлиан оставил его в своем окружении. А один из первых законов в его правление, изданный еще в день выборов, позволял совершать языческие жертвоприношения и гадать по внутренностям животных. По предсказаниям жрецов выходило, что правитель потеряет все, если будет отсиживаться в укрепленном лагере, и выиграет, если двинется дальше. Так и сделали.
Но один из офицеров легиона Ювия, поссорившийся некогда еще с Варронианом, а затем и с Иовианом, и теперь опасавшийся мести нового цезаря, перебежал к персам. Именно он первым сообщил 2 царю Шапуру II о смерти Юлиана и выборе императором Иовиана, отзываясь о последнем весьма пренебрежительно. Разумеется, это известие очень укрепило боевой дух персов.
Начался поход на север вдоль Тигра. Легионеры храбро отражали атаки тяжелой персидской кавалерии и боевых слонов, хотя один их рев, вид и запах пугал римских коней; воинам императора удалось даже убить несколько этих гигантов. Но гибли и римские офицеры. К вечеру у дороги нашли труп Анатолия, начальника дворцовой стражи, который погиб накануне, командуя авангардом или разведкой. Зато удалось спасти несколько десятков офицеров и придворных, укрывшихся также днем ранее неподалеку в небольшом укреплении.
На следующий день разбили лагерь в долине, с трех сторон защищенной крутыми склонами, а для безопасности огородились еще и частоколом. А неприятель, стоя на вершинах холмов, забрасывал римлян снарядами и оскорблениями, обзывая их предателями и убийцами собственного цезаря. Удивительное дело: персы не приписывали себе славу уничтожения римского правителя. Может, и вправду Юлиан погиб от рук своих? В какой-то момент персидским всадникам удалось даже преодолеть укрепления у ворот лагеря и прорваться к шатру императора, но затем они были отброшены с большими потерями.
Позже — уже 1 июля — кочевники напали на обоз, но его спасла кавалерия. Римляне называли эти бедуинские племена сарацинами. А враждовали они с римлянами, поскольку Юлиан в свое время категорически отказался платить им дань, гордо заявив: «Цезарь воин владеет железом, а не золотом!»
Пришлось остановиться в местечке Харха, так как постоянные нападения персов тормозили продвижения колонны, а серьезного боя все не было. Солдаты настойчиво требовали переправиться на другой берег Тигра и двигаться по нему к римской границе. Эти требования оправдывались усиливающимся голодом, но Иовиан и командиры справедливо не соглашались, ссылаясь на бурную в это время года и полноводную реку. Наконец пришлось частично уступить и позволить нескольким сотням германцев и галлов, умевшим хорошо плавать, попробовать переправиться, что те ночью и сделали. Они вырезали персидские дозоры, спокойно спавшие на том берегу, а утром дали знать о своих успехах, размахивая руками и плащами.
Инженеры уверяли, что построят нечто вроде моста из шкур животных. Но тут подошел сам персидский царь с главными силами. Он тоже находился в тяжелом положении, так как его войска несли большие потери, страна была разорена, а в перспективе могла подтянуться резервная римская армия, стоявшая в Северной Месопотамии.
Прошло два дня, но римлянам не удалось построить мост, так как течение было слишком сильным. Оголодавшие солдаты впадали то в ярость, то в отчаяние. И тут явилось персидское посольство, которое возглавлял сам главнокомандующий Сурена. С римской стороны переговоры вели Секунд Салюций и комес Аринтей. Договаривались в течение четырех дней, а голод в римских войсках становился все сильнее. А ведь если бы цезарь не терял понапрасну времени — замечает Аммиан — и не останавливался, то армия достигла бы уже границ империи!
В конце концов заключили и торжественно подписали тридцатилетний мир, для Рима невыгодный и даже позорный. Пришлось отказаться от земель за Тигром, а собственно в Месопотамии — от Нисибиса и Сингары, крепостей, которые столько раз отважно защищали границу государства, а их жители обязаны были покинуть свои дома. «Следовало десять раз сразиться, нежели отдать хоть что-либо из этого!» — с болью восклицает Аммиан. Римляне также обещали, что не будут поддерживать царя Армении, своего союзника. Кроме того, обе стороны решили вместе охранять кавказские перевалы от нападений гуннов.
Иовиан принял все эти условия как из-за голода в своем войске, так и потому, что стремился как можно скорее оказаться в границах империи, где в любой момент мог появиться претендент на престол. Персы же утверждали, что такой мир свидетельствует о милосердии их царя, который исключительно из гуманитарных соображений позволил римлянам уйти восвояси.
Еще во время переговоров многие солдаты пытались на свой страх и риск переплыть реку, что всякий раз заканчивалось трагически: они или тонули, или бывали убиты, а в лучшем случае попадали в плен к персам или кочевникам.
Наконец протяжные звуки труб возвестили, что можно переправляться. Толпы ринулись к реке, каждый хотел быть первым. Тигр форсировали любым доступным способом: на кожаных мешках, держась за вьючных животных, на плотах и просто вплавь. У императора и его приближенных были в распоряжении те несколько небольших судов, которые оставили, сжигая весь флот под Ктесифоном. Именно они, беспрерывно курсируя туда и обратно, спасли на этой переправе, пожалуй, больше всего солдат.
