Александр Немировский - Пурпур и яд
В этом непроницаемом мраке мерцало лишь одно светлое пятно: крупнейший из греческих городов Пропонтиды — Кизик — закрыл перед Митридатом свои ворота, и царь царей приступил к его осаде. Его трехсоттысячное войско окружило город рвом. Корабли патрулируют в прибрежных водах. Но Кизик не Халкедон! Недаром кизикийцы считают, что их город дан самим Зевсом в качестве приданого за его дочерью Корой! Стены Кизика строились столетиями! О них Митридат обломает свои зубы! А тем временем римские воины научатся переносить невзгоды и радоваться не блеску золота, а ломтю хлеба и тростниковой подстилке.
К вечеру Лукулл собрал в своем шатре легатов. Полководец говорил медленно, с трудом подбирая слова.
— Мы пришли, чтобы завершить войну, начатую нашими отцами. Мир, заключенный Суллой, дал нам передышку. Но ею воспользовался и Митридат. У него огромное войско и сильный флот. Серторий прислал ему своего друга, и тот обучил воинов по нашим правилам. Вы столкнетесь с могущественным врагом. Войну выиграет тот, на чьей стороне будут греки. Греки ненавидят нашу власть, но они боятся и Митридата. Они уже успели убедиться в его коварстве и жестокости. Мы должны вести войну за греков. Воины ждут добычи. И они получат ее, когда мы захватим царские сокровищницы. Здесь же никто не должен упрекнуть нас в лихоимстве. Уже сегодня один из воинов пытался ограбить храм. Я приговариваю его к казни.
Шум голосов за шатром говорил, что приготовления закончены. Открыв полог шатра, Лукулл вышел наружу. Преступник стоял у врытого в землю столба с надписью «Вор». Лицо и плечи его покрывал кожаный мешок.
Лукулл сделал знак, и из рядов вышло десять воинов с увесистыми камнями в руках.
Клодий отвернулся. Под кожаным мешком был Феридий, подошедший к нему на корабле. И кто дал Лукуллу право отнимать у человека жизнь.
— Раз! — послышалась команда, и тотчас же раздался нечеловеческий вопль.
Легионеры проходили мимо тела, наполовину заваленного камнями. Лукулл дал своему войску первый жестокий урок.
МАРК МАГИЙ КВИНТУ СЕРТОРИЮ ПРИВЕТ
Ты спрашиваешь у меня, собирается ли царь выполнять данные через Неоптолема обещания. Опишу все по порядку. Когда я прибыл в Синопу, Митридат встретил меня с почетом и принял в число своих друзей. Следуя моим советам, он отказался от пестрых полчищ. Он вооружил воинов гладиусами и пилумами, а оружие и сбрую, изукрашенные золотом и драгоценными камнями, отвез в сокровищницы, что у него в горах. Ибо, как тебе известно, все это более прибавляет жадности врагу, чем мощи своим обладателям.
Когда мы двигались через Вифинию, многие эллины встречали нас с воодушевлением, ибо никогда они еще столько не терпели от сборщиков податей и римских ростовщиков, как со времени Суллы. Город Кизик закрыл перед царем свои ворота, так как кизикийцы живут торговлей с городами и варварами Таврики и Кавказа, которую перехватила Синопа. Вместо того чтобы всем войском двигаться на Лукулла, царь разделил ее на две части. С одной осадил Кизик, другую поручил мне и приказал идти во Фригию. Там на холме Отрий Лукулл стоял лагерем, надеясь выиграть время. Но я выманил его на равнину. Войска наши уже сходились, как вдруг небо разверзлось и показалось большое огненное тело, которое упало в промежутке между нами. По виду оно более всего походило на удлиненную бочку, а по цвету на расплавленное серебро. Мои воины разбежались, напуганные этим знамением, и я не смог их удержать. Все гладиусы и пилумы вместе со щитами и шлемами достались Лукуллу. Митридат был в гневе и сказал: «Эта комета предвещала мне победу, а ты ее упустил!» Друг же царя ученый грек Метродор отправился на место боя и отыскал там куски металла, которого нет на земле. Он собирается написать сочинение «О пришельцах с планет»и уверяет, что уже не раз на землю падали предметы, посланные разумными существами. По его словам, глупцы и невежды, населившие небо богами, принимают их за знамения. Царь согласился с Метродором, но гневаться на меня не перестал. Может быть, со временем он сменит гнев на милость, и я его смогу убедить, что твоя победа над Помпеем для него так же важна, как для нас с тобой.
Прощай!
ГОЛОВА ИЗ КАТАПУЛЬТЫ
Мурена вбежал в преторий. Никогда еще Лукулл не видел своего легата таким возбужденным.
— Он прорвался. Два катафракта и десять дикротов. Их видели у Лесбоса. Клянусь Геркулесом! Этот одноглазый все-таки выманил у царя корабли для своего Сертория.
Лукулл задумался. Было бы неплохо, если бы этот Магий добрался до Испании. Это усилило бы Сертория, сбило бы спесь с Помпея. Но ведь тогда крикуны в сенате и на форуме получат пищу для кляуз и обвинений. Ведь уже послано донесение, что проливы на замке и ни один вражеский корабль не выйдет в Римское море. Конечно же, заявят, что он, Лукулл, умышленно выпустил врага, чтобы продлить свое командование на Востоке.
— Сколько кораблей в Эфесе? — спросил Лукулл.
— Двадцать родосских триер и три пентеры, присланные египетским царем.
— Скачи в Эфес. Бери корабли. Ты еще успеешь его, догнать. Если сможешь, приведи живым.
…Этот скалистый безлюдный островок у Лесбоса был прославлен в древних сказаниях. Говорили, что именно здесь остановились ахейцы на пути в Трою, и завистливые боги наслали на героя змею. Ужаленный Филоктет испытывал нечеловеческие страдания. Рана стала гнить, испуская зловоние. Воины покинули несчастного и вспомнили о нем лишь через десять лет, когда им понадобились лук и стрелы Геракла, которыми обладал Филоктет.
Остановившись здесь со своей флотилией, Магий не подозревал, что и для него островок окажется роковым. Иначе он не стал бы дожидаться здесь Трехпалого с миопаронами, как ему советовал Неоптолем, а плыл бы сразу в Испанию. Чтобы дать знать о себе дружественным пиратам, он приказал развести костры на скалах у входа в бухту.
На рассвете вместо ожидаемых миопарон к островку подошли римские триеры и пентеры. Бухта была слишком мала, чтобы вместить и римскую флотилию. Поэтому Мурена попытался выманить Магия в открытое море. Он посылал в бухту по два корабля, и те курсировали вдоль ее берега на почтительном расстоянии от понтийцев.
Магий приказал своим матросам поставить суда на днища. Это придавало им устойчивость и позволяло в случае приближения врага забросать его ядрами из бортовых баллист.
Видя невозможность атаки с моря, Мурена замыслил нападение с суши. Он перевел на одну из пентер отборных воинов и вместе с ними направился к противоположному берегу островка.
Пентера плыла вдоль берега. Нависшие над морем черные скалы казались чудовищами, выгнувшими спины перед прыжком. Мурена вглядывался в берег, надеясь отыскать бухточку или просто небольшое углубление. Но берег был одинаково неприступен на всем протяжении.
Пришлось спускать на воду лодки и высаживаться на них. Это отняло всю ночь. А день ушел на преодоление скалистой гряды, разделявшей остров на две части. Только к вечеру римляне оказались над бухтой Филоктета. Сверху им были видны подтянутые к берегу вражеские корабли и две своих триеры, качавшиеся на волнах. Понтийцы, видимо, уже привыкли к их присутствию и, не обращая на них внимания, занимались своим делом. Кто-то на берегу развел костер, и его пламя осветило человека с черной повязкой на лице. Он что-то говорил окружавшим его морякам, потом вместе с ними исчез в отверстии пещеры.
Мурена дал знак воинам, и они поползли, прижимаясь к еще теплой, пахнущей полынью земле.
— Не убивать одноглазого, — шепнул им Мурена.
Прошло еще несколько томительных минут, пока тишина не разорвалась криком и звоном оружия. Мурена понял, что солдаты ворвались в пещеру и ведут там бой.
…Они стояли друг против друга, и если бы не связанные за спиной руки одного, их можно было бы принять за встретившихся в пути прохожих.
— Кто ты — перс или римлянин? — спросил Лукулл.
Единственный глаз его собеседника злобно блеснул.
— Для таких римлян, как ты, я — перс, для тех же, кто хочет очистить Рим от сулланских собак, я — квирит.
— Тогда, — сказал Лукулл размеренно, — я отдам твою голову царю-варвару, которому ты служил, а тело брошу в болото.
В тот же день римская катапульта, расположенная против царского лагеря, выпустила лишь один снаряд. Это была голова Магия.
ОБМАН
— Пиши! — сказал царь, обращаясь к Метродору. — «В десятый день боэдромиона, отмечая годовщину осады Кизика, Митридат приказал провести под стенами кизикийских пленников, и те стали просить своих близких, чтобы они сдали город…»
— Что же ты остановился? — сказал он после паузы.
— Я устал, государь!
— Отдохни! — Царь вышел из шатра.
Метродор откинул голову и положил восковые дощечки на ковер. Он действительно устал, но это была не физическая усталость. Он утомился лгать и слышать, как лгут другие. Из слов начальников отрядов выходит, что Кизик вот-вот падет. Но ни один из них не осмелился поведать царю, что его воины выбились из сил и умирают от голода, что уже съедена вся трава на склонах Диндима, что многие, по варварскому обычаю, поедают человеческие внутренности.
