Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария
– Грязно это и подло, – сердито ответил ему Святослав. – Нельзя жить без Прави истинной, это верная гибель.
– Согласен, – пожал плечами Калокир, – наверное, потому ни один наш император не умер своей смертью. – Оба замолчали, думая каждый о своём.
– А что, брат Калокир, – князь русов устремил на патриция прямой немигающий взор, – коли б ты стал императором Византии, держал бы слово?
– Я?! – Очи Хорсунянина расширились от предложения князя.
– А что такого? Коли и далее не по Прави будет вести себя сей Цимисхес, так, может, турнём его с византийского трона, а тебя поставим, чем ты, настоящий воин и благородный Хорсунянин, хуже этого самозванца и убийцы?
– Так я… так разве это… – смутился патрикий, стараясь скрыть хлынувшую тёплой волной изнутри радость. Тайные мысли, исподволь зреющие после смерти императора Фоки, давно тревожили Калокира, но он не признался бы в них никогда и никому. «И вдруг Святослав прямо и открыто говорит об этом. Или мысли мои прочёл? Он ведь, рекут, тоже, как и все славянские волхвы, чародейством владеет…» – Патрикий с опаской глянул по сторонам.
– Не бойся, у этих стен нет ушей, тут Русь, хоть и болгарская, а не Византия, – ободряюще молвил князь. – Честью тебе реку, понравился ты мне, не только как воин, но и тем, что душа твоя, в отличие от большинства твоих соплеменников, не двойная, потому и предлагаю сие тебе. Патриций Калокир будет смотреться на императорском троне лепше коротышки Цимисхеса! А коли станешь царём своей державы, так и тебе, и мне лад да мир дороже всего, решай!
– Если мне удастся стать императором Византии… – медленно заговорил Калокир, – и если… ты поможешь мне в этом, то я… обещаю никогда ничего против Руси не предпринимать, и не мыслить даже. – Голос патрикия окреп, налился силой. – А сверх того за помощь твою Болгария останется в вечном владении Руси, а Империя Ромейская будет присылать щедрые дары в благодарность за защиту её восточных границ от угров, печенегов и прочих врагов! – блестя чёрными очами, взволнованно изрёк Хорсунянин. – Потом запнулся, опять огляделся по сторонам и молвил: – За одно вылетевшее отсюда слово меня ждёт смерть. Я отдаю тебе в руки свою жизнь, как брату…
– Не переживай, – успокоил его Святослав, – в подобном деле я действительно готов помочь тебе, как брату, а слово моё крепче камня. У нас на Руси есть древний обычай, – молвил князь. – Те, кто даёт друг другу зарок верности в общем деле, пьют из чаши вино, смешанное с их кровью, и становятся братьями-кровниками навечно, до самой смерти.
Святослав извлёк засапожный нож, протянул левую руку и, держа её над чашей, чиркнул острым как бритва лезвием по запястью. Тёмные капли крови тотчас закапали в вино.
Калокир смотрел на князя с опаской, но старался не показать виду и не уронить достоинства. Сглотнув ком в горле, он протянул свою руку, извлёк красивый нож с серебряной рукоятью, примерился и чиркнул по руке. Порез вышел слабым, и кровь не пошла. Калокир, досадуя на себя, резанул сильнее, и кровь побежала струйкой. Патриций вскочил, не зная, что делать.
Святослав тоже поднялся, соединил руки порезами над чашей, подержал немного, потом разнял. У Калокира кровь продолжала капать. Князь взял его руку, надавил на жилу, что-то пошептал и отпустил. Кровь затворилась.
– Пей, – придвинул он чашу.
Хорсунянин взял чашу и, желая скорее покончить с этим варварским ритуалом, затаил дух и сделал глоток, поспешив вытереть губы.
– Теперь я. – Святослав неспешно допил вино, вытер усы и, привлекши Калокира ближе к себе, крепко поцеловал его в обе щеки и лоб. – Отныне мы братья, – сказал он, садясь на место, – всегда помни об этом. А кто забудет – того ждёт кара богов, ибо все боги наказывают клятвопреступников!
* * *Князь озабоченно наблюдал, как перестраиваются, двигаются рядами и охватывают в Коло «супротивника» воины на большом поле за градом.
– Много ныне воинов из болгар, потому надобно их добре учить, чтоб в строю не отставали и споро все повеления начальников исполняли, – строго рёк Святослав, оборачиваясь к темникам. И сразу заметил, как от града спешил посыльный. – Опять вести, добрые ль, худые? – вполголоса молвил спутникам и тронул коня навстречу.
Всадник, подскакав, молвил:
– Княже, послы визанские пожаловали, рекут, что привезли ответное письмо от ихнего царя.
– Те самые, что в последний раз были? – помрачнел Святослав.
– Нет, иные, – ответствовал молодой воин.
Кликнув верных темников и бояр, Святослав принял послов в своей гриднице и, всё более мрачнея, слушал слова ромейского правителя.
«Пусть наш ответ не покажется вам дерзким; мы уповаем на бессмертного Бога Христа: если вы сами не уйдёте из страны, то мы изгоним вас из неё против вашей воли, – писал Цимисхес. – Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингара, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его дальнейшей жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев, он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернёшься в своё отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, – ты найдёшь погибель здесь со всем своим войском, и ни один факелоносец не прибудет в Скифию, чтобы возвестить о постигшей вас страшной участи».
Все темники собрались в княжеской гриднице, не было только Свенельда и Калокира, которые находились в Великой Преславе при царе Борисе. Также велел князь кликнуть на Совет Переяславского Могуна.
– Земля сия, что нами нынче занята и зовётся Малой Скифией, кровью предков полита, и нашей тоже! – воскликнул в гневе Зворыка, когда князь огласил послание Цимисхеса. – Не можем мы её отдать.
– Так Цимисхес же разумеет, что, пока мы тут, не дадим ему не только нашу Добруджу, но и всю Болгарию ограбить, ведь у нас на то договор с царём болгарским, вот и бесится, рекут, сей император хоть и мал ростом, да злобен весьма, – рёк Притыка.
– Про то, что флот наш греческим огнём в первый поход отца моего пожгли, крепко помнит, а вот про второй его поход победный и про ежегодную дань, что по договору, после того заключённому, Византия Руси платить обязалась, про то запамятовал византийский царь, – сверкая синими молниями рассерженных очей, негромко рёк Святослав.
Улеб, сидевший подле брата, молчал. В непривычном для него окружении покрытых боевыми шрамами воевод и Могуна он благоразумно счёл молчание наилучшим способом поведения.
– По всему, войны не избежать, не даст нам передыху сей Цимисхес! – проговорил невесело Притыка. – А значит, поживее надобно с уграми да печенегами дела решать. И подмога из Киева уже в пути…
– Вот же подлое отродье сии византийцы, – снова возгорелся гневом Зворыка, – их будто червь живьём гложет, коли у кого-то мир да лад. Только обустроились, торговля добрая пошла, хлеб-жито посеяли, так нет, им это как кость поперёк горла! – Он грозно вскинул свой кулак и уже хотел по привычке хватить им по столу, но глянул искоса на Ворона и сдержался, лишь досадливо не то вздохнул, не то рыкнул.
А когда встал Переяславский Могун, стихли горячие возгласы темников. Кудесник заговорил негромко, но так, как умеют только волхвы. Каждое слово его будто чистой родникового водою омывало горячие головы начальников, и с каждым словом вливалась в них мудрость.
– Не о том спор ведёте, витязи, не в мече булатном сила византийская, не на поле ратном главная битва с ними! – Помолчав минуту, продолжил: – Злато да серебро сулят они тем, кто веру Пращуров сменит на их веру. Разве пойдёт воин, будучи христианином, супротив своих единоверцев? Нет! Разве станет он нашей Матери Сва-Славе служить и славу Руси множить, ежели он о своей личной душе теперь более всего печётся? Разве отдаст жизнь за общее дело, когда у него теперь забота о золотых овнах да денариях, что от ворога нашего исконного получены? Оглянитесь вокруг, сколько уже купцов да бояр в греческую веру обращены, а это значит, что отошли они от чистоты купальской, покинули путь Прави, будут теперь глухи к славе предков, к гласу их, идущему к нам из Ирия. Слепы и глухи к голосу матери-Руси нашей, а покорны чужому богу. А это значит, что пойдёт теперь славянин на славянина. Отец на сына с мечом пойдёт, а брат на брата, и ослабнет Русь, станет лёгкой добычей любого ворога, коих всегда было достаточно, охочих до земель её, полей и лесов, до людей русских, забранных в рабство. Вот в чём опасность византийская, страшная. Вам, воинам, решать, когда битву начинать и с кем, только одно помните – главная битва нынче совершается в головах! – Верховный жрец умолк, и наступила мёртвая тишина в гриднице, даже не нарушаемая назойливой мухой.
– Что ж, братья, – подвёл итог краткого совещания Святослав, – после такого послания византийского императора выход один: война! И война не только за землю, но и, как сказал Могун, за Правь светлую! Ступайте и займитесь подготовкой всего необходимого.
![Даниил Мордовцев - Тень Ирода [Идеалисты и реалисты]](/uploads/posts/books/167850/167850.jpg)
