Реза Амир-Хани - Её Я
Фаттах рассмеялся:
– В себе я уверен. А вот что творится в штанах у Фахр аль-Таджара, я, конечно, не проверял, не знаю!
Господин Таги со смехом сказал:
– Я уважаемому мулле ответил так: сами женщины очень порядочные. Они в дивизии холостяков устоят, а что уж говорить о наших веселых старичках!
* * *Фаттах рассказал об этом плане своей невестке, и матушка, посмеявшись, ответила ему так: мол, дом у нас большой, приводите ту, которая вам больше приглянется, пусть у нас вышиванием занимается…
– Я уже свои цветы собрал, – махнул рукой Фаттах. – Муку просеял и сито на гвоздь повесил…
За оставшуюся до события неделю Фаттах и Фахр аль-Таджар несколько раз встречались в кофейне Шамшири, темой их бесед был все тот же предстоящий «праздник обновления». Его обсуждали многие, принося самые разные вести:
– …Хадж-Реза поначалу думал. что все это детсеие забавы правительства, но вот эти повестки, или письма, которые вручают под подпись, – это его доконало. Говорят, он собирает вещи, нанял три грузовика и переезжает поближе к гробницам святых имамов[65]. Остаток жизни хочет рядом с ними провести…
– Это какой Хадж-Реза? Хадж-Реза гончар?
– Да нет, Хадж-Реза Мамон…
– …Не только Хадж-Реза Мамон, многие уезжают. В основном, в Кербелу и Неджеф. В Неджефе очень много иранцев. И Хусейн Тэла, и Асгар Хадж-Хасан уехали…
– Если жене и детям что-то угрожает, это, конечно, не жизнь. Потому и уезжают…
– Из-за этих «держи-хватаев» в городе Рее один полицейский сорвал чадру у женщины на сносях, а у нее выкидыш случился.
– Скоро по домам ходить начнут, конфисковывать все, что похоже на чадру.
– Все было понятно уже несколько лет назад, когда он приехал в Кум, а жена и все женщины без чадры…
– Не только чадру – абу и чалму хотят запретить…
– И на этом не остановятся: шапку-«пехлевийку» носить заставят…
Фаттах снял с головы свою тюбетейку, рассмотрел ее и рассмеялся. Не мог он себя представить в шапке-«пехлевийке»! Старик, сидевший в той же кофейне, обратился к нему:
– Хадж-Фаттах! А вы как поступите? Вы и Фахр аль-Таджар – руководители цехов. Инша Аллах, вы-то сумеете с честью выйти из этой ситуации!
Фаттах улыбнулся:
– Аллах велик. Мы решили залечь в укрытие и переждать, а тех, кто сам залег, на лопатки не положишь!
Так он говорил, но в душе чувствовал страх. Не перед «праздником обновления», а при мысли о том, к чему приведет весь процесс обновления.
* * *В день «праздника обновления» Фаттах заехал на своем «Додже» за Фахр аль-Таджаром. Поскольку ни тот, ни другой не хотели, чтобы их видели с незнакомыми женщинами, они договорились встретиться с Таги перед самым вечером возле Арсенальной площади. Фаттах сидел на переднем сиденье, Фахр аль-Таджар сзади; садиться сзади вдвоем Фаттах считал неуважением к водителю. В то же время он извинился и перед Фахр аль-Таджаром, что не сидит с ним вместе. Потом сказал водителю:
– Если помнишь, когда я тебя отправлял на курсы шоферов, то предупредил, что мой шофер должен держать рот на замке. Я тебе говорил, что, если будешь на меня работать, можешь увидеть все что угодно, вплоть до отрезанной головы, и все равно – молчок!
Шофер подтвердил, что был такой разговор, и Фаттах продолжал:
– Сегодня как раз увидишь нечто вроде отрезанной головы, которую уже не пришьешь.
– Будьте спокойны, хозяин! – заверил его шофер.
Возле Арсенала показался желтый «Воксхолл» господина Таги, и водитель Фаттаха вытянул шею, словно и впрямь ожидал увидеть отрезанную голову. Но, заметив трех женщин, заулыбался и повторил:
– Будьте спокойны, хозяин!
Оба автомобиля продолжили путь друг за другом, причем автомобиль Фаттаха – первым. На заднем сиденье второй машины три женщины вязали спицами, а с заднего сиденья передней машины Фахр аль-Таджар то и дело оглядывался, пытаясь рассмотреть их лица. Свернув с улицы Лалезар, они попали в полосу света от газовых фонарей. Муниципалитет арендовал на этот вечер «Розовый сад», где и устраивался праздник. Машины остановились и шестеро вышли из них, а водители остались: шофер-армянин первой машины и Фаттахов водитель-шамиранец.
Торжественная иллюминация при входе была слепяще яркой, курилась рута на золотом подносе, и двое охранников по-военному приветствовали гостей. Войдя, все шестеро немного помедлили: трое мужчин встали вместе, трое польских дам тоже вместе, поодаль. Они стояли, смущенно опустив глаза. Фаттаху на миг стало не по себе, он взглянул на господина Таги, а тот посмотрел на него, и был он вовсе не таким веселым, как обычно. А вот Фахр аль-Таджар выпученными глазами изучал покрасневших женщин и в конце концов остановил свой выбор на одной из них и заулыбался:
– Таги, дорогой, я надеюсь, мне составит компанию эта прелестная мадам!
И он шагнул было к ней, но она оттолкнула его руку, и подбежала к Таги, и заговорила с ним о чем-то на незнакомом языке. Он вполголоса что-то ответил ей, потом обратился к Фахр аль-Таджару:
– И стыд потерял, и совесть растоптал… Ты что, для «дэнсинга» сюда прибыл? Знаешь, что она говорит? Говорит, я тебе, то есть мне, доверилась, а тут получается, что те стамбульские матросы были лучше иных здешних. – Он вздохнул. – Притча о мяснике, который спас ягненка от волка, чтобы потом самому зарезать…
Фаттах опустил голову и пошел к выходу, но господин Таги догнал его и с досадой схватил за руку:
– Поздно, Фаттахи! У нас нет выбора, пойдем! Женщины будут сидеть отдельно, а мы втроем поодаль от них.
Фаттах пробормотал:
– Позор, позор… – Но вскоре он овладел собой и сказал господину Таги: – Страшно опозорили нас, Таги! Мы что же, значит, должны любую прихоть этих подлецов выполнять? Унизили нас, Таги!
Желтый осенний парк казался упокоившимся, умершим. В глубине его горел большими окнами павильон, к которому они и направились. Под ногами Фаттаха и господина Таги, шагавших впереди, шуршали опавшие листья. за ними шел Фахр аль-Таджар, и замыкали шествие три дамы-полячки.
В дверях павильона стоял уже знакомый им европейского вида франт. То и дело поправляя песне, он вгляделся в шестерых подходящих и, убедившись, что женщины без платков, начал всех приветствовать:
– Добро пожаловать, господин Таги! Господин Фаттах! Господин Фахр аль-Таджар! Благодарю за визит, вы оказали большую честь. Прошу вас, прошу вас, приглашайте ваших дам. Уважаемые дамы! Вы оказали большую любезность, снизошли, можно сказать, и как это все по-современному! Какие вечерние шляпы, да с белыми перьями! Какой вкус! Какой талант! Пожалуйста, прошу вас…
Господин Таги выругался едва слышно:
– Чтоб у тебя язык к нёбу присох!
А тот как будто расслышал и уже молча провел их к самому большому столу зала. За этим круглым столом они и сели – трое женщин отдельно от трех мужчин. Оглядев полупустой зал, Фаттах насчитал в нем не более двух десятков гостей и внутренне порадовался этому. Польские дамы, похоже, уже забыли недавний инцидент в парке, они шушукались и смеялись. На столе пирожные соседствовали с графинами лимонада и блюдами с фруктами. Вечер еще не начался, и франт-распорядитель диктовал другому служащему имена, они сверяли списки. Г-н Таги осматривал зал в поисках знакомых, а те, кто пришел с женами и дочерьми, наоборот, казалось, избегали встречаться взглядами с друзьями. Женщины прятались под большими нелепыми шляпами, загораживались бокалами лимонада… Но были и такие, которые держались совершенно свободно, словно отсутствие платка на голове было им не в новинку. Господин Таги указал Фаттаху на пожилого мужчину с дамой и прошептал:
– Глава цеха торговцев готовым платьем, поразительный лицемер. Глянь!
Это был мужчина возрастом за шестьдесят, с седой бородкой. Поблескивая перстнями с агатом и бирюзой, он отпивал лимонад из бокала. Сидел он за большим столом, а сопровождающая его дама – через три пустых стула от него. Ее спутанные золотистые волосы выглядели неряшливыми, лицо – полнокровное, с прямым носом и маленьким ртом, из-под пальто виднелось хлопчатобумажное, слишком простое платье. Ела она как очень голодный человек, а ее старик спутник хоть и не глядел на нее, но брал с разных блюд пирожные и фрукты и пододвигал ей. Фахр аль-Таджара поразила ее красота:
– Вы двое, конечно, опять на меня наброситесь, но… Взгляните на Мухаммад-Али-хана! Мы привыкли видеть его в мечети в первом ряду, а ему, как видно, женский цветник привычнее! Что за красавица у него! Какое лицо, и она словно в жизни хиджаб не носила. В каком сундуке он ее прячет?
Фаттах покачал головой:
– Думаю, Моммадали-хан сам задает себе о нас те же вопросы…
Польские дамы, увидев, куда направлено внимание мужчин, тоже с интересом стали рассматривать блондинку, а она, в свою очередь, их. Потом она вдруг встала, обтерев краем пальто жирный от крема рот, и подошла к трем подругам. Она что-то им сказала, и те ответили с удивлением, потом блондинка вдруг упала на колени, схватила руку одной из женщин, и уткнулась лицом ей в колени, и заплакала. А та с нежностью стала гладить ее голову…
