Валентин Рыбин - Знойная параллель
Через два дня подъезжаем к зеленым воротам городка танкистов. Дежурный офицер, давно осведомленный о нашем приезде, велит открыть ворота. Двое солдат распахивают их. Внутри городка видны казармы, складские помещения и зачехленные танки, стоящие в длинный ряд. Мне невольно вспоминается мой родной Хурангиз. Только там были не танки, а самолеты. А ребята точно такие же, как эти, что встречают нас. Вот и офицер, чем-то даже похожий на моего командира Хатынцева, докладывает командиру полка о том, что полк по случаю торжества построен. Полковник принимает рапорт, командует «вольно» и подходит к нам. Пожимает руки начальнику политотдела «Каракумстроя» Еременко, Кербабаеву, Ковусу, Чары, Бердыназару — всем по порядку.
Освоились, входим в клуб. Поднимаемся на сцену и садимся на две скамейки у длинного, накрытого красной скатертью, стола.
Командир полка вечер проводов уходящих в запас воинов-танкистов объявляет открытым и тотчас гремит оркестр. Музыканты играют выходной марш. Все в зале встают. Встаем и мы.
Знаменосцы выходят на сцену со знаменем полка.
Вслед за знаменосцами поднимаются на сцену тридцать шесть сержантов и солдат: это водители и механики танков. Командир полка называет поименно, и зал рукоплещет им. Чары сидит рядом со мной и говорит тихонько:
— Они еще до нашего приглашения сговорились ехать на стройку канала.
Слово дают Кербабаеву. Он не выходит на трибуну. Он говорит с места. Только встал и поклонился воинам. Начинает, как всегда, очень тихо:
— Дорогие товарищи, вот мы все, сидящие здесь, вот Бердыназар, вот другие мои молодые друзья, мечтаем поскорее увидеть новую Каракум-реку в песках. О ней столетиями мечтали наши предки. Мой отец не дожил до этого дня. Вот у Бердыназара отец тоже мечтал о канале счастья. Но только нам выпало счастье увидеть это чудо двадцатого века. Теперь так...
Вы знаете, товарищи, какие умные и способные руки нужны на стройке. Вот мы пришли благодарить дорогих наших танкистов за их патриотический порыв, за подвиг во имя труда...
Потом читаем стихи. Первому, как ни странно, Берды-ага дает слово Эдику Балашову. Я затаил дыхание. А он спокойно подходит к трибуне и начинает. «Канал - это новые урожаи хлопка. Канал — это арбузы и дыни». И вдруг, повышая голос, восклицает:
— Канал — это чайки в пустыни! Это розовые фламинго в голубой воде Каракум-реки!
Солдаты оживились и аплодируют. Молодец, Эдик, молодец. И тут он начинает читать свою сказку. Она красива и слушается с интересом. Какой-то шах хочет узнать — почему у фламинго розовые ноги, но ему не может никто ответить: ни мудрецы, ни звездочеты. И, читая отрывок, Эдик не открывает секрета, почему у фламинго розовые ноги? Но спросить никто не решается. А место на трибуне уже занимает Юра Рябинин. Стихи у него отточены и направлены прямо в цель:
Пустыня, зловеще застынув,
лежит и не думает сдаться...
Как можно любить пустыню?
С пустынею нужно драться!
Следом за Юрой читаю стихи я. О комиссаре Полторацком. Их я написал уже здесь, в Мары.
Меня сменяет Бердыназар. Он читает по книжке. У него недавно вышел сборник новых стихов. Он держит его в руках и читает выразительно и вдохновенно, немного припевая.
Возвращаемся в гостиницу. Только и разговоров теперь у моих друзей — о канале. А я уже, в мыслях, мчусь иной дорогой... В гостинице подхожу к Кербабаеву, напоминаю ему о поездке в Москву.
— Да, да, все правильно, — подтверждает он. — Ведь это же ты — Природин? Ну да, тебя мы посылаем. Поезжай... Дня через три. Точно не помню. Там в Союзе спросишь у Аборского.
Мы выходим с Чары на улицу. Он уже знает о моей предстоящей поездке.
— Ну, что ты решил?
— Надо ехать, Чары, не позднее завтрашнего дня. Буду собираться. Давай, зайдем к тебе.
Приходим домой к Чары. Оля только что пришла из школы. Я объявляю ей об отъезде в Москву. Она с любопытством вскидывает ресницы:
— Значит, встретишься с Тоней?
— Не знаю... Наверно, нет... С какой стати? Все-таки, она замужем. Нет-нет, — посомневавшись, решительно отказываюсь я. — Это ни к чему. Ни ей, ни мне наша встреча радости не принесет...
— Эх ты, — с сожалением качает головой Оля. И больше ни слова.
Я начинаю складывать вещи в саквояж. Я давно уже перенес его сюда. Еще когда уезжал в Кельтебеден. Пара рубашек, носки, шлепки. Блокноты со стола. Оля опять подходит, тихо шепчет:
— Оставь хоть захудалую ручку, а то не вернешься сюда. Примета такая.
— Ну да! Как это не вернусь?! Непременно вернусь, Оля. Ты что?!
— Может, все-таки, возьмешь Тонин адрес?
— Нет, Оля, не надо.
— Посылочку бы ей передал? — просит Оля.
— Не проси, Олечка. Тебе не понять всего, что творится у меня здесь, — показываю на сердце. — Сплошной нарыв...
— Вот и нужно, чтобы оно не болело.
— Совести не хватает, Оля, заниматься подлостью. Ехать к чужой жене...
— А он... Разве он спрашивал у тебя разрешения, когда уводил ее от тебя?! — вспыхивает она.
— То — он, а то — я. Словом, давай замнем для ясности.
— Ну, что ж, давай пока замнем, — соглашается она и задумывается. Задумывается и встряхивает головой. — Ладно, будет видно...
О Тоне больше не говорим, а мне почему-то хочется, чтобы Оля еще раз заговорила о ней. Я даже думаю: может все-таки взять адрес? Но в последний миг опять возникает протест где-то в глубине сердца, и я отказываюсь от этой мысли.
Утром — в Ашхабаде. Мама обрадовалась моему внезапному появлению.
— Ой, Маратка приехал! — вскрикнула она, увидев меня на пороге. — Ой, Саша, ты посмотри... Марат же приехал!
— А! Прибыл, наконец-то, — отзывается из ванной отец.— Соскучились уже по тебе. Давно пора навестить!
— В Москву еду! — сообщаю я радостно. — На совещание молодых литераторов.
— В Москву?!
— Вот именно, — гордо отвечаю я и начинаю рассказывать. Затем звоню в Союз писателей.
— Алло, это говорит Природин.
— Да, да, Марат. Будьте любезны, сегодня же зайдите и получите командировочное, — приглашает секретарша.
И вот я уже укладываю чемодан, проверяю документы, чтобы не забыть нужное. Перечитываю письмо с грифом Союза писателей СССР, в котором сказано о дне открытия совещания и в какой гостинице мне остановиться. Гостиница «Заря», район Останкино. Открытие совещания в Доме культуры издательства «Правда». Солидно звучит!
Отец тем временем, занимаясь своим делом, ходит из комнаты в комнату, подбрасывает то одно, то другое словцо.
— Увидишь всех крупных писателей страны: Шолохова, Федина, Оренбурга...
— Причем тут крупные? — возражаю я. — Это совещание молодых. Старикам-корифеям там и делать-то нечего.
— А кто же вас учить будет? — парирует отец.
— Да не учить нас собирают. Спросят, кто что сделал!
— Чего с вас спрашивать-то? — уже посмеивается папаша. — Вы еще ничего и не создали.
Тут, конечно, он имеет в виду меня.
— Создали, — отзываюсь сухо. — И еще создадим...
— Ну, ну, валяйте, Марат Александрович...
Вот так и припираемся до тех пор, пока не входит мама.
— Ну, вот и я! — весело говорит она. — Сушеной дыни достала. Пришлось в Кегли съездить. — Мама вынимает жгуты дыни из сумки и начинает упаковывать.— Съездишь в Реутов: деда и бабушку навестишь, — напутствует она.
Отец, еще не успокоившийся после нашей с ним беседы, замечает:
— А чем они жевать будут твою дыню? Им уже по восемьдесят. У них и зубов не осталось, все стерлись.
— Сами не смогут, так других угостят, — тут же находится мама. — По-твоему, вообще без гостинца что ли ехать? Вот тут второй сверточек положу, Марат. Улыбиным — дяде Феде и Вере Федоровне передашь.
— Федора дыней не удивишь, — опять возражает отец. — Он от этой дыни еще в гражданскую малярией мучился. Клял все время ее. «От дынного соку, говорит, заразился».
И вот я уже в воздухе. Бортпроводница раздает конфетки, чтобы не заложило уши. Ходит и открывает и закрывает дверцу. Видно сидящих пилотов. А что если кто-нибудь из летчиков нашего полка ведет машину? Присматриваюсь. Нет, незнакомые лица. И тут опять ощущаю странную потерю: надо было бы взять Тонин адрес. Тоню-то при желании я наверняка мог бы повидать...
Летим почти весь день с посадками в крупных городах. Наконец приземляемся во Внуково. Опять хлопоты. Выдача багажа. Поиски такси. Мог бы, конечно, проехать и проще. Но я в Москве — впервые, и совершенно не знаю — где Останкино, где гостиница «Заря». Наконец, удается сесть в такси.
— Куда? — спрашивает шофер.
— В гостиницу «Заря».
— Ого! Богатый пассажир. Наверное, первый раз в столице?
— Первый, а что?
— Оно и видно... Далековато до «Зари». Лучше бы добирались автобусом.
— Ничего, поехали.
9.
