Николай Лузан - Призрак Перл-Харбора. Тайная война
Перед Ясновским возник ресторан «Тройка», с крыши которого на него хищно нацелились обросший до неузнаваемости Люшков и еще одна омерзительная рожа. Извиваясь ужом, он скользнул к входу и, отбивая колени, скатился к ногам гардеробщика. Тот пришел ему на помощь и затолкал в подсобку. Но Люшков не отставал. Ворвавшись в вестибюль, он крутанулся волчком, потом по-поросячьи взвизгнул и набросился с кулаками на гардеробщика. Швейцар, попытавшийся их разнять, получил хорошего пинка, и, озверев, Люшков принялся молотить всех подряд. Под его горячую руку попал и Ясновский.
На шум драки в вестибюль высыпали обслуга, кучка пьяных офицеров, и между ними завязалось драка. Ротмистр оказался между двух огней, на нем отыгрывались и те, и другие. Клубок тел, хрипя и ругаясь, катался по полу. За сплетением рук и ног Ясновский увидел Дулепова и потерял дар речи. Негодяй, вальяжно развалившись в кресле, с гаденькой улыбочкой наблюдал за тем, как его дубасили половой и официант, а затем вскочил на ноги, разметал толпу и сам вцепился ему в горло.
— Скотина! Мерзавец! Казенные деньги пропивать! — надрывался Дулепов и хлестал ротмистра по щекам.
Ясновский пытался что-то сказать, но от удушья не хватало воздуха. Костлявые пальцы полковника железной хваткой сошлись на шее. В последнем отчаянном усилии ему удалось дотянуться до его рук и вонзиться зубами.
Истошный вопль и глоток свежего воздуха вырвали ротмистра из кошмара…
Пробуждение оказалось страшнее сна. Перед ним, схватившись за палец, скакал и верещал живой, из плоти и крови, Дулепов. Ясновский закрыл и снова открыл глаза, надеясь избавиться от ужасного наваждения. Но это был не сон. До боли знакомая люстра раскачивалась под потолком, а с фотографии на стене за ним наблюдала, заливаясь счастливым смехом, супружеская чета Ясновских. Сама жена, испуганная и растерянная, застыла на пороге, за ее спиной торчала угрюмая физиономия Клещова. Стены, мебель, Дулепов, Клещов и супруга поплыли перед глазами ротмистра. Похолодев, он с ужасом наблюдал за немыслимыми телодвижениями начальника.
Первым опомнился Клещов, выхватил из кармана пальто платок, бросился к Дулепову, чтобы перевязать рану. Тот стонал и яростно сверлил глазами ротмистра. Бедолага попытался что-то сказать в оправдание, но из осипшего горла вырывались только нечленораздельные звуки.
В ответ Дулепов разразился угрозами:
— Скотина! Мерзавец! Сгною!
Ясновский вовсе потерял голову и приготовился к худшему. Дулепов не контролировал себя и, схватив его за ворот ночной рубахи, заорал:
— Как выглядел Длинный? Как?
— Долговязый, господин полковник, — подал голос Клещов.
Ясновский оторопело смотрел на них, на набухшую кровью повязку на пальце Дулепова и не мог взять в толк, о чем они спрашивают. Вчерашний пьяный дебош в «Тройке», кошмарный сон, беснующийся шеф и какой-то там Длинный — все смешалось в замутившемся сознании ротмистра.
— Скотина! В последний раз спрашиваю: как выглядел Длинный из аптеки Чжао? — не стесняясь в выражениях, кричал Дулепов.
— Долговязый, — поправил Клещов.
«Какая аптека? Какой Длинный? Какой Долговязый?» — силился понять Ясновский и растерянно бормотал:
— Господин полковник, о чем вы? Какой Долговязый? Какой Длинный?
— Идиот! Болван! Мозги пропил! — продолжал бушевать Дулепов.
— Тот, что у Чжао болтал с тобой про болячку Люшкова, — дал подсказку Клещов.
«Аптека? Долговязый? Неужели? Так это он?» — Ясновского пронзила догадка. — Боже мой, ты же нос к носу столкнулся с тем, кого Модест засек на явке с Гномом. Не может быть? Может! Сходство поразительное. Как две капли воды похож на советского агента Долговязого.
— Он! Точно он, господин полковник! — наконец дошло до Ясновского.
— Долговязый? Ты ничего не путаешь? — все еще не мог поверить ему Дулепов.
— Он! Он, Азолий Алексеевич! Христом Богом клянусь!
Дулепову было не до клятв, потрясая ротмистра за ворот ночной рубахи, он прорычал:
— Где эта чертова аптека! Где?
— В районе пристани, сразу за…
— Когда там будет Люшков?
Ясновский лихорадочно вспоминал.
— В девять. Нет, в десять! Точно, в десять, господин полковник!
Дулепов с Клещовым бросили взгляд на часы. Было начало одиннадцатого.
— Вот же, зараза! — от досады Клещов заскрипел зубами.
— У-у-у! — завыл на одной ноте Дулепов и, отшвырнув в сторону ротмистра, ринулся к двери, на пороге обернулся и гаркнул: — Модест, эту пьянь — тоже в машину.
Дверь с треском захлопнулась за ним. С косяка посыпалась штукатурка, портрет счастливой супружеской пары Ясновских качнулся и рухнул на пол. Ротмистр непослушными руками схватился за брюки, но нога никак не попадала в штанину. На помощь пришли жена и Клещов; одели его, вывели на улицу и усадили в машину.
Дулепов ожег испепеляющим взглядом непутевого зама и, продолжая бормотать под нос проклятия, стал подгонять водителя. Клещов и его заместитель Соколов благоразумно помалкивали. Оба не один раз на собственной шкуре испытали, что значит попасть под горячую руку шефа. В запале он не разбирал ни правых, ни виноватых, его костлявый, увесистый кулак вышиб не один зуб у незадачливых подчиненных.
Ротмистр, протрезвев, забился в угол и боялся проронить слово. На крутых виражах его болтало из стороны в сторону, а тошнота удушающими приступами подкатывала к горлу. Он терпел и молил только об одном, чтобы опередить агентов-боевиков, нацелившихся на Люшкова. В противном случае (об этом ему не хотелось даже думать) Дулепов отыграется на нем сполна и припомнит все, что было и чего не было: как оставил Люшкова без охраны, как с женой вместо дела раскатывал на служебной машине по магазинам в то время, когда остальные, как взмыленные лошади, носились по Харбину в поисках агентов НКВД.
«В лучшем случае погонят в три шеи со службы, а в худшем…», — Ясновского бросило в жар при одной только мысли о душегубе Палачове.
Дулепов не обращал на него внимания и был поглощен только одним — перехватить агентов-боевиков советской резидентуры раньше, чем они ликвидируют Люшкова. «Где? Где они сидят?» — эта мысль сверлила ему мозг, и он бросил через плечо:
— Модест, думай, как этих гадов перехватить?
— Так влет и не скажешь, господин полковник, — ответил тот.
— А ты соображай! На кой черт тогда ты и твоя свора легавых сдались!
— Щас, соображу. Щас, господин полковник! — заверил Клещов и напряг свою недюжинную память. Он хорошо знал Харбин, но этого одного было мало, чтобы вычислить место засады боевиков. Здесь требовались детали: проходные дворы, стоянки машин, торговые точки лотошников и прочие мелочи, по которым можно вычислить засаду и место, где должны сойтись будущая жертва и палач.
— Стоянка для извозчиков и такси у харчевни, — вспомнил он.
— От нее метров сто, сто пятьдесят до аптеки, — тут же выдал расстояние Соколов.
— Там, вероятнее всего, они поставят машину, — предположил Клещов.
— Подходящая позиция для стрелка, — оценил ее Соколов.
— Вряд ли, далековато. Что еще? — торопил Дулепов.
— Строительная контора Букреева, — добавил Клещов.
— Через улицу напротив. Место бойкое, возле нее вечно толчется народ, легко затеряться и отличная позиция: бабахнул, скакнул в машину и поминай, как звали, — заключил Соколов.
— Вот ты эту позицию и закроешь! Возьми Хваткова, еще пару человек и наглухо блокируй подходы к конторе. Особое внимание окнам, что выходят на аптеку. Улица там узкая, могут пальнуть через стекло. Уловил расклад?
— Да, — подтвердил Соколов и предложил: — Мефодич, надо бы прошерстить и чердак?
— Правильно! — одобрил Клещов и обратился к Дулепову: — Азолий Алексеевич, как план — принимается?
— Действуйте, — поддержал он и напомнил: — Проходные дворы не забудьте.
— Их и соседнюю улицу перекроет бригада Тяжлова.
— Слушайте, а про аптеку совсем забыли? Там Люшкова и кокнут! — спохватился Соколов.
— Вряд ли, — усомнился Клещов.
— Согласен, — поддержал его Дулепов.
— Это почему же? — недоумевал Соколов.
— Толпой в аптеку они не повалят, а у одиночки против Люшкова шансов нет. Он с лета бьет в яблочко, — напомнил Клещов.
— Долговязый — не дурак лезть в петлю, — категорично заявил Дулепов.
— Долговязый? С чего вы взяли, что будет он? — в один голос воскликнули Соколов с Клещовым.
— А потому… — подал голос Ясновский и осекся под взглядом Дулепова.
— Протрезвел, мерзавец? — прорычал он.
— Азолий Алексеевич, и все-таки почему Долговязый? — не мог понять его логики Клещов.
— Долго объяснять, Модест! Лучше скажи…
Резкий толчок швырнул их вперед. Дулепов ударился о лобовое стекло и яростно матюгнулся. Водитель отчаянно надавил на тормоза и крутанул руль. Машину развернуло и потащило по мостовой. Над капотом промелькнуло испуганное лицо рикши, из-под колес донесся хруст дерева, а потом сдавленный крик.
