Гюстав Эмар - Береговое братство
ГЛАВА XII. Почему дон Фернандо согласился на приглашение капитана Сандоваля
Три другие лодки, о которых мы упоминали, оставались позади, чтобы предоставить губернатору честь первому взойти на корвет, но вскоре также причалили, и все гости капитана собрались на палубе.
Они принадлежали к самым знатным и богатым семействам в городе.
Каждый кавалер подал руку даме, и все направились вслед за губернатором, изъявившим желание осмотреть судно, пока экипаж еще оставался на местах и он мог в одно и то же время видеть и корвет, и людей.
Дон Фернандо и донья Флора не интересовались этим зрелищем — он, вероятно, будучи сам моряком, не находил в нем ничего нового, она, быть может из женской робости, не чувствовала стремления к развлечениям подобного рода; а возможно, оба по особой, им одним известной причине оставались к нему равнодушны. Незаметно пропустив вперед всех других гостей, молодые люди сами понемногу отстали и, пользуясь этим уединением в толпе, все внимание которой было приковано к занимательным по своей новизне предметам, завели вполголоса разговор, судя по выражению их лиц и блеску глаз, не только оживленный, но и чрезвычайно увлекательный.
Уже несколько раз дон Фернандо имел случай встречаться таким образом с доньей Флорой наедине, — мы говорим «наедине», потому что влюбленные, величайшие эгоисты на свете, все относят к себе, видят одних себя и ничего не замечают, кроме того, что относится непосредственно к их любви.
Донья Флора, глаза которой при первой встрече с доном Фернандо так явственно выдали ему, что происходило в ее сердце, не сочла нужным взять назад свое безмолвное согласие, когда он признался ей в любви со свойственным влюбленным лицемерием, очень похожим на бесчестность, так как объясняются они только тогда, когда в глубине сердца уверены, что объяснение их будет выслушано без гнева.
— А вы, донья Флора, любите ли вы меня? — заключил свое объяснение дон Фернандо.
Вся вспыхнув и дрожа от волнения, молодая девушка устремила на него свой ясный и невинный взгляд и, тихо опустив свою руку в его, ответила одним словом:
— Люблю.
Казалось бы, короткое, избитое слово, но как же сходил с ума дон Фернандо от радости, от счастья, когда услышал его!
С этой минуты при каждом удобном случае молодые люди вели нескончаемые разговоры на ту же полную очарования тему, никогда не истощающуюся и не утрачивавшую своей прелести со времени появления на земле мужчины и женщины, суть которой заключается в трех словах: любить, быть любимым.
Величайшее наслаждение влюбленных — нескончаемо рассказывать друг другу историю их любви: как она началась, что они испытали, впервые увидев предмет своей страсти, как электрическая искра в одно мгновение пронзила их сердца, заставила затрепетать все их существо, открыла им, что они наконец нашли того или ту, для кого впредь только жить и будут, — весь этот милый вздор, подсказываемый страстью, имеет, однако, неодолимую привлекательность, мысли утопают в океане несказанных и неведомых до того времени наслаждений, слово, взгляд, пожатие руки украдкой заставляют пережить век блаженства в один миг.
Но влюбленные ненасытны; чем больше они получают, тем больше требуют; разлука для них величайшее зло; видеться, говорить друг с другом для них верх счастья; глагол «любить» такой приятный, что во всех уголках земного шара и на всех наречиях его спрягают без умолку и тем не менее только в одном виде: я люблю! Эта нежная болезнь сердца есть ясное, простое и вместе с тем сложное выражение божественного луча, вложенного Творцом в души всех Его созданий.
Дон Фернандо и донья Флора любили друг друга всеми силами души, они знали это, говорили один другому сотни раз и не уставали повторять все с тем же радостным трепетом, тем же содроганием блаженства.
Дон Фернандо видел донью Флору у ее отца, в обществе, так как часто получал приглашения, у обедни, на прогулке — словом, везде, однако ему казалось, что этого недостаточно. Не станем утверждать, что Флора не разделяла такого мнения; молодая девушка любила со всей нежностью сердца, полностью отдавшегося предмету своей страсти, и с наивным чистосердечием гордой и девственной души.
Расхаживая по корвету и бросая вокруг себя рассеянные взгляды, не замечавшие ничего кроме доньи Флоры, молодой человек жаловался на тяжелые оковы, которые вынужден был налагать на свою любовь.
Донья Флора надула губки; дон Фернандо был раздосадован и не знал, чему приписать то, что он считал ее капризом.
И два сердца, которые так хорошо понимали друг друга, эти избранные натуры, связанные таким искренним чувством, чуть не поссорились во время однообразной и скучной прогулки по корвету.
— Однако, сеньорита, — вдруг вскричал молодой человек с тайной досадой, — что же все-таки является причиной такого непостижимого упорства?
— Но это вовсе не упорство, дон Фернандо, — кротко возразила девушка.
— Что же тогда? Вы мне только одно и твердите, что это невозможно.
— Потому что, к несчастью, это действительно невозможно.
— Обсудим дело вместе, согласны?
— Согласна, почему же нет?
— Вы меня любите, донья Флора?
— А вы сомневаетесь?
— Сохрани Бог! Верю, глубоко верю!
— Так что же?
— Да то, что моя любовь может и должна, кажется, идти открытым путем, когда она честна и благородна!.. Отчего вы не хотите разрешить мне просить вашей руки у дона Хесуса?
Девушка грустно улыбнулась.
— Еще не время, — сказала она.
— Не время! Чего же вы боитесь? Разве вы предполагаете, что мое предложение будет отвергнуто?
— И не думаю.
— Быть может, вы думаете, что ваш отец, насколько мне известно, связан своим словом с доном Пабло Сандовалем…
— Я не люблю капитана, ведь вы же знаете это, дон Фернандо, да и отец до сих пор лишь очень смутно намекал на такой союз.
— Однако дон Хесус может вынудить вас согласиться на этот брак.
— Когда я скажу отцу, что не люблю того, за кого он хочет выдать меня замуж, он наверняка возьмет свое слово назад и заставлять меня не станет.
— Насколько я могу понять из ваших слов, препятствие заключается именно во мне?
— Может быть, — покачала она головой.
— Ваш отец, вероятно, находит меня не слишком хорошего рода и недостаточно богатым, чтобы удостоить вашей крошечной ручки, моя дорогая донья Флора, — сказал он с оттенком досады.
— Опять ошибаетесь, дон Фернандо, мой отец пришел бы в восторг, если бы подозревал, что вы ухаживаете за мной и просите моей руки.
— Тогда я отказываюсь понять что-либо! Откуда же берутся эти препятствия для моего счастья?
— От вас самих, от одного только вас, дон Фернандо, — ответила она с грустью.
— Меня?! О! Вы будто нарочно терзаете мое сердце, донья Флора!
— О, дон Фернандо!
— Простите, донья Флора, простите, я сам не знаю, что говорю! Сжальтесь надо мной, я с ума схожу, одно слово, одно-единственное, умоляю вас, чтобы я знал, чего мне бояться, на что надеяться.
— Увы, дон Фернандо! Это слово жжет мне сердце, оно срывается у меня с губ, но…
— Что же?
— Я не могу произнести его.
— Опять!..
— Увы!
— О Господи! Что же делать?
— Я говорила вам, мой друг: ждать!
— Еще ждать!
— Так надо.
— Разве я могу?!
— Неужели мне, женщине, надо подавать вам пример мужества, дон Фернандо?
— Но я нуждаюсь не в мужестве! — вскричал молодой человек с невольным взрывом нетерпения.
— Нет, в вере! — прошептала она с грустью. Это слово заставило его опомниться.
— Ах, Флора, моя возлюбленная Флора! — сказал он тоном нежной укоризны. — Что же я сделал, чтобы вы говорили мне подобные вещи?
— Я страдаю, Фернандо, меня терзает ваша неблагодарность, ваше ослепление, а вы словно удовольствие находите в том, чтобы я страдала еще сильнее.
— Вы страдаете, Флора!
— Оставим это, друг мой, еще не время открыть вам глубокую рану сердца — увы, целиком принадлежащего вам!
— Разве я не могу требовать своей доли в ваших страданиях?
— Нет! Есть глубины, в которые вам проникать еще нельзя, тайны, которые принадлежат не мне одной.
— Кажется, я понимаю…
— Друг мой, — с живостью перебила она, — поверьте, вы ничего не понимаете.
Наступила минута молчания.
Общество, все еще с губернатором и капитаном во главе, который вел под руку донью Линду, возвращалось теперь на верхнюю палубу судна, после подробного осмотра его внутреннего устройства.
— Послушайте, Фернандо, — вдруг заговорила донья Флора с волнением, от которого слегка задрожал ее голос, — нам остается всего несколько минут разговора наедине. Я воспользуюсь ими, чтобы обратиться к вам с просьбой.
