Георгий Гулиа - Сулла
А позже, вечером, при свете походных светильников, Сулла диктовал письмо консулу Сципиону Азиагену. Подписал его и выслал с нарочным. Воин спросил:
– Где искать его, великий господин?
– Садись на коня, поезжай по Аппиевой дороге. Сворачивай на Суэссу и ищи его лагерь. Но смотри: письмо – ему в руки, только ему! Возьмешь с собой самых надежных товарищей. Ответ – какой бы он ни был – только в письменном виде. Ты это должен требовать или просить. Понял ли меня?
– О да, великий господин!
А в письме доподлинно сказано следующее:
«Великому и славному консулу, полководцу великого войска Луцию Корнелию Сципиону Азиагену – Луций Корнелий Сулла, молящий богов о ниспослании всяческих удач тебе! Со всех сторон мне слышится, что мы с тобою должны сразиться. Но спрашивается, почему? Неужели мы с тобой – люди одного рода, преданные великому делу республики, – должны поднять мечи друг на друга? Говорят, что и консул Гай Юлий Норбан собирается идти против меня. А почему, спрашивается? Или мало нам простора на земле Италийской? Или я претендую на его место? Или я не уважаю сенат и республику? Все это разрывает мне сердце. Молю тебя, о Сципион, будь посредником в этом деле. Помни, что в нас с тобой течет кровь одного и того же римского рода: Корнелиев. Я подаю тебе руку и твоим товарищам. Прошу тебя, – о Сципион! – о встрече там, где ты укажешь, дабы я мог, глядя тебе в глаза, изложить мою мысль о перемирии, а затем – и о прочном мире, который принесет благоденствие Римской республике. С у л л а».
Это послание, доставленное в лагерь к Сципиону и переданное лично в руки, удивило его и обрадовало.
– Я же говорил! – вскричал он с радостным блеском в глазах. – Воистину глупо биться, не поговорив по душам, не изучив всех возможностей к миру. – И, обращаясь к своему легату, сказал: – Прошу тебя, о Марк, сообщи немедля консулу Норбану и Марию, что у меня для них есть важная новость. Сообщи также, что Сулла просит мира и послание его полно доброжелательства, граничащего с покорностью.
– С покорностью? – вопросил легат. – С покорностью? О Сципион, ты читаешь туманные письмена, и сердце твое открывается пустословию.
– Как? – обиделся Сципион. – Ты полагаешь, что я не отличаю лжи от правды? – Он потряс пергаментом. – Тут сказано все. Здесь все написано черным по желтому!
– Увы, – упрямо стоял на своем легат, – ты, о Сципион, слишком веришь пергаменту!
– А чему же я должен верить?
– Человеку.
– Но ведь на пергаменте пишет человек?!
– На этом, о Сципион?
– Да, на этом.
Легат покачал головою:
– На этом пишет Сулла.
– Разве Сулла не человек? – спросил удивленно Сципион.
– Нет, – твердо выговорил легат.
Сципион вскочил с места, широко развел руками и сказал:
– Вы все посходили с ума! – Он осмотрел с головы до ног своего легата, точно размышляя, кто же перед ним, каковы его истинные мысли и намерения. – Разве к нам подступает Ганнибал?
Легат молчал. Ему было сорок, и он давно уже понял, как полезно иногда помолчать, держать язык за зубами и не забегать вперед.
– Что же ты молчишь, Марк? Я же тебя спрашиваю: разве в Кампанье высадился Ганнибал?
– Нет, – сказал легат, полный мрачной решимости вовсе промолчать или выложить всю правду.
Сципион продолжал:
– Может, наступают персы, подобно тому как в давно прошедшие времена наступали они на Афины? Ответствуй мне: Ганнибал ли появился, или Ксеркс, или еще кто-нибудь? Какой-нибудь галл, скажем? Я спрашиваю: что же случилось?!
– Я скажу… – Марк набрал побольше воздуха в легкие, но опять промолчал.
Сципион торопил его и наконец вынудил к ответу.
– О Сципион, этот Сулла хуже Ганнибала и Ксеркса, вместе взятых!
– Как?! – Сципион не верил своим ушам.
– Да, да! Не удивляйся!
– Может, ты все-таки пояснишь мне, Марк?
– Ганнибал и Ксеркс были людьми. А этот, Сулла, – нет!
Сципион развел руками. Слова нейдут у него из уст. Просто поразительно, думает он, до чего же доводит людей злоба?!..
– Я не верю ему ни на столько, – говорит легат.
– Вы все посходили с ума.
– Я не верю ему…
– То же самое говорит Норбан. Марий готов съесть этого Суллу живьем. А сенат за то, чтобы казнить его самой жестокой казнью. Кажется, один я все еще сохраняю здравый рассудок. Но и я скоро сойду с ума.
– Ты не сойдешь, – успокоил его легат.
– Почему?
– Потому, что хорошая баня излечит тебя от любого недуга.
– Это правда, Марк!
– А если в бане окажется… Ну, вдруг окажется этакая пташечка?..
Лицо у Сципиона просияло.
– Которая прочтет наизусть несколько страниц Фукидида…
– Такая умная пташечка?
– Да плюс к Фукидиду и Эсхила? Или Аристотеля?
Сципион с притворной миной, изображающей глубокое страдание, схватился за голову:
– Не томи, Марк! Что это за пташечка?
– О двух ножках, Сципион. О двух грудях. О двух губах. С одним чудо-животом.
– И это все в бальнеуме? – невероятно нежно спросил Сципион.
Распалив его воображение, Марк хитро подмигнул:
– Разумеется. И ты – представляешь себе? – входишь… Один. Нагишом. И она нагая.
– Довольно, разбойник! – взмолился Сципион. – Я дольше не вынесу. Я – сдаюсь!
Марк ухмыльнулся:
– Вот такой бальнеум тебя излечит от любой болезни.
Сципион грохнулся на скамью. Отдышался. Сказал:
– Это правда, Марк… Я, наверное, излечусь, следуя твоему рецепту. Я бы желал, чтобы и вы излечились. Этим или каким-либо другим способом. Что скажешь, Марк?
– Все то же: не верь Сулле!
– Упрямец! – Сципион погрозил легату кулаком. – Но я люблю тебя за откровенность. Условимся так: сообщи Норбану, что Сулла просит перемирия и переговоров. И не теряй времени – поторопись! А я и впрямь последую твоему совету – пойду в бальнеум… Где, к сожалению, нет пташечки…
– Твой приказ, о Сципион, будет исполнен в точности. – И легат повернулся на каблуках и вышел из палатки.
Сципион остался один. Походил взад и вперед, заложив руки за спину. Насвистывая модную песенку.
«Сколько в них злобы, – думал он. – И силы. Ибо злоба без силы не столь опасна. Силы у них хватит на то, чтобы сжечь в пламени злобы весь мир. Верно, хорош гусь этот Сулла, однако же не Ганнибал! Это понимать надо! Боги лишили их разума… В этих условиях ухо надо держать востро…»
Он позвал ординарца, стоявшего у входа.
– Вот что, – сказал Сципион, – поезжай в Вольтурн. Передашь Сулле, что жду его завтра после полудня на берегу моря. На полпути между Суэссой и Вольтурном. Возле харчевни…
6
Сулла поразился: на расстоянии одной мили от себя обнаружил лагерь Сципиона. Не веря своим глазам и принимая все это за чистейший мираж пустыни, спросил Фронтана, что тот видит перед собой.
– Лагерь, – сказал он.
– А еще?
– Полководца на коне.
– Кто это?
– Не разгляжу.
– Не трудись, не напрягай зрения: это – Сципион.
Фронтан от удивления чуть было не упал с коня: вот это прыть, вот это военное искусство – за ночь скрытно переместить свой лагерь на двенадцать миль и обосноваться под боком у Суллы! Скорее похоже на волшебство…
– Он мог бы запросто прихлопнуть нас… – мрачно изрек Сулла. – Как мышей в мышеловке…
– Вполне.
– Кто бы оказался виноватым, Фронтан?
– Все мы. И я – в первую очередь.
Сулла пришпорил коня и помчался по краю песчаного берега. За ним понеслись Фронтан с двумястами всадников. С серебряным знаменем. В прекрасном вооружении (преторианская гвардия Суллы – предмет его особой гордости и особых забот.)
Все ближе, все ближе тот непонятный полководец из миража. Который тоже на коне. За которым тоже гвардия.
Да, это Сципион. Он самый. Самолично.
– Ты поразил меня! – кричит издали Сулла. Речь его дружелюбна. Лицо сияет. Одеяние его простое, солдатское. Нарочито солдатское. Так одевается только Сулла.
Сципион улыбается:
– Ты звал меня, и я решил прийти, полагая, что тебе веселее будет рядом со мной.
Сулла обрадовался. Совсем будто по-настоящему.
– Ты прав, – сказал он. – Я и впрямь хочу почаще видеть тебя. Нам о многом надо поговорить. Есть на чем отвести душу двум римлянам в эти дни.
Они спешились. Обнялись. Сулла пошел обниматься первый. И Сципиону неудобно было уклониться. Это расценили бы как откровенно недружелюбный акт по отношению к Сулле. А ему этого не хотелось бы…
– По нашему азиатскому обычаю, – пошутил Сулла, похлопывая Сципиона по спине. И тут же позавидовал молодости и крепости Сципиона: – Ты – крепыш, ты – красавец. Любимец женщин и желанный собеседник ученых мужей. Я рад, что ты здоров. И не просто здоров: ты пышешь здоровьем! Завидую тебе, о Сципион!
Им принесли складные походные скамьи. Каждый представил своих соратников. Сулла сказал:
– Очаровательная погода. Тихое море. Синее небо. Покой и вдохновение вокруг. Воистину пейзаж для поэтов. Воистину это мир для любви и дружбы.
