Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф
Франц Иосиф не настаивает больше ни на каких визитах. Он счастлив и доволен, что императрица поняла это, что она возвращается домой без каких бы то ни было намёков с его стороны. Супруги радостно встречаются на вокзале, после чего мать восторженно обнимает свою маленькую Валерию. Трудно поверить, что император и императрица женаты уже двадцать пять лет, так молодо и свежо они оба выглядят. Теперь в связи с серебряной свадьбой императорской четы Вена готовится продемонстрировать Францу Иосифу и Елизавете свою любовь. Елизавета слишком стиснута жёсткими требованиями придворного штата и лиц, имеющих доступ ко двору, поэтому считает себя непопулярной, не понимая, что за пределами этого узкого круга в государстве существуют многие миллионы высокообразованных и умных, простых и работящих, честных и ни в чём не уступающих по крайней мере по своим душевным качествам людей, которые нередко испытывают к императорской чете больше любви, проявляют больше лояльности, чем многие из тех, кто изо дня в день непосредственно пользуется её милостью и расположением. В дни торжеств представляется удобный случай убедиться в чувствах и других слоёв народа. Франц Иосиф сопровождает очаровательную, одетую во всё серое жену, которая в свои сорок два года производит впечатление юной новобрачной, в церковь. Глубоко взволнованная императорская чета стоит перед алтарём, вспоминая прошедшие годы, полные любви и страданий, полные страха и забот, — годы, в которые счастливых дней было всё же гораздо больше, чем печальных.
К сожалению, в эти дни идёт дождь, и торжественное шествие приходится отложить, что, впрочем, нисколько не охлаждает энтузиазма сотен тысяч людей, съехавшихся в Вену со всех концов империи. Лишь знаменитый Макарт[53] демонстрирует свои блестящие полотна несколько позже. Единодушное преклонение населения столицы пред Францем Иосифом и Елизаветой становится выражением истинных чувств подавляющего большинства подданных к своим повелителям. На этом фоне буквально теряются голоса немногочисленных злопыхателей, которые даже в эти дни стараются досадить императрице.
По завершении торжеств в Вене император с императрицей отправляются в Венгрию, где их встречают с таким бурным восторгом, что даже скептически настроенная ландграфиня Фюрстенберг буквально поражена этим неописуемым воодушевлением венгров. После этих празднеств жизнь императорской четы опять возвращается в привычную колею. Императрица опять с утра до вечера ездит верхом, а если она не в седле, то размышляет о людях, которые её окружают.
Невозможно охарактеризовать императрицу точнее, чем графиня Мария Фестетич 14 сентября 1879 года — в то время, когда будущее было ей, естественно, совершенно неизвестно, — она написала в своём дневнике: «Императрица мила и добра, но ей всё причиняет страдание, а то, что для других — источник чистой радости, превращается у неё в источник неприятностей. Она представляется мне ребёнком из мира фей. Множество добрых фей кладёт ему в колыбельку чудесные дары... Но вот является злая фея и говорит: «Я вижу, тебя ничем не обделили. Но я собираюсь обратить эти качества против тебя самой, и они не принесут тебе никакой радости. Я не дам тебе ничего. Зато лишу тебя несомненного блага, на которое мало обращают внимание, но ах! как оно необходимо, чтобы поддерживать душевное равновесие, чтобы обрести счастье в гармонии сердца и достичь умиротворения. Я лишаю тебя того, что человек неосознанно носит в себе, я отбираю у тебя чувство меры в твоих делах, мыслях и ощущениях. Всё будет тебе не в радость, всё обратится против тебя, даже твоя красота принесёт тебе одни страдания. Твой разум будет до такой степени вникать в суть вещей, пока не приведёт тебя на ложный путь, пока ты не начнёшь презирать человеческий род, ты утратишь веру в добро и любовь. В твоей душе будет копиться отвращение и горечь, пока ты не обретёшь покой...» Боюсь, я окажусь права и всё же я бы пожертвовала собственной жизнью ради её счастья».
Осенью следует отставка графа Андраши с поста министра иностранных дел. Несмотря на всё, что на данную тему было написано, подлинная причина отставки осталась неясной и до сих пор покрыта тайной. Сам он сказал про себя, что не хотел бы принадлежать к разряду тех министров, которые всячески цепляются за своё место, а также к разряду тех, которых прогоняют, когда они надоели. Он хочет быть одним из тех министров, которые уходят добровольно, добившись своих целей. Если судить поверхностно, он раздвинул границы империи, но, по сути дела, углубил разлад с Россией, от которого в конечном счёте погибли все три великие империи континента и правящие в них династии. Однако пока ещё никто так далеко не заглядывает. Можно было предположить, что Елизавету серьёзно расстроит падение министра, но она уже настолько далека от любых мыслей о политике, что мирится с его смещением с высокого поста.
— Ведь он всё же остаётся с нами, — считает она и тем самым отделяет личность Андраши, к которому питает симпатию, от какой бы то ни было политики.
Кронпринц не одобряет такое поведение матери; отец для него слишком консервативен. «Был период, — напишет он позже Латуру[54], — когда императрицу волновала политика — к счастью или нет, этого я не буду касаться, — и она, руководствуясь взглядами, которые были диаметрально противоположными взглядам императора, говорила с ним о серьёзных вещах. Эти времена миновали. Теперь она больше интересуется спортом, так что отныне и этот путь доведения до императора иных мнений, в общем и целом скорее либерального толка, оказался перекрытым...»
Осень в Геделе опять проходит под знаком увлечения верховой ездой. Елизавета целиком отдаётся этому искусству. Утро она проводит на охоте, а после полудня отправляется в свою небольшую школу верховой езды, что рядом с замком, пересаживается с лошади на лошадь и анализирует свои ошибки, стремясь ещё больше преуспеть в искусстве езды верхом. Библиотека императрицы пополняется в это время массой книг о лошадях и верховой езде, календарями скачек и тому подобной литературой. Тут же находятся самые последние сочинения о гимнастике, о том, как лучше всего крепить своё здоровье и своё тело при помощи физических упражнений. Император тоже с удовольствием участвует в охоте верхом, кронпринц не столь охотно. Тот вообще упивается радостями жизни. «Прожить бы мне до ста лет! — делится он со своей сестрой Валерией. — Ужасно думать, что в конце концов тебя ожидает неумолимая смерть!» Но он быстро прогоняет от себя такие мысли. Все его любят. Как выражается Мария Фестетич, он «слишком мил», но тоже не знает меры. Время от времени он делает графине маленькие признания, и тут обнаруживается кое-что такое, от чего она приходит в ужас. Во-первых, молодого человека осаждает старая баронесса Вечера. «Как к такому молодому человеку подкрадывается искушение! — записывает в дневнике Мария Фестетич. — Среди прочих я обнаруживаю мадам Вечера... что, пожалуй, не слишком опасно, ибо, видит Бог, очаровательной её не назовёшь, однако она так хитра и использует любого в собственных интересах. Она стремится попасть ко двору, стремится показать себя и своё семейство. У неё подрастают дочери. Пока, правда, ещё очень медленно, но начинать нужно издалека!» Баронесса Вечера пытается наладить отношения с гофдамами императрицы, однако те избегают её, и кронпринцу приходится с этим бороться. Как-то Рудольф неожиданно говорит графине Фестетич:
— Завтра вечером, с вашего разрешения, к вам пожалует баронесса Вечера.
Графиня со смехом отвечает:
— О, нет, Ваше императорское высочество, я этого не разрешаю. Пусть баронесса назначает свидание Вашему императорскому высочеству где-нибудь в другом месте, но только не в моём салоне. Я не нуждаюсь в её обществе. До сих пор я старалась держаться от неё подальше и продолжаю это делать.
Рудольф смеётся в ответ и оставляет эту тему. Баронесса не сдаётся. Императрице вся эта история крайне неприятна. Даже император говорит за столом 3 декабря 1879 года:
— То, что творит с Рудольфом эта женщина, просто невероятно. Она следует за ним буквально по пятам. Сегодня она ему даже что-то подарила.
В феврале 1880 года Елизавета отправляется через Баварию, где ещё вовсю свирепствует зима, в Ирландию, в Саммерхилл, где по приезде её приводит в восторг тёплый весенний день. Уже назавтра она участвует в чрезвычайно трудной охоте на оленей. «Охота, — пишет Елизавета Францу Иосифу, — разворачивается в очень быстром темпе с преодолением многочисленных препятствий всякого рода. У нас с Мидлтоном она заняла час двадцать минут... Байзанд, который скакал, правда, на хорошей лошади, которую он расхваливал на все лады, упал и поранил себе ногу... Он лежит в постели, а к его лодыжке приложен пузырь со льдом... Руди Лихтенштейн тоже свалился, но отделался лёгким испугом, а лорд Лангфорд, наш хозяин, упал прямо лицом и теперь глотает с большим трудом... Сперва лорд рухнул в заполненный водой ров, а затем упал в небольшую канаву, причём его лошадь сломала себе хребет». Получая такие известия, Франц Иосиф имел все основания всерьёз беспокоиться за императрицу, «Седьмого снова охота на оленей, на этот раз довольно далеко отсюда, вблизи Дублина, так что в ней примет участие несчётное количество всадников... Заставив лошадей сделать несколько больших прыжков, мы сразу же выбрались из толчеи... Тут встретился ров, лошадь Мидлтона поспешила прыгнуть и попала в него; сам Мидлтон скоро выбрался, с трудом переводя дыхание, а пока вытаскивали его лошадь, собаки, конечно, были уже далеко впереди. Десятого числа во время охоты повторилась та же история. На этот раз упала и я, но ничего себе не повредила. На том же месте упало ещё много охотников, как рассказал мне позже Том, но я, разумеется, немедленно поскакала дальше, так что ничего этого не видела».
