Конн Иггульден - Волк равнин
Со стонами он заполз в обжигающе ледяную воду, в самую гущу тростника. Часть его сознания, еще способная мыслить, приказывала ему отойти как можно дальше от места, где он прятался вначале. Если преследователи найдут место, где он лежал, то обшарят все вокруг.
Холодная вода приглушила острую боль. И хотя речка была мелкой, течение помогало ему ползти дальше, опираясь на дно руками и ногами, поднимая мягкий ил. Сквозь пальцы проползало что-то живое, но холод оставил ему только основные ощущения, не имевшие связи с внешним миром. Они увидят взбаламученную воду. Конечно, все безнадежно, но Тэмучжин продолжал упорно продвигаться, ища более глубокое место.
Река делала поворот, огибая старое дерево, наклонившееся к самой воде. На другой стороне берег был покрыт голубым льдом, пролежавшим в глубокой тени с зимы. Вода вымыла подо льдом небольшое пространство, и Тэмучжин без колебаний нырнул под кромку льда, хотя и страшился лютого холода.
Он вяло думал, долго ли протянет в обжигающе холодной воде. Заставил себя пролезть под ледяной навес и встал коленями на дно. Над водой оставались лишь нос и глаза. Чтобы найти его, охотникам придется залезть в воду, но Тэмучжин не сомневался, что они пошлют вдоль реки собак.
От холода все его тело онемело, и он решил, что, наверное, умирает, но крепко стиснул челюсти, чтобы зубы не стучали, и на время забыл обо всем. Он просто ждал, как рыба, замерзший и находящийся на грани сознания. Он увидел облачко своего дыхания над поверхностью воды, когда поднятая со дна муть вокруг него осела.
До Тэмучжина доносился возбужденный лай собак, но мысли его текли слишком медленно, чтобы он успел почувствовать страх. Кричат? Похоже на то. Наверное, нашли след в прибрежном иле. И конечно, решили, что такой след может оставить только человек, ползущий на брюхе, как животное. Ему было все равно. Холод добрался до него и стиснул сердце, оно билось все медленнее. Каждое биение ощущалось вспышкой тепла в груди, но с каждым мгновением эти вспышки становились все слабее.
Через некоторое время собачий лай стал тише. Тэмучжин пошевелился — это был зов тела, которое упорно не желало умирать. Он чуть не утонул, накрытый волной слабости, и с трудом удержал голову над водой. Медленно перебрался на более глубокое место и сел там. Руки и ноги настолько отяжелели, что он едва мог ими пошевелить.
Наконец Тэмучжин выполз на дальний берег и снова лег на темный ил, нарушая его совершенную гладкость, а затем заполз в высокие заросли травы и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, было еще светло, но вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь журчанием реки, стекавшей с заснеженных гор. Он очнулся от боли, когда кровь снова побежала по его жилам и стала сочиться из всех его ран и ссадин. Тэмучжин выбросил вперед руку и, подтянувшись, отполз подальше от воды, постанывая от вернувшейся в тело боли. Ему еще хватило сил приподняться, чтобы всмотреться сквозь деревья и понять, что вокруг никого нет.
Илак не оставит его в покое. В этом Тэмучжин был уверен. Если первая погоня ничего не даст, он отправит на поиски все племя, обшарит все вокруг улуса на день пути. Они знали, что далеко ему не уйти, и будут разыскивать его неустанно. Тэмучжин лежал, глядя в небо. Он понимал, что сейчас может спрятаться только в одном месте.
Солнце село. Тэмучжин с трудом поднялся на ноги. Его била сильная дрожь. Казалось, что он сейчас развалится на части. Ноги подкосились, и он пополз по траве. Горящие факелы улуса были хорошо видны, и он понял, что ушел недалеко. Наверняка большинство охотников разъехались в поисках его намного дальше.
Он подождал, пока погаснут последние отблески заката и вокруг воцарятся тишина, мрак и холод. Оказалось, тело еще способно двигаться, и Тэмучжин давно уже перестал задумываться, как далеко сможет уйти на своих разбитых ногах. В воде его заплывший глаз раскрылся, и он с облегчением обнаружил, что может видеть, хотя перед глазами все было размыто и колыхалось, как сквозь слезы.
Тэмучжин опасался собак, но надеялся, что речной ил отбил его запах. Страх попасться в зубы одной из этих злобных тварей не отпускал его, однако выбора не было. Если он не уйдет, то его поймают поутру, во время второй облавы. И он продолжал брести, а оглянувшись, даже удивился тому, что смог пройти такое значительное расстояние.
Тэмучжин знал, к какой юрте направляться, и поблагодарил Отца-небо, что она стояла на краю улуса. Он лег на живот и пролежал так довольно долго, наблюдая и высматривая любое движение. Илак выставил часовых, но им нужно было обладать совиным зрением, чтобы увидеть вымазанную илом фигуру, ползущую по темной земле.
Казалось, прошла целая вечность до того момента, когда Тэмучжин коснулся войлочной стены юрты, сухой и грубой на ощупь. Все его чувства обострились, вернулась и боль, но теперь он чувствовал себя живым и мыслил ясно. Сначала он решил проползти под стеной, но была опасность, что он свалит ее. А ему совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь заорал от страха, решив, что это волк. Тэмучжин усмехнулся при этой мысли. Очень драный волк, тайком пришедший к людям с холмов в поисках тепла и молока. Облака заволокли небо, и в темноте Тэмучжин добрался до маленькой двери юрты, открыл ее и нырнул внутрь, в еще более глубокий мрак.
— Кто тут? — послышался женский голос.
Слева зашуршало покрывало, и другой, более низкий, голос спросил:
— Кто здесь?
Это был Басан. Тэмучжин знал, что воин уже схватился за нож.
— Это Тэмучжин, — прошептал он.
Воцарилось молчание. Он ждал, понимая, что его жизнь висит на волоске. Услышал чирканье кремня по стали. Вспышка на мгновение осветила лица. Жена и дети Басана проснулись, и Тэмучжин мог только тупо ждать, пока Басан зажжет жир в светильнике и приглушит пламя, чтобы фитилек едва тлел.
— Тебе нельзя здесь оставаться, — сказала жена Басана.
Тэмучжин увидел на ее лице страх, но в немой мольбе повернулся к воину отца и стал ждать его решения. Басан покачал головой, пораженный видом оборванного человека, который, ссутулившись, стоял перед ним.
— Тебя ищут, — произнес Басан.
— Тогда спрячь меня на день, пока облава не закончится, — попросил Тэмучжин. — Прошу твоего гостеприимства.
Он не услышал ответа. Внезапно пошатнувшись и утратив последние силы, он рухнул на колени и упал головой вперед.
— Мы не можем выгнать его, — услышал Тэмучжин слова Басана. — Иначе его убьют.
— Он всех нас погубит! — чуть ли не крикнула женщина.
Тэмучжин смутно видел, как Басан подходит к жене и берет ее лицо в ладони.
— Приготовь чаю и дай ему что-нибудь поесть, — попросил он. — Я помогу ему ради его отца.
Жена ничего не ответила, но с недовольным лицом подошла к котелку и начала раздувать огонь под железным треножником. Тэмучжин почувствовал, как сильные руки Басана поднимают его, а затем провалился во тьму.
Илаку не пришло в голову обыскать юрты племени. Прошел второй день, третий, но никаких следов беглеца не нашлось, и хан был не в духе. На исходе четвертого дня Басан сообщил Тэмучжину, что Арслан с сыном тоже исчезли. Поутру вместе с одним воином они поехали на север, но к закату никто из них не вернулся. Илак от бешенства вышел из себя. Он отправил людей в юрту, которую выделил кузнецу. Те обнаружили, что самые ценные орудия Арслан забрал с собой. Никто и не надеялся, что воин, уехавший с ним, вернется живым, и долго еще слышался плач семьи пропавшего. Волки помрачнели. Илак избил до потери памяти человека, который осмелился спросить, пойдут ли они облавой и на следующий день.
Тэмучжин едва помнил два первых дня. Его била лихорадка, которую он, судя по всему, подхватил в вонючей яме. Ледяная река очистила его кожу. Скорее всего, это и спасло его. Жена Басана с угрюмым видом ухаживала за ним. Она вычистила остатки грязи, а потом промокала кровь и гной тряпкой, смоченной в горячем араке. Тэмучжин стонал от прикосновений. Потом смутно припоминал, как женщина зажимала ему рот, чтобы заглушить стон.
Каждое утро Басан покидал юрту, чтобы вместе с другими воинами идти облавой на беглеца. Он строго-настрого наказал двум своим сыновьям не говорить никому ни слова. Те смотрели на Тэмучжина с глуповатым любопытством, побаиваясь чужака, который все время молчал и был так страшно изранен. Но мальчики были достаточно взрослыми и понимали, что жизнь отца зависит от их молчания.
Каждый раз, когда воины возвращались ни с чем, Илак напивался все сильнее. К концу недели он спьяну отдал приказ сниматься и готовиться к откочевке на север. Видимо, хотел оставить позади и яму, и свою неудачу. В ту ночь он удалился в свою юрту с двумя самыми молоденькими девушками племени, и их родители не посмели и слова ему сказать. Басан вызывался нести охрану в самое позднее время — от полуночи до рассвета, полагая, что в это время сможет помочь Тэмучжину покинуть улус. Люди чувствовали себя неуютно, напряженно, и Басан знал, что кто-нибудь вполне может заметить уход сына Есугэя. Это было опасно. Но еще опаснее было оставлять Тэмучжина до того дня, когда юрты начнут разбирать. Тогда его непременно обнаружат.
