Маргарет Джордж - Последний танец Марии Стюарт
Затем тело поместили в широкий дубовый гроб, при этом его голову уложили на белую атласную подушку и покрыли лучшей льняной тканью с зеленой шелковой подкладкой. Его руки аккуратно сложили на груди, и дед Стена принял участие в почетном обряде дележки ценностей умершего заключенного. Однако на нем ничего не было, кроме кольца с эмалевой отделкой, где кости чередовались со слезами. Тем не менее дед забрал его. Он поднес кольцо к глазам и внимательно рассмотрел.
– Мне говорили, что это обручальное кольцо, полученное им от королевы Шотландии, – сказал он. – Если это так, то обещание сбылось.
– Не храни его у себя, дедушка! – воскликнул Стен. – Кто захочет носить такую вещь?
– Если бы я оставил кольцо на его пальце, то он бы не упокоился в могиле, а сейчас ему пора обрести мир и покой.
Дед надел кольцо себе на палец, и Стена передернуло.
– Ну вот, – проговорил дед, почти с нежностью натянув саван на плечи Босуэлла.
Граф выглядел не умиротворенным, а сердитым. Его рот был сжат в жесткую прямую линию, а на лбу виднелся слабый диагональный шрам, след какого-то сражения. Стен так и ждал, что он поднимется с боевым кличем и выхватит кинжал.
Дед закончил прикреплять саван, а потом закрыл крышку гроба и приколотил ее длинными гвоздями. Стражники вынесли гроб со двора и из замка – единственный раз, когда Босуэлл вышел из этих ворот. Его положили в ближайшей церкви Фаарвейль на мысу возле океана, где морские брызги долетали до белых стен, а колокольня служила маяком. Реформистский священник прочитал молитвы у гроба. Над склепом не осталось никакой надписи.
На следующий день Лоридсон приложил свой доклад к официальному расписанию и отправил уведомление правительствам Англии и Шотландии.
«Граф Босуэлл, некогда муж королевы Шотландии, умер 14 апреля 1578 года в королевской тюрьме Драгсхольм. Да смилуется Господь над его душой».
XVI
Мария напевала себе под нос, когда закончила полуденную трапезу и вернулась к шитью. Наступила середина мая, и выдался один из самых теплых и зеленых весенних дней, о которых она могла вспомнить. Все пошло в рост, как будто копило жизненную силу не месяцы, а целые годы. Крошечные листья выстреливали из почек, как пушечные ядра, ирисы и нарциссы выскакивали из-под земли и сразу же расцветали, а пожелтевшая прошлогодняя трава за одну ночь сменилась бархатистым ковром, таким нежным, что кролики с восторгом прыгали по нему и катались среди сочных ростков.
Мария оказалась не в силах противостоять всепобеждающему духу весны. Сегодня она будет сидеть на улице и отдаст должное дару новой жизни, полученному от Бога.
Чатсуорт предлагал приятные места для отдыха на свежем воздухе; Мария так часто посещала домик для отдыха, что его переименовали в «Беседку королевы Марии» в знак ее любви к нему. Этот день располагал к отдыху на складном стуле – разумеется, с вышитым сиденьем – и наслаждению эфирной легкостью, пронизывавшей все вокруг.
Нужно обязательно взять шляпу с широкими полями. Как хорошо снова надеть ее! Долгой зимой, когда Мария видела шляпу, висевшую на крючке, она казалась ей заброшенным выходцем из иного мира, единственным доказательством, что посреди льда и тьмы иногда наступает лето.
«Надежда – это соломенная шляпа у окна, покрытого инеем», – подумала она.
Она собиралась отправиться прямо к беседке, но вокруг было так много цветущих деревьев и кустарников, что ее потянуло к ним. Кусты крыжовника покрылись мелкими цветами, распускалась виноградная лоза, жимолость усыпали кремовые соцветия, источавшие характерный аромат, который, несмотря на его силу, невозможно было запечатлеть в парфюмерной эссенции.
Мария закрыла глаза и направилась к кусту жимолости, руководствуясь только запахом. Он был таким крепким, что будто наполнял ее тело энергией, когда она вдыхала его, и опьянял своей воздушной магией.
Когда запах совершенно окутал ее, она открыла глаза и увидела, что стоит прямо перед кустом. Она протянула руку, сорвала одно из трубчатых соцветий и понюхала его. Сладкий вкус нектара смешивался с ароматом и сливался с ним в единое целое.
Жимолость также привлекала пчел. Марию завораживало движение многочисленных насекомых, менявшихся местами возле каждого цветка и издававших сонное гудение. Это была настоящая колыбельная весны.
Она не слышала шагов, пока Шрусбери не оказался в десяти футах от нее. В первый момент она подумала о том, каким грустным, изможденным и неуместным он выглядит посреди природы. «Люди не всегда так же хорошо сочетаются с временами года, как животные», – подумала она.
– Добрый день, дорогой граф Шрусбери, – с улыбкой поздоровалась она в надежде на ответную улыбку. Но он продолжал идти, плотно сжав губы.
Потом он напряженно уставился на куст жимолости, словно хотел увидеть что-то скрытое внутри. Мария проследила за его взглядом, но увидела лишь яркую сине-черную бабочку, порхавшую рядом.
– Я принес известие, которое опечалит вас, – наконец произнес он.
Внезапно она поняла, о чем он собирается сообщить. Ей хотелось крикнуть: «Нет, нет, молчите, я этого не вынесу!» Вместо этого она промолчала. Казалось, бабочка неподвижно зависла над кустом.
– Граф Босуэлл умер, – тихо, но твердо сказал Шрусбери. Мария видела, как он потянулся к ней, чтобы взять ее за руки и как-то утешить или хотя бы не дать ей упасть, но потом отступил. Ему не позволялось прикасаться к ней.
– Сегодня утром я получил эту новость от Сесила. Король Фредерик уведомил их, как только получил известие от… из Драгсхольма, – продолжил он.
Время словно застыло на месте. Все остановилось. Хотя крылья бабочки подрагивали и она в конце концов опустилась на куст, это не напоминало настоящее движение. Не было вообще ничего.
– Как он умер? – спросила Мария.
«Раньше я уже произносила эти слова. Когда-то я спросила: «Как он… как он получил смертельную рану?» Тот юноша сказал мне, и тогда я тоже умерла. В Джедбурге, много лет назад. Но он не умер, он выжил. По воле Провидения он выздоровел, вернулся ко мне, и тогда началась наша настоящая жизнь… Можно ли дважды воскреснуть из мертвых или первый раз был лишь сном?»
– Мирно, миледи. Он умер спокойно, во сне. Когда стражники принесли еду, они обнаружили его лежащим на кровати с улыбкой на лице.
Слава Богу, Слава Богу, Слава Богу…
– Он болел? – почти шепотом спросила она.
– Насколько мне известно, нет.
– Он… его уже похоронили?
«Те же слова, те же вопросы, но теперь я должна услышать другой ответ. Его должны отправить сюда, где я смогу приходить на его могилу».
– Да. Его похоронили в маленькой церкви неподалеку от Драгсхольма.
Мария вскрикнула. Он ушел, его отобрали у нее. Она не могла присутствовать на его похоронах или хотя бы увидеть его могилу.
Шрусбери ничего не мог поделать с собой; он нарушил протокол, обнял ее и прижал к себе, пока она сотрясалась от рыданий.
– Утешьтесь, миледи, – сказал он. – Он не страдал. С ним хорошо обращались, его нормально кормили и ухаживали за ним. Его комната находилась недалеко от моря, которое он любил, и его похоронили там, где он может слышать его шум. Он может целую вечность слушать песню волн.
«15 мая, год Господа нашего 1578-й.
Я сижу здесь, держу перо, смотрю на бумагу, собираясь написать слова, но не могу. Написать их – значит сделать их реальными. Не написать их – значит носить их в себе каждую секунду. Если я напишу их, облегчит ли это мое бремя? Или удвоит его, потому что знание будет находиться в двух разных местах?
Одиннадцать лет назад в этот день я сочеталась браком с лордом Босуэллом. Мы всего лишь месяц прожили как муж и жена. Остальное время – десять лет и одиннадцать месяцев – мы провели в разлуке, находясь в разных тюрьмах и в разных странах без какого-либо законного на то основания, кроме того, что мы являемся теми, кто мы есть. Мы поклялись в верности друг другу до самой смерти; теперь смерть пришла и разлучила нас навеки.
Мой лорд, мой муж и моя любовь, Джеймс Хепберн, граф Босуэлл, умер.
Ну вот. Я написала это.
Я не почувствовала себя лучше, и мое бремя никуда не делось.
Шрусбери сообщил мне об этом два дня назад. Он говорил со мной наедине. Он был очень добр, и я видела, как он расстроен. Но я благодарна, что он нашел в себе мужество сделать это. Я уже получила подтверждение из Дании. Он сказал, что Босуэлл не оставил личных вещей и не было ничего, что он мог бы завещать мне. По его словам, он не страдал и умер во сне.
Как мог Босуэлл умереть во сне? Я не могу представить, что он так ослаб и пал духом; я всегда думала, что он встретит смерть как воин. Но смерть – подлая тварь и застает нас врасплох. Она радуется, когда обманывает нас и лишает того конца, который мы уготовили себе. Она навевает смертный сон на воинов, предлагает доверчивым чашу с ядом или вонзает нож в спину, насылает смертельную болезнь на здорового человека, заставляет замолчать мудреца. Мученики на костре надеются на смелые слова и добрый пример, но часто гибнут бесславно или даже отрекаются и спасают свою жизнь.
