Фаина Гримберг - Примула. Виктория
Папа Пий Девятый лично ходатайствовал перед Наполеоном Третьим о покровительстве Франции иерусалимским католикам. Император Франции предложил греческим иерархам, то есть греко-восточным ортодоксам, «поделиться», что называется, христианскими святынями, хранящимися в Иерусалиме, и, в частности, передать католикам известные «ключи от Гроба Господня».
Султан Абдул Маджид приказал иерусалимскому патриарху передать некоторые храмы в ведение католических священнослужителей. Собственно, Абдул Маджид заинтересован был в укреплении отношений с Англией и Францией. Он не мог не понимать, что за спиной иерархов-греков всегда может возникнуть, подобно известному чёртику из табакерки, или Богу из машины, Российская империя, единственное в мире государство, где греко-восточная ортодоксия — православие — являлось религией господствующей. Уже давным-давно было ясно, что Россия точит имперские зубы на слишком уж многие территории Османской империи. И было также совершенно ясно: Россия всегда может воспользоваться тем обстоятельством, что греки, болгары и некоторые прочие подданные Османской империи являются православными, для неаккуратного вонзания ножа в султанскую спину. Поэтому Абдул Маджид стремился держаться именно союза с Англией и Францией...
Константинопольский и иерусалимский патриархи обратились действительно в Санкт-Петербург, в Синод, направив также и личные послания митрополиту Филарету. В этих некорректных и фанатических посланиях содержались жалобы на «нечестивых агарян» и прочее тому подобное. Филарет крайне остро ненавидел католичество вообще и папу римского, в частности. Митрополит принялся интенсивно воздействовать на Николая I, убеждая его выступить как возможно скорее «на защиту православных христиан, притесняемых турками»; Филарет определял происходившее именно как «притеснение православных христиан турками». Но не стоит думать, будто Филарету удалось бы с такою лёгкостью уговорить императора. Однако дальнейшие действия Николая I показали, что он и без уговоров митрополита поглядывает на Восток, то есть как раз туда, куда уже поглядывали в своё время и Пётр I, и Екатерина II...
Католики получили Вифлеемский храм. В феврале 1853 года в Истанбул отправилось из России чрезвычайное посольство во главе с князем Меншиковым. Меншиков привёз Абдул Маджиду интересное нагловатое требование: Николай I требовал ни много ни мало, а только лишь передачи под его фактическую юрисдикцию всех греко-восточных ортодоксов, то есть православных подданных султана.
Князь Меншиков вёл себя вызывающе. Султан настоятельно порекомендовал послу не вмешиваться во внутренние дела Османской империи. В начале мая 1853 года российское посольство покинуло Истанбул.
Николай I, не раздумывая долго, приступил к насильственным действиям. До конца июня русские войска заняли порядочный кусок владений султана — дунайские княжества Молдавию и Валахию. Но союз Англии и Франции, на отсутствие коего так надеялся Николай I, состоялся! Английская и французская эскадры вошли в Дарданеллы.
Николай I срочно встретился в Варшаве с прусским королём Фридрихом Вильгельмом IV и молодым австрийским императором Францем Иосифом, которому совсем недавно, в 1849 году, помог подавить восстание венгров. Однако оба бывших союзника не только не поддержали Николая I, но даже и открыто объявили, что примут сторону Англии и Франции...
Российский император был потрясён подобным вероломством! Он так верил в эту возможность союза монархов против быдла. Он так искренне старался помочь, так искренне приказывал: Патронов на всех этих каналий не жалеть!.. И вот!.. Вот она, неблагодарность... Европа ненавидит его. Он — в европейских глазах — деспот, жандарм и... мерзавец!..
Что ж! Ему никто не нужен. Он пойдёт один против всех.
* * *
Осенью султан потребовал от российского императора вывести войска из Молдавии и Валахии. На этот ультиматум Николай I ответил решительным отказом. Османская империя начала военные действия.
В первый период войны, с октября 1853-го по март 1854-го года, война велась между Россией и Османской империей с переменным успехом. Османам удалось отбить Молдавию и Валахию. Но черноморская эскадра под командованием адмирала Нахимова нанесла поражение османскому флоту.
* * *
15 марта 1854 года Англия объявила войну Российской империи. На другой день Франция присоединилась к Англии.
Столица приветствовала начало военных действий. Королева на балконе Букингемского дворца приветствовала идущие в порт войска. На своей яхте «Виктория и Альберт» королева провожала английский флот.
Средоточием Крымской войны сделалась известная осада Севастополя.
* * *
7 ноября 1854 года в Севастополь прибыл молодой человек, российский дворянин, литератор, граф Лев Николаевич Толстой. Он был прикомандирован к лёгкой батарее артиллерийской бригады.
Здесь на сцену вновь выступает дневник. На этот раз дневник будущего великого писателя. 23 ноября Лев Николаевич сделал следующую запись:
«Грустное положение — и войска и государства — Я часа два провёл, болтая с ранеными французами и англичанами. Каждый солдат горд своим положением и ценит себя; ибо чувствует себя действительной пружиной в войске. Хорошее оружие, искусство действовать им, молодость, общие понятия о политике и искусствах дают ему сознание своего достоинства. У нас бессмысленные ученья о носках и хватках, бесполезное оружие, забитость, старость, необразование, дурное содержание и пища убивают внимание, последнюю искру гордости и даже дают им слишком высокое понятие о враге».
Солдаты российской армии, ещё недавно — крепостные крестьяне, являлись, в сущности, людьми обречёнными. Двадцать пять лет, четверть века военной службы, муштры, побоев; немногие выдерживали...
А молодому Толстому нравилось на войне. Его дневниковые записи парадоксально сходны с записями в дневниках королевы Виктории. Оба они, королева Англии и будущий повелитель всемирной литературы, отличались искренностью в своих писаниях. Эта самая искренность и до сих пор вынуждает многих читателей дневников великой королевы и великого писателя выдвигать нелепые обвинения в чёрствости, бездушности, антигуманности и проч.
Толстой записывал:
«...Постоянная прелесть опасности, наблюдения над солдатами, с которыми живу, моряками и самим образом войны так приятны, что мне не хочется уходить отсюда, тем более, что хотелось бы быть при штурме, ежели он будет...»
В самый разгар Крымской войны умер Николай I. Он также был на свой лад искренним до чрезвычайности человеком. Вероятно, Крымская война раскрыла ему глаза на многое. Возможно, он был в состоянии многое понять, но принять, нет, не мог!
27 августа 1855 года английские и французские войска захватили Малахов курган, служивший как бы ключом к Севастополю.
На престол вступил тридцатисемилетний Великий князь Александр Николаевич, некогда, уже в незапамятные времена, танцевавший с Викторией в залах английских дворцов, Александр II... Теперь королева Англии не завидовала российским монархам. Теперь она чувствовала себя в сравнении с тем же Николаем Павловичем справедливой радетельницей о благе подданных. Она теперь полагала русского императора эгоистом, который ради своих прихотливых симпатий и антипатий погубил множество людей. Конечно, она была не вполне права. Разве Николай I был, в свою очередь, виновен в том, что родился принцем из дома Романовых и волею судьбы сделался императором? По сути, он и не следовал своим желаниям, он следовал воле судьбы; а судьба в России редко бывает счастливой!
* * *
Виктория посещала госпитали, говорила раненым солдатам приветственные и благодарственные слова. Победа Англии и Франции, равно как и поражение России, оплачены были кровью множества людей. Но разве все эти люди, которых возможно называть тем самым «пушечным мясом», разве они говорили, что не хотят воевать, не хотят участвовать в войне? Вовсе нет, они этого не говорили. И для них, так же, как и для их правителей и полководцев, война была жизнью, и даже более истинной, более наполненной жизнью, нежели мир. Парадокс: эта жизнь в условиях войны была, в сущности, всего лишь... смертью; но они более охотно принимали эту жизнь-смерть, нежели жизнь-жизнь!..
Между тем в Англии появилась ещё одна, нет, не королева, но скромная властительница дум, мыслей многих женщин, и не только английских женщин. Флоренс Найтингейл[78]. Тридцатилетняя женщина. Но не та, не такая, какую описал Бальзак в своём романе[79]. Великий француз полагал (как все мужчины!), что единственное, о чём женщины могут помышлять, это брак или сожительство с мужчинами же, и материнство. Но оказалось, женщины думают и о деятельной жизни вне соитий и родов. В дыму Крымской войны явилась новая ипостась женщины. Эта ипостась давно уже сделалась привычной нам. Мы привыкаем с детства к этому понятию, к этому белому облику — медицинская сестра... Флоренс Найтингейл первой ввела в медицину женщин, верных помощниц врачей. Королева Виктория прислала благодарственное письмо скромной деловой женщине. Ведь королева и сама была такой, скромной и деловой, но и властной, и серьёзной. Она умела приказывать и работать. И Флоренс Найтингейл умела приказывать и работать. Виктория строила и укрепляла государство. Флоренс Найтингейл выстроила в этом государстве целую систему подготовки женщин — медицинских сестёр, помощниц врачей; систему, которая пригодилась во всём мире. Королева Виктория — символ власти и силы. Флоренс Найтингейл — символ деятельного милосердия. Но не будем забывать и о том, что Флоренс Найтингейл — дитя той самой, викторианской Англии!
