Пол Догерти - Тёмный рыцарь
— Буквы и цифры. — Гастанг подошел к нему сзади. — Буквы и цифры. — Он крепко взял Эдмунда за плечо. — Я здесь ничего не разберу, как и ты, Эдмунд. — Коронер подмигнул ему. — Но я знаю некоторых писарей из королевского суда — немолодых, правда, но не утративших остроту ума. Они все свое время проводят за разгадкой таких вот загадок. Ты мне доверяешь?
Де Пейн молча кивнул.
— Вот и хорошо, — сказал Гастанг. — Тогда забудем пока об этом. — Он посмотрел на труп. — Я прослежу за тем, чтобы бедняжку отпели и похоронили, как полагается. А ты, Эдмунд, присмотрись получше к своим спутникам, в особенности к Парменио. А об этом, — он помахал пергаментом, зажатым в пальцах — я позабочусь. Теперь же я хочу, чтобы ты познакомился еще с одной особой, на сегодня это будет последнее знакомство. Эй, ведите его сюда! — крикнул коронер.
Глава 11
ДЕ МАНДЕВИЛЬ ПОВЕРГ В ХАОС ВСЕ КОРОЛЕВСТВО, ПОВСЮДУ СЕЯ СМЕРТЬ И РАЗРУШЕНИЯ И НЕ ЩАДЯ НИ ЖЕНЩИН, НИ ДУХОВНЫХ ЛИЦ
Из тёмного утла справа от двери часовни неуверенной походкой вышел человек; по обе стороны от него на некотором расстоянии шли два пристава с обнаженными мечами и кинжалами. Одет человек был во все черное, как бенедиктинский монах, лицо же закрывал белый платок с прорезанными отверстиями для глаз, рта и носа. Шёл он с трудом, опираясь на посох, но де Пейн угадал в нем силу, выносливость и твердость духа. Человек приближался, постукивая посохом по полу, и этот звук казался зловещим, едва ли не угрожающим.
— Вот как, тамплиер здесь, в Лондоне! — Голос оказался на удивление звонким, а манера речи выдавала человека благовоспитанного. — Вижу, ты удивлен, тамплиер. Когда-то я был рыцарем Ордена святого Лазаря,[116] знаешь такой?
— Беззаветные бойцы, — ответил де Пейн. — Рыцари, заболевшие проказой. Некоторых удавалось вылечить, другим становилось все хуже. В битве терять им было нечего, а приобрести они могли многое.
— Именно так и было со мной, — сказал незнакомец. — Когда-то давно, тамплиер, я был красавцем и страстно любил женщин. Я сражался там, в жаркой пустыне, где камни лопаются под палящим солнцем. Точно князь, я разъезжал по всему Иерусалиму. В гордыне своей я нарушил принесённые обеты и спал с женщиной, которая была проклята. Впрочем, это касается лишь меня одного, это песня моей души. Достаточно сказать, что сюда я возвратился излеченным. — Он издал смешок. — Слишком поздно! Лицо моё всякого приводит в ужас. И до сих пор я отверженный среди людей.
— Кто ты?
— Так почтенный Гастанг тебе не сказал? — Незнакомец усмехнулся. — Я — Ловец мертвых, Хранитель трупов, Прокаженный рыцарь. От заката и до рассвета, когда город погружен в сон, я плыву по реке на своей барке. Ищу мёртвые тела на мелководье, в зарослях камыша, на илистых отмелях, обнажающихся при отливе. Мне ведома река — непостоянная и жестокая любовница. Я отыскиваю места, куда она выбрасывает покойников, бледных, холодных, окутанных водорослями. Я собираю их по поручению совета города и отвожу в свою обитель, маленькую часовню Святого Лазаря — это ниже по течению, близ большого моста. Обмываю тела, очищаю и умащиваю. Вывешиваю объявления. За самоубийцу — два пенса. За жертву несчастного случая — три пенса. Пять — за убиенного или незаконно лишенного жизни.
— Ты что же, пытаешься запутать моего гостя? — пошутил Гастанг.
— Запугать? — Хранитель трупов так глубоко вздохнул, что заколыхался закрывающий лицо платок. На какое-то мгновение де Пейн увидел нижнюю часть жестоко изуродованного лица. — Запугать? Мне ли запугивать тамплиера, доблестного рыцаря, одержавшего победу при Куинсхайте? — Страж ударил по полу своим посохом. — Нет, я не собираюсь его запугивать. Вряд ли у меня это получится. Да к тому же он постепенно узнает вещи, куда похуже этого.
— Расскажи, — повелительно произнес Гастанг. — Расскажи ему то, что знаешь сам.
Хранитель придвинулся ближе, опираясь на посох. Де Пейн уловил аромат, исходивший от плаща этого странного человека — приятный запах свежих трав.
— Как я и сказал, я плаваю на своей барке по всей реке, — начал Хранитель. — Один фонарь на носу, другой на корме. Многие знают меня и спокойно проплывают мимо. Я вижу много такого, до чего мне нет дела. Королевские суда, идущие от Вестминстера к Тауэру и обратно. Контрабандистов, собирающихся на причалах и набережных. Молодых дворян, горячих и беспутных, словно воробьи, — они снуют по всем баням, борделям и злачным местам Саутуорка. Вижу даже шпионов, которые соскальзывают с борта чужеземного корабля в ожидающую их лодку. — Он остановился, а Гастанг подал знак двум приставам присоединиться к остальным, сгрудившимся у огня в бывшем алтаре.
— Я знаком с рекой, — продолжал Хранитель. — Вытаскиваю труп и уже могу сказать, как именно умер бедняга: от удара по голове, от клинка, вонзившегося в живот, в горло или в спину. А недавно появилось нечто новое и ужасное. Трупы молодых женщин, совершенно обескровленные, со сломанными ребрами и вырванным сердцем, перерезанным горлом. Они белые и холодные, словно свиная туша, которую мясники вешают над корытом, чтобы стекла вся кровь.
— И сколько таких?
— Две. Кажется, сейчас ты видел еще одну жертву. — Хранитель махнул посохом в глубину церкви. — Но я видел не только это. Ночью накануне Сретенья ветер стих, река стала как зеркало. Я был близ Куинсхайта и выгреб на середину. Тут из тумана вынырнула большая лодка — не меньше шести вёсел. Иной раз зло бывает похоже на струйки дыма над остывшим костром — оно задевает душу и вселяет холод в сердце. Я мгновенно преисполнился страха. Лодка двигалась быстро: все шесть гребцов — в капюшонах и масках — налегали на весла. На носу стоял человек, лицо его было закрыто. Я быстро отвернул свою барку и в этот момент увидел при свете яркого носового фонаря двух молодых женщин, связанных и с кляпами во рту, — они лежали на корме той лодки. Точно так же, бывает, вспыхивает молния и все становится видно, как днем. В глазах тех женщин я разглядел невыразимый ужас. Я видел кляпы, веревки, которые перетягивали им запястья и лодыжки. Да простит меня Господь, тамплиер, но я ничего не мог сделать. Лодка пролетела мимо и исчезла в темноте.
— Но ведь такие похищения наверняка случаются нередко?
— Вовсе нет! — Гастанг вышел вперед. — Эдмунд, в нашем городе ты можешь за один пенни купить толстушку, а за полмарки[117] хоть целый дом ими набей. В Лондоне шлюх больше, чем добропорядочных граждан. Зачем же похищать двух молодых женщин под покровом ночи? Да я бы наполнил продажными девками королевский корабль, и они с радостью пошли бы туда за корку хлеба! К чему же эта таинственность, ужас, кляпы во рту? А куда они направлялись? — обратился он к Хранителю.
— Не к Саутуорку. Лодка была на самом стрежне — похоже, направлялись они к безлюдным илистым отмелям в устье реки. — Он постучал посохом по земле. — Думается мне, что я повстречался в ту ночь с убийством, расчленением трупов, богохульством и всяческими иными мерзостями. Я прозвал ту лодку баркой дьявола. Подобных я на реке никогда не встречал! — Он отступил на шаг. — Я поведал об этом моему дорогому другу Гастангу, и он привел меня сюда — посмотреть на тот ужас, что нашли в этой часовне. Это то же самое, что я видел и раньше.
— Но ведь ты не все рассказал, так? — не отставал от него Гастанг. — Ты же мне и про Беррингтона рассказывал.
— Ах, про Беррингтона!
— Он тебе знаком? — резко спросил де Пейн.
— Я знаю многое, что происходит в городе. У меня есть свои наблюдатели, да и с коронером мы частенько выпиваем по кубку кларета. Я слыхал о Беррингтоне. — Хранитель обхватил посох обеими руками и оперся на него, словно его беспокоила старая рана на ноге. — Я тоже сражался в болотистых низинах на стороне Мандевиля, великого графа Эссекса. Под его знамена собиралось множество воинов, дьяволов в человеческом обличье. Беррингтон был не из таких. Я с ним никогда не встречался, но имя его слышал. Мандевилю он не нравился: этот рыцарь был против разграбления церквей и превращения монастырей в солдатские казармы. Потому-то мне и знакомо его имя, но и только. Не забывай, под знамя Мандевиля стекались сотни — да что там, тысячи воинов!
— А Майель? — задал вопрос де Пейн.
Хранитель покачал головой.
— Просто один из многих.
— А Парменио? — вмешался Гастанг. — Я ведь называл это имя, и ты что-то припомнил.
— Ах да, Тьерри Парменио из Генуи. — Хранитель откашлялся, прочищая горло. — Тамплиер, я немало бродил по белу свету. Я возвращался из Палестины не по морю. Морское путешествие не для таких, как я. Ехал посуху и добрался до славного города Лиона. Поселился я за пределами городских стен, и доходили до меня всякие слухи, удивительные истории о суде над ведьмами и колдунами, местными священниками, коим должно было бы хватить ума не участвовать в сатанинских ритуалах. В день моего приезда в городе как раз происходила казнь таковых злоумышленников. И я уверен, что имя Тьерри Парменио называли в связи с этим делом. — Он постучал пальцем по лбу. — Меня хорошо учили, тамплиер. У меня отличная память, особенно на имена. Я точно слышал имя Парменио прежде, но вот больше ничего сказать не могу. — Он вздохнул. — Что ж, пора мне идти, но сперва благослови меня.
