KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Ариадна Васильева, "Возвращение в эмиграцию. Книга вторая" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Гриша переехал ко мне. У него было жилье, но он делил его с товарищем по работе. А я в нашей с Марией Игнатьевной квартирке на четвертом этаже осталась одна. Кухонька узкая, как пенал и комната. Комната большая, светлая, с двумя окнами на Мойку.

Стали жить. Работа у него была адская. Иной раз по три, по четыре дня мужа не видела. Придет усталый, глаза воспалены, молчит. Часами молчал после таких отлучек. Стану говорить, в ответ «угу» или просто рукой махнет. Потом отходил, становился самим собой, веселым, ласковым.

Нет, вы можете себе представить это содружество чекиста с индийской принцессой! Но ему о своем происхождении я никогда так и не рассказала. Зачем? Да он бы и не поверил, подумал бы, что у женки не все в порядке с головой.

Через год его направили в Ашхабад на борьбу с басмачами. Жалко было уезжать из Питера, жалко было бросать квартиру, но ничего не поделаешь, приказ партии. Партии…

Как он мечтал увлечь меня большевистской идеей. Это было бы оригинально, да? Нет, у него ничего не получилось.

Иной раз за полночь спорим. Ни до чего не доспоримся, он разозлится, станет у окна, уставится в темноту, руки за спину, и глухо так скажет: «Муська, Муська, — он меня Мусей звал, — а ведь главная контра у меня самого в собственном доме».

Я возьму и поддену: «А ты меня к стенке поставь». Вскинется, обернется, лицо белое: «Никогда не играй в такие игры, никогда!» Подойду, обниму: «Да какая же я контра, милый? Просто я хочу нормальной жизни без этих ваших изуверских крайностей, без разрушения старого мира до самого основания. Разрушите, с чем останетесь? Это же реки крови пролить, разрушая. Да что там, реки, — моря!»

Он молчал. Он никогда не говорил, но я знала: его руки тоже в крови. Пусть не сам расстреливал, но приговоры подписывал. Все большевики этой круговой порукой повязаны. И, что самое непонятное, я при этом не переставала его любить.

В Ашхабаде у нас родился сын. Жил не долго. Молоко у меня сразу пропало, а малыш слабенький был. Через два месяца схоронили. Очень мы горевали по нашему мальчику. Сядем рядом. Обнимемся и плачем. Потом Гриша слезы ладонью вытрет, ком в горле проглотит: «Не плачь, Муська, — скажет, — не плачь. Прогоним контру, мы с тобой еще не одного сына сделаем».

Не довелось. В двадцать пятом году убили Гришу. День был воскресный, я ушла на базар. Уходила — живой был, вернулась — нашла мертвого. Как сидел у стола, так на него головой упал, а в спине нож.

Чуть с ума не сошла, попала в больницу. Вышла из больницы — одна на всем белом свете. Гришины товарищи помогли, отправили обратно в Питер. Он уже тогда Ленинградом назывался.

Квартиру свою я, разумеется, обратно не получила. Но как вдове чекиста мне выделили комнату в доме на Васильевском острове, в полуподвале. И то хлеб.

К тому времени я умела печатать на машинке. Устроилась секретаршей в Совнарком. Гришины друзья в первое время меня навещали, потом перестали. Да и кто я им.

Пять лет жила одна. В тридцатом году вышла за Василия Аркадьевича. Мы с ним по работе знакомы были.

Жить стало легче. Василий Аркадьевич в Совнаркоме немалый пост занимал. Он перевез меня в хорошую квартиру, одел с головы до ног. Чего еще? Но Гришу я не забывала. Жалко мне его было. Молодой, красивый, погиб за идею. Как подумаю, тоска нападает, мигрень. Голову обмотаю полотенцем, лежу, молчу. Спасибо, Василий Аркадьевич понимал и не ревновал меня к Гришиной памяти.

Иной раз нет-нет, особенно после тридцать седьмого года, придет мысль в голову — а и хорошо, что умер. Его бы точно не пощадили. Или сам бы в большевизме разочаровался, когда б увидел, как его соратники полстраны в лагеря загнали. Или стал бы такой, как все. Но тогда бы ему пришлось на жену донос писать. Я своих взглядов никогда не меняла.

Тридцать седьмой год и нас не обошел. Однажды ночью пришли с обыском, перевернули все вверх дном, ничего не нашли, и под утро увезли Василия Аркадьевича.

В те особенно страшные времена, ложась спать, никто не знал, каким проснется — свободным человеком или арестантом. Вот и меня коснулось. Но я решила не сдаваться. Я сразу бросилась по горячим следам к Гришиному другу. Он к тому времени большим начальником стал.

И что вы думаете? Мне помогли. Василия Аркадьевича из Сибири переправили в Москву, в Бутырскую тюрьму, потом в Ленинград. Два месяца продержали на следствии и отпустили. Даже извинились, сказали, что произошла ошибка.

На свое место в Совнаркоме он уже не вернулся. И от греха подальше мы уехали из Питера. На юг, в Воронеж.

Потом началась война, эвакуация. В сорок четвертом году решили поселиться в Крыму. С Василием Аркадьевичем живем тихо, ни во что не вмешиваемся. Не высовываемся. Он прекрасный бухгалтер, сидит себе в конторе, а я наше маленькое хозяйство веду, и в свободное время по горам бегаю. Детей вот не нажили. Не было у меня детей после первенца.

Да, а еще я должна рассказать, как чуть было не перевернулась вся моя жизнь в тридцать втором году.

Мы с Василием Аркадьевичем уехали в отпуск на море, в Одессу. Сняли у хохлушки на самой окраине две комнатенки. Чистенькая такая, беленькая хатка над кручей. Кругом степь, сушь, а внизу море. Целыми днями на берегу, на песке валялись. Я стала черная, как головешка. К вечеру идем домой, от солнца, как пьяные шатаемся.

По дороге рвала полевые цветы. Целые охапки домой приносила, расставляла в банки. Потом легкий ужин с хозяйкиным молоком из погреба в глечике. Знаете, что такое глечик? Кувшинчик такой глиняный, украинский, без ручек.

Незаметно пролетел наш отпуск, кончилась идиллия. Василий Аркадьевич отправился в центр за билетами, и еще он должен был зайти на прощанье к знакомым в гости. Это были его знакомые. Я там вместе с ним пару раз была, а в тот день не захотела. Скука смертная, лучше лишние часы на пляже провести, на горячем песочке.

К шести часам вернулась домой, приготовила ужин. Свечерело. Померкли краски. Сидела у окна. Отчего-то так грустно было, так грустно. Бывают такие минуты, когда кажется, будто жизнь уже прошла, кончилась, и ты сам не знаешь хорошим или плохим было твое прошлое. И неизвестно, зачем ты жил.

В дверь постучали. Я решила, что это хозяйка. Досадно мне на нее стало, не ко времени пришла, не к той минуте.

Открыла — на пороге двое мужчин. Оба в темном, на головах белые тюрбаны. Испугалась до немоты, до столбняка. Отступила в первую комнату, они следом. Сложили руки на груди, ладонь к ладони, поклонились. Один начал говорить на ломанном русском языке: «Госпожа, мы пришли. Старый магараджа умирает. Он нас послал за тобой. Найти и привезти домой. Наследников нет. Тебе назначили мужа. Торопись, пароход через час уходит».

Сказать, что я была поражена, значит, ничего не сказать. О своей индийской родне я давно позабыла. Ехать в неведомую страну, схоронить деда и выйти замуж за назначенного мне человека. Я не знаю ни языка, ни обычаев…

Сказала первое, что пришло в голову: «Но я замужем, у меня есть муж, и он с минуты на минуту вернется». «Это не важно. Твоему русскому мужу придется смириться. В противном случае мы будем вынуждены его убить».

Я поняла, спорить бесполезно. «Хорошо, — говорю, — мне надо собрать вещи, переодеться».

Усадила их, и бегом в смежную комнату. Закрыла дверь, тихо-тихо накинула крючок, сама в окно. Спрыгнула и огородами, огородами, на проселок до трамвайной линии. На мое счастье — трамвай, совершенно пустой, конечная остановка. Только вскочила, сразу поехали, а денег нет ни копейки. Что уж я кондуктору наплела, и сама не помню. Но он не прогнал, оставил. Увидел, наверное, что баба до смерти перепугана.

Добралась я до знакомых Василия Аркадьевича. К счастью, он еще не собирался уходить, я его застала.

К хозяйке мы уже не вернулись. Каким-то образом, вызволили вещи, и на другой день уехали домой. Об индийских родственниках с тех пор ни слуху, ни духу.


Вечером Наталья Александровна пересказала историю Риммы Андреевны мужу. Сергей Николаевич смотрел недоверчивым веселым глазом, хмыкал, пожимал плечами. Задумался, выбил по краю стола зорю.

— Слушай, — сказал он, — а тебе не кажется, что вся эта история не стоит на ногах?

— Нет, но почему же?

— Начнем с самого начала. Папа Риммы Андреевны, по ее словам, был отправлен с посольской миссией. Но, дорогая моя, никакого посольства Индии в России о ту пору не было, и быть не могло. Индия была английской колонией. И потом, даже, если бы все это было правдой, юную принцессу ни за какие коврижки не оставили бы на попечение какой-то гувернантки, а отправили бы домой к родственникам. Насчет убитого первого мужа судить не могу, но каким образом ее отыскали в тридцать втором году братья-индусы, это тоже уравнение с тремя неизвестными. А уж про то, как половина России пухнет с голоду, а другая половина сидит в лагерях, мы еще в эмиграции слышали. Как я могу поверить в это, если все остальное — миф? Ты пойми, маленькая ложь порождает большое недоверие. В одном месте соврал, все остальное становится небылицей. Ты понимаешь?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*