Семен Бабаевский - Семен Бабаевский.Кавалер Золотой звезды
— Про все это я слыхал. Молодец, что своего добился. Только передай там от меня Остроухову, что пускай не мечтает, а засучивает рукава. А то он к облакам взлетать мастер.
— Теперь у нас главное — организовать сплав леса. Я сам туда поеду.
— Дело, конечно, нужное.
Федор Лукич устало закрыл глаза и умолк. Сергеи посидел немного, еще раз посоветовал Федору Лукичу поехать на курорт, распрощался и вышел.
Подъезжая к райкому, он вспомнил слова Федора Лукича: «Будь моим старшим сыном. Становись на мое место, и тогда я буду спокоен».
В райкоме никого, кроме машинистки и управделами, не было. Все разъехались по колхозам. Кондратьев уехал еще вчера вечером. Сергей подтянул подпругу и сел в седло. За мостом он свернул с дороги и поехал напрямик по скошенному полю. В горячем воздухе приглушенно гудел мотор. Близко, на квадратной клетке ячменя, трактор тянул комбайн с волокушей, похожей на хвост огромной птицы. У дороги стоял вагон, дымилась вырытая в земле печка, кухарка варила обед. Рядом с вагончиком стояла легковая машина. По жнивью от комбайна к вагону шел Кондратьев. Без фуражки, в серой запыленной блузе, и темно-синих брюках он был похож на механика.
— Тутаринов, ты откуда? — крикнул он, издали узнав всадника.
— Был у Федора Лукича.
— Ну, как старина?
— Лежит.
— Ну, а как твои дела? Слезай и рассказывай все подробно.
Они сели в тени возле вагончика, и Сергей обстоятельно рассказал и о поездке в Пятигорск, и о своем разговоре с Бойченко.
— Я знал, что так и будет, — сказал Кондратьев. — Вот только зря ты ездил в Пятигорск. Ну, это тебе наука. Да, так вот что. Берись за сплав леса. Ты сейчас едешь в станицу? Передай секретарям парторганизаций всех трех колхозов, чтобы завтра утром приехали ко мне. Я им скажу, что надо делать. — Кондратьев посмотрел на Сергея, и его чуточку прищуренные глаза точно говорили: «А почему ж ты мне не все сказал? Не скрывай, не скрывай, я все знаю». — Бойченко тебе еще что-нибудь говорил? — спросил он.
— Да, говорил. Смена нужна Федору Лукичу.
— Правильно, нужна. Но ты сейчас ничего мне не говори. Сперва подумай. Поезжай на сплав, а потом мы все решим.
От комбайна доносился гул мотора и какое-то звонкое дребезжание. Кондратьев прислушивался, вставал и снова садился.
— Только сегодня наладили машину, — сказал он. — Пришлось и мне помогать.
— А вы разбираетесь в машинах?
— Немножко.
Подошла повариха и пригласила обедать. Сергей принялся за вкусный борщ и тут только вспомнил наказ матери: «Хоть к обеду возвращайся…»
Глава XXII
Третий день в Усть-Невинской шла подготовка к выезду на лесосплав. Хлопот оказалось немало. Прохор Ненашев подседлал вислозадую кобыленку и метался по станице, торопил кузнецов, подбирал людей в бригады, назначал бригадиров.
— Тетя Даша, может, хоть у тебя имеются саперы? — спросил Прохор Байкову, просматривая списки демобилизованных. — Побольше бы нам саперов, они спецы по части леса.
— Посмотри, — сказала тетя Даша, — может, и найдется.
— Вообще и в «Буденном» и в «Ворошилове» — одна пехота да кавалерия. Правда, есть еще танкисты, а саперов, как на беду, нету.
Но один сапер все-таки нашелся. Это был Дмитрий Кушнарев, или, по-станичному, Митька Артист из кочубеевского колхоза, веселый немолодой парень, до войны руководивший драматическим кружком.
— Ну, как, Митрий, поедешь дрючья сплавлять? — спросил Прохор. — Ты ж мастер по части лесу.
— Да какой я мастер, дядя Прохор? — играя веселыми глазами, сказал Дмитрий. — Ведь я все время мосты строил, переправы наводил, а сплавом леса заниматься не приходилось. Хотя однажды был такой случай — по Днепру фашистов сплавляли.
— Ты, Митрий, без шуток, — серьезно проговорил Прохор. — Я хочу тебе бригаду поручить.
— И девушки едут? — спросил Дмитрий, взглянув на молоденькую секретаршу правления.
— Могу поручить тебе такую бригаду, где одни девки да бабы.
— А спектакль там можно сыграть?
— Я думаю, что и без этого будет весело.
Дмитрий подмигнул девушке.
— Записывай, посмотрим, что это за лесосплав.
В эти дни вислозадая кобыленка появлялась то на бригадном дворе, то возле правления, то в мастерских. Желая, чтобы о приезде его все знали, Прохор всякий раз, слезая с седла, громко покрикивал на свою смирную лошадку:
— Стой, бешеная! Так бы и рвалась! В строй бы тебя, дьявола!
Привязав к плетню ко всему равнодушную кобылу, Прохор заходил в кузню, проверял, хорошо ли сделаны багры, крючья. От кузнецов шел к плотникам, где уже стояли готовые, наскоро обструганные ясеневые шесты.
В трех колхозах снаряжались подводы и кормились в дорогу быки. Иван Атаманов, назначенный бригадиром, привез с Кубани плоскодонную лодку, прошпаклевал и залил смолой дно. Пришли будущие поварихи. Они принимали от кладовщиков печеный хлеб, муку для галушек, пшено, растительное масло, сало, мед — все это грузилось на подводы. На четвертый день Прохор еще раз проехал по станице и предупредил бригадиров и поварих, чтобы люди на зорьке выехали из станицы и что первый привал будет только за горой Очкуркой.
Поварихой в бригаде Семена Гончаренко была назначена Анфиса Тутаринова. Анфиса получила все продукты, послала Семена на огород за капустой и стручками перца. Когда все было аккуратно уложено на подводе и сверху укрыто полостью, Анфиса хотела сбегать домой. В это время во двор въехал Прохор. Не слезая с кобылы, сказал:
— Анфиса Тимофеевна, — Прохор любил называть девушек по имени и отчеству, — а знаешь, кто у тебя начальник?
— Знаю.
— Я хотел определить к тебе Костю Радченкова. Парень бедовый, а Сергей Тимофеевич сказал, чтобы был бригадиром Семен.
— А мне все равно.
— Ну, тогда вот что я тебе скажу. Да стой ты, окаянная! — крикнул он на кобылу. — Передай Семену, чтобы не проспал. Выезжаем на рассвете. Худобу будем кормить за Очкуркой.
— А если проспим?
— Смотри! — пригрозил Прохор. — Будить не буду.
Пожалуй, никто из отъезжающих на лесосплав не волновался и не радовался так, как Семен. Его радовало, что наконец-то и его ждет настоящая работа, где можно будет вволю потрудиться. Живя в станице вот уже более месяца, Семен не сидел без дела. Пока Сергей ездил в Ставрополь, Семен выкопал у стариков Семененковых новый погреб (старый завалился после ливня), покрыл его землей и посыпал сверху золой, почистил колодец, поставил новый плетень, заплел сапетку для кукурузы. Параська и Евсей не могли нарадоваться своим квартирантом, а Семен все думал, где бы ему найти такую работу, чтобы она захватила его целиком и надолго.
Приходилось ходить на огородные плантации и помогать бабам пропалывать помидоры, морковь, срезать кочаны ранней капусты. Семен давно бы ушел в поле, к косарям, но на огороде его удерживала Анфиса. Нагибаясь над пахучей помидорной ботвой, Семен с нетерпением ждал вечера и думал о том, как они с Анфисой будут идти домой, как над лесом за рекой встанет луна. Обычно они ходили не по дороге, а по узкой стежке, лежавшей вблизи Кубани. В двух шагах — берег. Шумела река, и был виден черный, стремительно бегущий поток воды.
В тот особенно памятный вечер они возвращались в станицу. Из-за леса давно вышла луна, и тень от деревьев покрыла всю реку. Семен взял Анфису под руку и молча смотрел на светлое, в бледных звездах небо. Анфиса спрятала руки под фартук и прижалась к Семену.
— Что-то мне сегодня зябко, — тихо сказала она.
— А вот я тебя обниму, и ты согреешься.
Семен обнял ее робко и как-то особенно нежно, и Анфиса с замирающим сердцем думала, что вот-вот он скажет ей что-то необыкновенное — и радостное и страшное. Девичьим чутьем она угадывала, что именно теперь, в этот лунный вечер, Семен назовет ее своей невестой, и от одной этой мысли по телу проходила дрожь. Анфиса прижималась к нему, и ей хотелось, чтобы Семен молчал как можно дольше. А как он об этом скажет? Будет ли смотреть в глаза или отвернется? Нет, пусть лучше молчит. Они прислушивались к шуму реки и незаметно свернули с дорожки и пошли, сами не зная куда, по пахучей скошенной траве. И если бы на пути у них не встала высокая копна сена, они бы так, ничего не видя, шли бы и шли неизвестно куда. Сено было свежее и сухое, от него веяло теплом и запахом полевых цветов. По копне пробежала ящерица, блеснув серебристой спинкой. Кузнечики, казалось, слетелись к этой копне со всей степи, окружили ее кольцом и начали свою однообразную, но вечно красивую песню. Семен не видел ни ящерицы, ни копны в лунном свете, не слышал ни шелеста сухой травы под ногами, ни звона кузнечиков.
— Анфиса, милая, как же мы будем дальше?
— Не знаю.
Анфиса краснела, кусала губы, ее мучили и смех и слезы, а на сердце было и весело, и как-то боязно. Семен взял ее за плечи и посмотрел ей в лицо, точно желая в них отыскать ответ.
