Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф
— В Нормандии, Ваше величество!
— А что мы делаем во Франции? Если это правда, что я упала с лошади, то я не умею ездить. Неужели я больше не оправлюсь? Пожалуйста, не нужно пугать императора...
Вскоре появляются симптомы лёгкого сотрясения мозга. Безумные головные боли, компрессы со льдом, тошнота и бессонница. Является Видерхофер и без обиняков заявляет:
— Если в течение суток не станет лучше, придётся обрить волосы.
Графиня Фестетич, которая слышит это, приходит в ужас: для неё такое сообщение подобно приговору, будто волосы императрицы — живое существо, которое собираются лишить жизни.
Францу Иосифу послали телеграмму. Он страшно взволнован и собирается приехать, хотя всего два дня назад ответил отказом на приглашение императрицы навестить её, ссылаясь на политическую невозможность такого визита. Когда приходящие к нему известия становятся более обнадёживающими, Андраши убеждает императора, который не может найти себе места от беспокойства, не ехать во избежание возможных осложнений. Франц Иосиф остаётся и только шлёт трогательные письма своей супруге, чьё самочувствие быстро улучшается. «Слава всемогущему Богу, что дело обернулось именно так. Трудно представить, чем это могло бы окончиться. Что мне делать на этом свете без тебя, моего ангела-хранителя?!» Получив это письмо, Елизавета побледнела, и на глазах у неё навернулись слёзы. Небольшое сотрясение мозга быстро проходит, но пребывание в Сассето не радует её. Императору она отвечает: «Мне жаль, что я так напугала тебя, но ведь мы оба, собственно говоря, должны быть готовы к подобным случаям». Елизавета ставит супруга в известность, что верхом она появится на людях как можно скорее, потому что ей важно показать, что подобная мелочь не может помешать императрице заниматься своим любимым делом. Франц Иосиф направляет флигель-адъютанта, который не должен спускать глаз с Елизаветы, и просит её по дороге домой заехать в Париж, ибо теперь о ней заговорил весь мир, и Андраши находит, что в противном случае президенту Франции будет нанесено оскорбление.
Двадцать шестого сентября 1875 года Елизавета, полностью оправившаяся после падения, свежая и в прекрасном настроении, прибывает в Париж. Как всегда в незнакомом городе, Елизавета с утра до вечера в бешеном темпе осматривает все достопримечательности. Несколько поверхностно, пожалуй, но в этом проявляется вся её натура. Она испытывает отвращение ко всему, что ассоциируется с прахом, пылью, физическим старением, тьмой. Она любит свет, солнце, молодость, красоту и искусство, а также силу — одним словом, всё, что является прямой противоположностью старости. Поэтому она и сама страшится старения и пытается оттянуть его, по крайней мере, его внешние признаки, ухаживая за собственным телом и закаляя его при помощи спортивных упражнений. Экскурсоводы действуют ей на нервы, и она отправляется вдвоём с Марией Фестетич поклониться праху Наполеона, чей гений заставляет её содрогнуться. Обе дамы долго стоят перед великолепным саркофагом Люсьена Бонапарта, воображая, что это саркофаг императора. Какой-то посетитель, услышавший их разговор, указывает им на их ошибку и подводит к простому порфировому саркофагу Наполеона, на крышке которого лежит свежий букет цветов. Елизавета благоговейно преклоняет перед ним колени и замечает:
— Когда люди намерены сказать нечто язвительное, они заявляют, что Наполеон был велик, но так бесцеремонен; я при этом всегда думаю, как много бесцеремонных людей, лишённых такого величия. К примеру, я сама...
29 сентября она побывала в часовне, построенной на том самом месте, где во время дорожного несчастного случая погиб сын Луи Филиппа, наследный принц Фердинанд Филипп Орлеанский, всего тридцати двух лет от роду.
— Вот и видно, — замечает Елизавета, — что происходит именно то, что суждено Богом. Принц спокойно отправился в карете прогуляться... Кто бы мог подумать, что живым ему уже не суждено переступить порог собственного дома... Вы хотите, чтобы я больше не садилась в седло. Послушаюсь я вас или нет, но умру я так, как мне предназначено.
Возвратившись в Геделе, Елизавета вместе с братом, герцогом Людвигом, и его дочерью вновь начинает вести размеренную, спокойную сельскую жизнь, нарушаемую лишь частой верховой ездой.
Франц Иосиф так счастлив, что Елизавета опять там и, как он выразился, «цела», что не помнит себя от радости. Тем не менее он не устаёт напоминать Елизавете, чтобы она была осторожна. Он прекрасно видит её недостаток — она не знает меры. Отсюда возникает и душевное недовольство, от которого она часто страдает. Теперь с императрицей ещё и кронпринц Рудольф, чьи воспитатели не могут нахвалиться им, в то время как остальные знатные вельможи находят, что при своих «экзальтированных» взглядах он ещё не усвоил уроки излишне либеральных профессоров.
В ноябре 1875 графа Грюнне, некогда всемогущего генерал-адъютанта императора, отрешают и от его должности обер-шталмейстера, а на его место назначают принца Эммериха Турн унд Таксис. Вместе с Грюнне исчезает один из последних столпов той эпохи, когда при дворе насчитывалось так много тех, кто далеко продвинулся, исповедуя идеи эрцгерцогини Софии.
В конце января приходит известие, что самый выдающийся государственный деятель Венгрии Деак находится при смерти. Несмотря на желание Елизаветы, её не допускают к умирающему, и 31 января ей остаётся только проститься с покойным. Она появляется словно живое воплощение траура. Из-за царящего в стране траура Масленица проходит более спокойно, а следовательно, и не столь утомительно.
В марте императрицей вновь овладевает страсть к путешествиям. Она так сильно желала принять участие в верховых охотах, устраиваемых в Англии.
В Лондоне Елизавета собирается нанести визит королеве Виктории. Но ей заявляют, что королева не может принять её, поскольку очень занята. Виктория намерена взять небольшой реванш за полученный ею ранее повторный отказ императрицы от приглашения на обед. А Елизавета об этом отказе уже давно забыла. Теперь возмущена она. «А если бы я была столь невежлива!» — пишет она Францу Иосифу. «Однако теперь все, кому я вечерами наносила визиты, устыдились, я была любезна и побывала повсюду».
Императрица продолжает поездку в Истон, где уже на следующий день после её прибытия устраивается первая охота с участием знаменитых собачьих свор Бичестера и герцога Графтона. Часами императрица не покидает седла, и её приближённые смертельно боятся за её жизнь. Англичане ожидают охотничьей езды императрицы с некоторой тревогой. Чтобы участвовать в охоте, нужно уметь очень хорошо скакать галопом и прыгать, так что в мастерство красавицы императрицы им не очень-то верилось. Но вскоре они изменят своё мнение. Капитан Мидлток, один из лучших наездников Англии, замечает, что эта императрица ловка и умела и, кроме того, верхом на лошади представляет собой неподражаемо очаровательное зрелище.
20 марта Виктория ожидает Елизавету в Виндзоре. Императрица получила урок, теперь королева её примет. Она испытывает некоторое смущение перед Елизаветой. Обеим дамам нечего особенно сказать друг другу. Визит предельно короток, и уже 13 марта императрица отправляется охотиться в Лейтон Ваццард в Бердфордшире к Фердинанду Ротшильду. В охоте принимают участие не менее сотни всадников. Самым привлекательным моментом является присутствие императрицы: не только для участников, но и для любопытных, которые толпами устремляются к месту проведения охоты. Елизавета пребывает в прекрасном настроении и не знает усталости. «Прочие люди, — замечает графиня Фестетич, — садятся в седло четыре раза в неделю. Мы же скачем ежедневно». И это сущая правда. «Ещё не было случая, чтобы я устала, — пишет Елизавета императору. — Все твои лошади никуда не годятся, им не хватает резвости и выносливости, здесь требуется совершенно другой материал. Меня постоянно спрашивают, не приедешь ли ты хотя бы один раз. Ведь каждый человек имеет право устроить себе выходной». Елизавета посещает и все стипль-чезы, которые устраивают в окрестностях, и ей страстно хочется принять в них участие. Она жертвует в качестве приза великолепный серебряный кубок, который, к её радости, достаётся капитану Мидлтону. Этот офицер, которому исполнилось уже тридцать лет, выиграл свой первый стипль-чез ещё одиннадцать лет назад и положил начало целому ряду блестящих побед в скачках с препятствиями. Елизавета любуется его сноровкой и критически наблюдает, как скачет её свита. Она чувствует себя здесь особенно хорошо. От мартовского солнца и ветра императрица покрылась загаром, а на её лице проступили веснушки, но она ощущает себя бодрой и здоровой и с удовольствием общается с людьми без всякого того жеманства, какое обычно её окружает, показывая людей в невыразимо скучном свете. Здесь все, в том числе и её соотечественники, выглядят независимыми, весёлыми, содержательными. Однако нужно возвращаться домой, и 5 апреля Елизавета снова в Вене.
