Горничная Карнеги - Бенедикт Мари

Я помедлила на лестничной клетке. Я мечтала скорее подняться к себе и лечь спать, но захотела проверить, в каком состоянии находился мистер Форда после нашего вечернего разговора. Может быть, он уже встал? Он нередко хлопотал на кухне в очень ранние часы — пек свежий хлеб на грядущий день или наводил порядок в кладовке, — однако после банкета миссис Карнеги отпустила на отдых всю кухонную прислугу, и мистер Форд получил возможность как следует выспаться. В отличие от меня. Впрочем, сегодня миссис Карнеги, на удивление великодушная, сказала, что утром я ей не понадоблюсь. Вероятно, она и сама собиралась проспать до полудня.

Я тихонько спустилась по черной лестнице в кухню. Там было темно, не горели даже тусклые газовые лампы, которые мистер Форд зажигал в ранние утренние часы. Видимо, он еще спал. Я развернулась обратно к лестнице и столкнулась нос к носу с мистером Карнеги.

Мое сердце застучало так громко, что он тоже наверняка его услышал.

— Вы меня напугали.

Пару недель назад он попросил не называть его мистером Карнеги, а обращаться к нему по имени — разумеется, когда мы бывали наедине, — но меня страшила подобная фамильярность. Поэтому я стала избегала любых обращений в наших с ним разговорах. Он заметил это и начал делать то же самое.

Он рассмеялся.

— Прошу прощения. Я прокрался на кухню, как ночной вор, верно?

— Да, хотя не мне вас корить. Я сама таюсь здесь в темноте.

— Кстати, да. И что вас сюда привело? Я признаюсь вам как на духу: мне захотелось еще тех чудесных эклеров с кофейным кремом.

— Почему вы не попросили кого-нибудь из прислуги принести их вам?

— Последние две недели им всем пришлось много работать — по настоянию моей матери, — так что они заслужили хотя бы день отдыха.

— Я с удовольствием подам вам эклеры. — Я шагнула к кладовой.

Мистер Карнеги удержал меня, поймав за руку.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я вполне в состоянии сам себя обслужить.

Он вытащил блюдо с пирожными и переложил на тарелку все оставшиеся кофейные эклеры.

— Вы так и не сказали, что привело вас на кухню, хотя, если уж по справедливости, вам тоже нужен хороший отдых.

— Я хотела проведать мистера Форда.

— У него что-то случилось? — Мистер Карнеги придвинул тарелку с эклерами ближе ко мне и жестом предложил угощаться.

Я покачала головой и ответила:

— Он загрустил. Свадьба вашего брата разбередила в нем воспоминания о собственной семье.

— Вот бедняга. Вы рассказали ему о расследовании генерала Ховарда?

— Да, рассказала. Надеюсь, он отдохнет, а это известие поднимет ему настроение.

— Хорошо. Я верю, что мы разыщем его семью. У генерала Ховарда есть все средства для поиска и доступ к архивам большинства южных плантаций.

Тарелка с эклерами, украшенными цветами из шоколадной глазури, так и стояла на столе между нами. Ни один из нас не потянулся к пирожным, хотя после долгого и тяжелого дня я с радостью поела бы.

— Пожалуйста, угощайтесь, — предложил мистер Карнеги.

В любой другой день я вежливо отказалась бы, как подобает служанке, но на этот раз я слишком устала. И очень хотела попробовать что-нибудь из сластей, на которые смотрела весь вечер, но могла лишь облизываться издалека.

— Кстати, у меня есть для вас очень хорошая новость, — сказал мистер Карнеги.

Я молча кивнула, потому что уже откусила эклер, и рот мой наполнился восхитительной сладостью нежной кофейной начинки.

— Ваша компания уже в деле, мисс Келли.

Я вытерла рот салфеткой и спросила:

— Я не совсем понимаю — о чем это вы?

— О вашей телеграфной компании.

— О моей телеграфной компании?

— Да. Она называется «Кистоунский телеграф». — Он говорил с большим воодушевлением, явно довольный тем, что сообщал мне эту новость. — Вы подали гениальную идею — протянуть линии общественного телеграфа вдоль железных дорог. Я переговорил со Скоттом и Томсоном, и они с радостью согласились предоставить нам все необходимые права, чтобы провести линию на участках, принадлежащих Пенсильванской железнодорожной компании. В обмен на негласное партнерство, само собой. Я учредил «Кистоунский телеграф» и заключил контракт с Пенсильванской железнодорожной компанией. Согласно условиям контракта, мы платим им ежегодные взносы в размере четырех долларов за милю, а они предоставляют нам землю под телеграфные столбы вдоль собственной линии.

Я прижала ладонь ко рту.

— Даже не верится.

Он улыбнулся.

— Уж поверьте. Я также взял на себя смелость выделить вам пятьдесят акций новой компании. Точно так же, как мистер Скотт предложил мне акции десять лет назад, когда я помог ему заключить эксклюзивный контракт с «Адамс экспресс» на доставку их корреспонденции поездами Пенсильванской железнодорожной компании.

— Пятьдесят акций — мне?!

Мне хотелось глупо хихикать от мысли, что я, простая деревенская девчонка из Голуэя, теперь владела частью телеграфной компании. Я продолжала зажимать рот ладонью, сдерживая неуместный смешок.

— Да, именно вам. Но это еще не все новости. На самом деле все намного лучше.

— Мистер Карнеги, я не знаю, что может быть лучше, чем пятьдесят акций «Кистоунского телеграфа»!

— Я же просил называть меня Эндрю.

— Эндрю, — произнесла я. Мне вдруг стало неловко, словно я допустила фатальную оплошность и разоблачила себя перед миром. Я с трудом подавила желание оглядеться по сторонам в поисках свидетелей моего почти непристойного поведения.

— «Тихоокеанская и Атлантическая телеграфная компания» заинтересовалась вашей идеей, и им нужна телеграфная связь с Филадельфией.

Почему мистер Карнеги — Эндрю — вдруг заговорил о «Тихоокеанской и Атлантической телеграфной компании»? Я не понимала. При чем тут она, если мы вели речь о моей компании «Кистоунский телеграф»?

— Чтобы протянуть линию от Питсбурга до Филадельфии по маршруту, который Пенсильванская железнодорожная компания предоставила вашей компании, «Тихоокеанская и Атлантическая телеграфная компания» предложила купить «Кистоунский телеграф» — за шесть тысяч своих акций и контракт на проведение телеграфной линии, которое возьмет на себя одна из моих компаний. Также они выплатят нам хорошую премию по срочной сделке. И это при том, что мы еще не выкопали ни одной ямы для телеграфного столба, не протянули ни одного провода и не потратили ни одного доллара.

— Но зачем вам… нам… продавать «Кистоунский телеграф»?

— Затем, что держатели акций «Кистоунского телеграфа» получают от этой продажи высокую премию. За каждую вашу акцию «Кистоунского телеграфа», которая теперь превращается в акцию «Тихоокеанской и Атлантической телеграфной компании», они дают двадцать пять долларов. То есть вы получаете тысячу двести пятьдесят долларов.

Я сама не почувствовала, как у меня отвисла челюсть от неожиданного известия, что у меня появились тысяча двести пятьдесят долларов — огромная сумма, которую я не чаяла заработать за всю свою жизнь, — но, видимо, это произошло. Потому что мистер Карнеги — Эндрю — подошел ближе и закрыл мне рот, аккуратно подняв мой подбородок указательным пальцем.

— Обналичить премиальную выплату можно будет чуть позже, если вы захотите ее обналичить. Но это ваши деньги, и вы вольны ими распоряжаться по собственному усмотрению.

Я сразу подумала об Элизе, Сесилии, маме и папе. Наконец я смогу их спасти. Мне с лихвой хватит средств, чтобы вырвать их из нищеты и перевезти всю семью в Америку. А пока не наступило «чуть позже», когда можно будет получить деньги на руки, я хотя бы дам им надежду. Мне не терпелось скорее написать письмо Элизе и сообщить ей прекрасную новость.

Позабыв о приличиях, я его обняла. То ли из благодарности за возможность спасти семью, то ли от радости из-за нашей невероятной удачи, то ли еще по какой-то причине — я сама толком не знала. Я попросту не смогла удержаться. Он поначалу напрягся, застыл под моими руками, а затем тоже обнял меня и прижал к себе. Кажется, мой внезапный порыв его ошеломил. Я и сама была ошеломлена.