Борис Васильев - Александр Невский
А рыцарские кони не могли остановиться. Увлекаемые общим потоком бегущих, они вылетали на треснувший, во многих местах уже залитый водой лёд, падали, кроша и ломая его, и огромная прорубь все росла и росла. Закованные в броню рыцари камнем шли ко дну вместе с лошадьми, и только лёгкие кнехты некоторое время ещё держались на плаву, цепляясь за ускользавшие из рук обломки льдин.
И многим из настигающих ливонцев русских дружинников не повезло тоже. Распалённые скачкой кони не слушались поводьев, всадники поздно замечали опасность и десятками летели в последнюю купель вослед за рыцарями.
Не удержал коня и князь Андрей. Правда, он успел выдернуть из стремян ноги, а попав в воду, успел и уцепиться за льдину, но льдина вертелась в проруби, и князь вертелся вместе с нею.
Сбыслав ещё издали учуял опасность и начал осаживать своего аргамака. Спрыгнув с седла, он схватил притороченный аркан, свободный конец которого был надёжно закреплён за луку седла, бросился к краю ледяного пролома и метнул аркан Андрею. Князь из последних сил барахтался в проруби, судорожно цепляясь за льдину закоченевшими руками. Однако у него хватило сил, чтобы поймать петлю.
— Держись!… — кричал Сбыслав. — Держись, вытащу!…
Он стал тянуть Андрея к себе, с трудом удерживаясь на мокром скользком льду. И — не удержался: вдруг поехали ноги, и Сбыслав тут же оказался в ледяной воде. Но аркан из рук не выпустил, хотя окунулся с головой.
— Тонем!… — отчаянно выкрикнул Андрей. — Тонем, брат, тонем!…
Сбыслав не мог ответить: от холода перехватило горло. Но — свистнул. Свистнул негромко, сведёнными от холода губами, но вымуштрованный чуткий конь среди воплей людей, треска льда и шумных всплесков воды уловил знакомую команду. Уловил, осторожно развернулся и во всю прыть помчался назад. Аркан натянулся, чалый чуть дёрнул боком, заскользив вдруг, но удержался на ногах и снова погнал вперёд, вытаскивая на крепкий лёд Андрея и Сбысла-ва. Выбравшись из полыньи, Сбыслав первым делом ножом перерезал аркан и подхватил Андрея.
— Бежать надо! Бежать, Андрей, а то заледенеем…
— Сил нет, Сбыслав…
— Через силу бежать. Через силу!…
— Погоди… Отдышаться дай…
— Нет! — кричал Сбыслав, колотя кулаками князя. — Вперёд! Вперёд, Андрей!… Помрём ведь…
Он силой заставил князя Андрея встать, потащил за собой, вцепившись в кольчужное ожерелье и все время крича: «Вперёд, вперёд!…» И Андрей покорно, хотя и через силу бежал за ним, и то ли ледяная вода, то ли горячие слезы текли по его юному, неузнаваемо осунувшемуся лицу…
А жеребец, ошутив свободу, остановился и призывно заржал. Качаясь и падая, Сбыслав и Андрей кое-как добежали до него.
— За стремя хватайся!… — задыхаясь, из последних сил прокричал Сбыслав. — За стремя!…
Так, держась за стремена по обе стороны чалого и громыхая обледеневшими кольчугами, они добрались до своих. До самого Александра Невского.
— Снимите с них железо! — гаркнул Александр. — Шубы им и свежих коней!…
— Он… Он спас меня, Александр… — задыхаясь, бормотал Андрей. — Он, Сбыслав…
— Не забудут этого ни сыны наши, ни внуки, ни правнуки, боярин Сбыслав Ярунович!… — торжественно воскликнул Александр Невский.
И, сняв боевой шлем, широко перекрестился на темнеющий восток.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Князь Андрей и новожалованный на поле брани боярин Сбыслав Ярунович на свежих конях быстро добрались до самого Узменьского урочища, хоть путь их был завален трупами, умирающими и ранеными, а конские копыта скользили по обильно пролитой крови. От неимоверной усталости и всего пережитого князь сразу же впал в беспамятство, а Сбыслав, выпив две добрые чарки горячего мёда, ощутил вдруг небывалый приступ голода. Яков Полочанин, уложив Андрея в шатре под тремя шубами, угощал молодого боярина тут же, жадно расспрашивая о побоище.
— До смертного часа глаза мои кровь не забудут, а уши — крики людские, — угрюмо сказал Сбыслав. — Тяжкое испытание послал Руси Господь, и больно душе моей, Яков.
— Но побили ведь их. Побили, побили!…
— Сам поглядишь. Тебе трупы да раненых вывозить.
— Слышишь трубы княжеские, Ярунович?
— Стоны я слышу. — Сбыслав встал. — И жив ли отец, не знаю. И где чалый, спаситель мой? Хоть бы Догадались попонами его прикрыть… Дай коня, Яков. И обозников на лёд гони, там раненых много.
Толком не отдохнув — да дело молодое! — он добрался до центрального места побоища. Ревели трубы, заглушая стоны, уцелевшие дружинники и ополченцы в запале ещё что-то кричали, размахивая оружием, плакали и смеялись одновременно, но князя Александра Сбыслав не нашёл. Зато нашёл своего аргамака. Он стоял под княжеским стягом, заботливо укутанный попонами. Сбыслав обнял его за длинную шею, поцеловал в морду, угостил краюхой хлеба, густо посыпанной солью.
— Пить тебе не давали? Вздохнул чалый.
— Терпи, нельзя сейчас. И меня жди. Я отца найти должен.
Оскользаясь в крови, он долго бродил по истоптанному льду. С ним заговаривали, кто-то обнимал, кто-то целовал — Сбыслав потом ничего не мог вспомнить. Растаскивая тела убитых, всматривался в смертные лица, расспрашивал раненых и уцелевших, да во все всмотреться, всех расспросить было невозможно.
Стон стоял над застывшим Ледовым побоищем, точно стонало все огромное Чудское озеро. Страшный, уходящий в небытие стон умирающих, истекающих кровью, замерзающих воинов, превратившихся вдруг в беспомощных парнишек, зовущих маму. И слово это витало поверх всего поля сражения в тяжких испарениях отлетающих душ.
Стало уже темно, но кто-то сунул Сбыславу факел, кто-то помогал ему растаскивать тела: он потом не мог вспомнить этих добрых людей, как ни старался. Его качало от невероятной усталости, но он упрямо искал отца. И — нашёл.
— Прощай.
Почему— то рядом оказался Буслай с кое-как перевязанной головой.
— Ярун, что ли?
— Отец.
— Куда же ты его тащишь? Эй, мужики, подсобите боярину. — Буслай обнял Сбыслава за плечи. — Обопрись на меня, я — здоровый. И слезы не удерживай, я тоже реву. Все мы сейчас — дети…
В стонущем окровавленном поле мелькали факелы. Обозники и женщины из Пскова подбирали раненых и вывозили их на берег, оставляя мёртвых до утра. Хотели помочь смердам, тащившим тело Яруна, но Буслай не дал-
— К Невскому его. То сам воевода Ярун. Сменяя друг друга, мужики-ополченцы дотащили тяжёлое тело воеводы до княжеского шатра на берегу. Смерды, сняв шапки и низко поклонившись Яруну, ушли, а Буслай остался. Сбыслав снял с отца шлем, бережно перебирал седые спутанные кудри.
— Железо с него сними, — тихо сказал Буслай. — Холодно в нем, поди.
Вдвоём они с трудом стащили броню с начинавшего коченеть тела. Сбыслав стал оправлять сбившуюся, залитую кровью одежду, наткнулся на свиток за пазухой, развернул.
— Что там? — спросил Буслай.
— Князя найди.
Буслай сразу же ушёл, не спрашивая, зачем да почему. Не до того было: все в этот час говорили коротко, отрывисто, потому что в душах ещё не улеглась битва. Ещё воевала душа каждого, ещё кипела и пенилась, и покойными были только мёртвые.
Быстро подошёл Невский. Опустился на одно колено, снял шлем.
— Дядька мой… — Поцеловал Яруна в лоб, поднялся. — В Псков отвезёшь его. Там отпевать будем. Скажи Якову, Буслай, чтоб розвальни дал. Осиротила тебя судьба, Ярунович.
Сбыслав молча протянул Александру послание великого князя Ярослава.
2
Во всех соборах, церквах, а то и просто у братских могил на погостах отпевали погибших. И хоть великая была победа, хоть каждый и ощущал её, скорбно было во Пскове и в Новгороде. Невский старался попасть на все последние поклоны, ел урывками, почти не спал, почернел и осунулся настолько, что борода торчала клином.
— Простит меня княгинюшка моя, что не простился я с нею.
Князь Андрей свалился в горячке, Гаврила Олексич тяжко страдал от ран, и Александра повсюду сопровождали Сбыслав и Яков Полочанин да иногда Бус-лай, которого заметно приблизил Невский, будто увидел в нем знакомые черты погибшего Миши Пру-шанина. А как засыпали последнюю братскую могилу, сказал:
— Принимай Мишину дружину, Буслай.
— Не потяну, Ярославич.
— Потянешь.
На следующий день Невский выехал в Новгород, оставив отцовскую дружину на Будимира во Пскове. Это удивило Сбыслава, но Александр лишь буркнул в ответ:
— Отсюда до литовцев ближе.
— Дружину потрепали сильно, Ярославич.
— Этим Будимир займётся. А ты, боярин, отвезёшь Андрея во Владимир, расскажешь отцу о побоище и выпросишь для меня его дружину.
Невский был хмур и озабочен. Внезапное известие о кончине жены, большие потери и огромное напряжение последних недель выбили его из привычной колеи. Он понимал, что орден потерял ещё больше и тоже нуждается в мире, но велел Якову По-лочанину разговаривать с его послами как победитель, твёрдо отстаивая свои условия. Успех следовало закрепить, и, буркнув Сбыславу о литовцах, князь сознательно выдал свой замысел. Впрямую не поддерживая ливонцев, Литва косвенно помогала им, захватывая соседние русские княжества, и гибель Брячислава Полоцкого, помноженная на смерть его дочери, камнем висели на совести Александра. Сбыслав сразу понял причину такого решения, потому что знад о смерти княгини Александры, но Яков не знал и заспорил, утверждая, что и сил мало, и людям отдохнуть надобно.
