Мика Валтари - Наследник фараона
День за днем мы тащились по дорогам Вавилона. Мы встречали купцов; мы сторонились носилок богачей и кланялись им, когда они проезжали. Солнце жгло нам спины, наша одежда превратилась в лохмотья, и мы привыкли показывать наши представления на хлебных токах.
Я лил масло в воду и предсказывал счастливые дни и обильные урожаи, рождение мальчиков и благоприятные браки, ибо жалел этих бедняков и не хотел предсказывать ничего, кроме хорошего. Они верили мне и очень радовались. Если бы я говорил им правду, мне пришлось бы сказать о безжалостных сборщиках налогов, о побоях, о продажных судьях, о лихорадке во время половодья, о саранче и мухах, о жестокой засухе и о том, что летом дурная вода, и о тяжелом труде, и о том, что после труда — смерть, ибо такова была их жизнь. Капта рассказывал им истории о волшебниках и принцессах и о чужих странах, где люди носят головы под мышкой и раз в году превращаются в волков. Они верили этим сказкам, почитали его и хорошо его кормили. Минея каждый день танцевала перед ними, чтобы упражняться для своего бога, и они восхищались ее искусством, говоря:
— Мы никогда ни видели ничего подобного!
Это путешествие было полезно мне, ибо научило меня тому, что если богатые и сильные везде одинаковы и одинаково думают, то точно так же схожи и бедняки во всем мире. У них были одни и те же мысли, несмотря на разные обычаи и на то, что у их богов были разные имена. Они смягчали мое сердце своим великим простодушием, и я не мог удержаться, чтобы не лечить больных, когда их видел, чтобы не вскрывать нарывы и не прочищать глаза, которые, я знал это, иначе скоро ослепнут — и все это я делал по своей собственной воле, ничего не прося взамен.
Но почему я подвергал себя опасности разоблачения, не знаю. Может быть, мое сердце смягчила Минея, которую я видел каждый день и чья юность согревала меня по ночам, когда мы лежали на земляном полу, пахнущем соломой и навозом. Может быть, я делал это ради нее, чтобы умилостивить богов добрыми делами; но также, быть может, я хотел испытать свое искусство, чтобы мои руки не утратили своих навыков, а глаза — остроты в распознавании болезни. Ибо чем дольше я живу, тем яснее вижу: то, что делает человек, ой делает по многим причинам, таким, о которых он, может быть, не подозревает; поэтому его поступки подобны пыли под ногами, поскольку я не могу узнать ни его побуждений, ни его намерений.
Мы перенесли много лишений. Мои руки стали мозолистыми, подошвы ног огрубели, и пыль слепила мне глаза. Однако, когда я вспоминаю это наше путешествие по пыльным дорогам Вавилона, оно кажется мне прекрасным, и я не могу позабыть его. Мало того, я отдал бы многое из того, что знал и чем владел в этом мире, если бы мог еще раз совершить это путешествие, чтобы юность, острые глаза и неутомимое тело были мне возвращены и Минея была подле меня с ее глазами, сияющими, как лунный свет на реке. Смерть шла по пятам за нами — смерть, которая была бы нелегкой, если бы нас обнаружили и предали в руки царя. Но в те далекие дни я никогда не думал о смерти и не боялся ее, хотя жизнь была мне дороже, чем когда-либо прежде, потому что я шел с Минеей и смотрел, как она танцует на хлебных токах. В ее обществе я забывал о преступлении и позоре моей юности, и каждое утро, когда я просыпался от блеяния козлят и мычания скота, мое сердце было легким, как птица; я выходил поглядеть, как солнце поднимается и плывет подобно золотой ладье в нежной лазури неба.
Наконец мы подошли к разоренной пограничной стране, а пастухи, приняв нас за бедняков, указали нам дорогу, так что мы вступили в землю Митанни и дошли до самой Нахарани, не заплатив дани и не столкнувшись со стражниками ни того, ни другого царя. Только войдя в большой город, где люди не знали друг друга, мы решились зайти на базар, где купили новую одежду, вымылись и оделись соответственно нашему положению, после чего остановились в лучшей гостинице. Поскольку мое золото быстро таяло, я задержался в этом городе, чтобы заняться практикой, нашел много пациентов, лечил многих больных, ибо народ Митанни был, как и все другие, любознателен и любил все необычное. Минея также привлекала внимание своей красотой, и многие предлагали купить ее у меня. Капта отдыхал после своих трудов и растолстел; ему попадалось много женщин, даривших его благосклонностью за его рассказы. Напиваясь в увеселительных заведениях, он рассказывал о том дне, когда был царем в Вавилоне, и все смеялись, шлепали его по коленям и кричали:
— Никогда не встречали мы такого лгуна! У него язык такой длинный и бойкий, как поток.
Так шло время, пока Минея не начала поглядывать на меня с опаской, и по ночам она лежала без сна и плакала. Тогда я сказал ей:
— Я знаю, что ты тоскуешь по своей стране и по своему богу, а у нас впереди еще долгий путь. Все же я должен сперва посетить страну Хатти, где живут хетты, по причинам, о которых я не могу рассказать тебе. Думаю, что из их страны можно доплыть до Крита, хотя и не уверен в этом, но, если хочешь, я отвезу тебя прямо на сирийское побережье, откуда идут корабли на Крит каждую неделю. Но я слыхал, что отсюда готов отправиться караван с ежегодными дарами от царя Митанни к царю хеттов, и с ним мы можем в безопасности путешествовать и увидеть и услышать много нового. Однако решать не мне, а тебе.
В душе я знал, что обманываю ее, ибо мое желание посетить страну Хатти было просто стремлением подольше удержать ее, перед тем как ей вернуться к своему боту.
Но она возразила:
— Кто я такая, чтобы вмешиваться в твои планы? Я охотно иду с тобой повсюду, поскольку ты обещал вернуть меня в мою страну. Куда пойдешь ты, пойду и я, и, если даже смерть нас настигнет, я буду оплакивать не свою участь, а твою.
Поэтому я решил присоединиться к каравану как врач и отправиться под покровительством царя Митанни в страну Хатти, которая также называлась Хета. Услышав об этом, Капта разразился проклятиями и призвал на помощь богов.
— Только что мы вырвались из пасти одной смерти, как мой хозяин жаждет нырнуть в пасть другой. Всем известно, что хетты — дикие звери и даже хуже. Клянусь скарабеем! Да будет проклят тот день, когда я родился на свет, чтобы страдать из-за капризов моего сумасшедшего хозяина!
Я вынужден был палкой призвать его к порядку, после чего сказал:
— Будь по-твоему! Я отправлю тебя вместе с какими-нибудь купцами в Смирну и оплачу твою дорогу. Присмотри за моим домом, пока я не вернусь, ибо мне до смерти надоели твои причитания.
Но Капта снова вскипел, говоря:
— А какой в этом смысл? Как я могу позволить моему господину одному отправиться в страну Хатти? Все равно что запустить ягненка в стаю гончих, и в душе я никогда не простил бы себе этого преступления. Задам только один вопрос: в страну Хатти едут морем?
Я сказал ему, что, насколько мне известно, между странами Хатти и Митанни моря нет.
— Да будет благословен мой скарабей, — отвечал Капта, — ибо если бы нужно было ехать морем, я не мог бы сопровождать тебя, поскольку поклялся богам, что никогда не ступлю ногой на морской корабль.
Затем он начал собирать наши пожитки и готовиться к отъезду, а я оставил все на его попечение, ибо в таких делах он был искуснее меня.
3
Путешествие с митаннийскими посланцами было небогато событиями, и мало что можно порассказать о нем, ибо хетты сопровождали нас всю дорогу в своих колесницах и присматривали за тем, чтобы мы получали на каждой остановке еду и питье. Хетты были выносливее, безразличные и к жаре, и к холоду, ибо они живут среди голых холмов и с детства приучены к трудностям и лишениям. Они бесстрашны и упорны в бою, презирают более слабые народы и покоряют их, вместе с тем почитают доблестных и ищут их дружбы.
Их народ делится на множество кланов, и селениями управляют принцы, облеченные неограниченной властью, но они, в свою очередь, подчиняются великому царю, живущему в городе Хаттушаш среди гор. Он их верховный жрец, главнокомандующий и высший судья. В нем соединена вся власть, которой подчиняются люди, как божественная, так и светская, и я не знаю другого царя, обладающего равным могуществом, хотя всякая царская власть считается абсолютной. В других странах, включая Египет, жрецы и судьи больше контролируют действия царя, чем это обычно полагают.
Говоря о великих городах мира, люди упоминают Фивы, Вавилон и иногда Ниневию, которую я не видел. Но я никогда не слышал, чтобы они говорили о Хаттушаш, великом городе хеттов, средоточии власти, расположенном в горах, как орлиное гнездо в самой середине охотничьих угодий. Все же этот город вполне схож с другими городами, и, вспоминая его гигантские строения из тесаного камня и его стены, неприступные и более массивные, чем я когда-либо видел, я должен признать этот город одним из величайших. Для мира остается тайной, почему царь закрыл его для чужеземцев. Только уполномоченные посланники допускались на аудиенцию к царю и вручали ему дары, и даже за этими людьми внимательно наблюдали, пока они оставались в Хаттушаш. Поэтому горожане неохотно говорят с чужеземцами, даже если и знают их язык. Если кто-нибудь обращается к ним с вопросом, они отвечают: «Я не понимаю» или «Я не знаю» и беспокойно озираются в страхе, что кто-нибудь увидит, как они разговаривают с чужеземцем. Они, однако, по природе не грубы, а дружелюбны, и им нравится рассматривать чужеземные одежды, если они красивы, и идти по улицам за теми, на ком они надеты.
