Алексей Шишов - Четырех царей слуга
Несколько ранее Патриком Гордоном от имени английского купечества были преподнесены царю карманные часы и ящик с инструментами, чему тот был несказанно рад. Получал он от своего любимца-генерала и многие дюжины бутылей различных «заморских» напитков — Канарского секта, английского сидра и других вин.
Шотландец делал подарки и от себя лично. Так, он преподнёс ему специально купленную в Данциге по его просьбе купцом Фербесом книгу под названием «Фейерверочное искусство». Прочитав название, царь пришёл в восторг:
— Ну и уважил ты меня, Пётр Иванович. Теперь все фейерверки и праздники в Кремле и Преображенском с пороховыми салютами будут у меня по европейской науке. Спасибо тебе...
Пётр I действительно прочитал книгу от корки до корки. А услужливого шотландца он отдарил сотней рублей медной монетой из царской казны.
В другом случае Патрик Гордон поднёс монарху выписанные им из Ревеля от господина Мюнстера книги известного своей учёностью немецкого полковника-ландскнехта Вертмюллера «Зерцало коменданта» и «Пробный камень инженера», которые украсили петровскую библиотеку в царской избе Преображенского.
О месте Патрика Гордона в петровском окружении свидетельствует то, что он с 1690 по 1694 год являлся организатором и руководителем «марсовых и нептуновых потех» будущего российского императора. В промежутках между сухопутными баталиями генерал по приказу Петра I осваивал также и военно-морское искусство. За деятельное участие в «морских сражениях» на Москве-реке и реке Яузе шотландец удостоился в декабре 1693 года адмиральского звания.
Так уж случилось в истории государства Российского, что в его вооружённых силах появился военный человек Пётр Иванович Гордон, который мог подписываться званием «генерала и адмирала», дарованным ему царским указом. Принимая высочайшую грамоту от бояр, обладатель такого необычного воинского чина с благодарным поклоном за монаршью милость заметил:
— Теперь я в родной Шотландии не только первый московский генерал, но и первый адмирал в славном клане Гордонов. Теперь обо мне Гордоны будут помнить вечно.
На что ближний боярин Лев Кириллович Нарышкин, не баловавший служилых иноземцев вниманием, ответил:
— Что Шотландия? Тебя, Пётр Иванович, за служение великим государям всея Руси прежде всего помнить будут у нас, в России...
Поездка на русский Север
Пётр I в беседах не только со своим наставником-шотландцем высказывал желание посмотреть своим оком Архангел-город, его порт, иностранные суда, совершить плавание по Белому морю и посетить самый знаменитый на русском Севере Соловецкий монастырь:
— Слышь, ваша милость, от архангельского воеводы грамота пришла. Сказывает, что Двина ото льда очистилась и скоро море Белое судоходным станет. Придут суда на Север и голландские, и англицкие, и датские...
— Тех судов купеческих я давно жду, мой государь. Ещё зимой мною заказаны в Лондоне инструменты астрономические, глобус большой, новые книги по фортификации.
— Хочу побывать с потешными в Архангелгороде. Не всё нам на Плещеевом озере под парусами ходить. И тебя, ваша милость, возьму с собой. На карбасах по Северной Двине пойдём. На Соловки сходим.
— Премного благодарен за такое предложение, ваше царское величество. Сочту за великую честь.
— Не забывай, мой любезный Пётр Иванович, ты у меня в царстве чин имеешь генерала и адмирала. Толмачей из Посольского приказа брать не стану. Сам с иноземными купцами говорить буду или через тебя с ними побеседую при необходимости...
Летом 1694 года Патрик Гордон сопровождает Петра Алексеевича во время его второго путешествия в северный портовый город Архангельск — единственные морские ворота России того времени. В городе Вологде для «царского поезда» было приготовлено 22 карбаса — больших речных судна. Гребцы менялись через каждые 15 вёрст. «Великий шкипер» — государь — плыл на одиннадцатом карбасе. Гордон путешествовал на контр-адмиральском судне, которое замыкало лодочную флотилию.
Из Сухоны корабли вышли на Северную Двину и споро дошли до Архангельска. Здесь государь на специально построенной для него мореходной яхте «Святой Пётр» совершил плавание по неспокойному Белому морю на уединённые Соловецкие острова, в одноимённый монастырь, в котором поклонился святыням. После этого морского похода яхта была передана Патрику Гордону в качестве контр-адмиральского корабля.
Пётр I, во многом желавший знать мнение своего наставника, спросил его и про Соловки:
— Как тебе русский Соловецкий монастырь смотрится, Пётр Иванович? Вижу, что он тебя немало поразил.
— Ещё бы не поразить, ваше величество. Настоящая крепость, да ещё из какого дикого камня! Одни валуны!
— То монахи православные своими руками строили. Да мореходы-поморы из числа монастырских мужиков им помогали.
— Но всё же Соловецкий монастырь больше напоминает морскую крепость. И пушки в нём есть. Что замышляли, когда его возводили на островах?
— Надо было беречь русский Север от недругов. От норвежцев, от шведов. Вот и поставили на Соловках монастырь за крепкой каменной стеной с башнями. Морской путь через ледовитые моря берегли, Белое море, Мурман...
Прибывшая из Москвы царская свита во главе с Петром I посетила архангельскую верфь, присутствовала при спуске корабля на воду, посещала иностранные торговые суда — английские и голландские, прибывшие в Архангельск за русскими товарами.
Генералу и адмиралу Петру Ивановичу Гордону всё же довелось совершить в своей жизни, а было ему уже под шестьдесят, настоящий морской поход, стоя на капитанском мостике. В первых числах августа царь задумал выйти в плавание в Белое море во главе российских судов. Их уже было три, и они составляли маленькую военную флотилию: многопушечные корабли «Апостол Павел» и «Святое пророчество», яхта «Святой Пётр».
В Белое море из Архангельска было решено выходить в следующем порядке: впереди вице-адмирал Иван Иванович Бутурлин на корабле «Апостол Павел», за ним четыре голландских судна, возвращавшихся домой, в центре — адмирал князь Фёдор Юрьевич Ромодановский с царём на корабле «Святое пророчество», за ним четыре возвращавшихся в Британию английских купеческих судна и наконец гордоновская контр-адмиральская яхта «Святой Пётр».
Однако из-за безветрия выход в море задержался на несколько дней. На царский корабль приезжал на своей шняве[18] архиепископ Афанасий благословить Петра I перед морским путешествием в воды Северного Ледовитого океана. Церковный иерарх Русского Севера преподнёс государю подношение: хлеб, рыбу и иные припасы «про государский обиход». Часть их была даром соловецких монахов. Напутствуя государеву флотилию, архиепископ Афанасий сказал: — Да хранит вас Господь Бог и православные святые в холодных морях, как хранит наших мореходов-поморов, хаживающих на Грумант, Новую Землю и на восход солнца, за Мангазею златокипящую...
Командованию эскадры пришлось коротать время на берегу в обществе английских морских офицеров. Гордон пообещал одному из них, капитану Блоа, царским повелением назвать его именем один из многочисленных, заросших лесом островов в устье Северной Двины. Обрадованный Блоа устроил большую попойку. Генерал записал в своём «Дневнике»: «После обеда мы отправились на берег и забавлялись в обществе генерала Лефорта и англичан игрой в кегли, причём выпито было так много ликёра, что стало очень весело».
Русская парусная эскадра, английские и голландские купеческие корабли вышли в Белое море, когда задул попутный ветер. Скоро его свежесть стала временами превращаться в настоящие шквалы. Морское путешествие несло в себе немало опасностей. Гордоновский «Дневник» рассказывает: «Имея в виду с правой стороны высокий берег, эскадра подошла вечером к мысу, который назывался Голубым или Серым углом. Как только мы его достигли, мы изменили курс и направились на северо-восток. Этот Голубой или Серый угол находился в 12 милях от устья Двины. Вечером от захода солнца до полуночи наступил штиль, так что корабли продвинулись только незначительно вперёд; с полуночи, однако, явилась возможность продолжать путь при свежем ветре. 15 августа, часов около 9 утра, поднялся туман; стали раздаваться пушечные выстрелы, барабанный бой и звуки труб — сигналы держаться всем вместе.
Из-за тумана яхта «Святой Пётр» чуть было не налетела на скалу у острова Сосновца возле Терского берега. В 2 часа пополудни, думая, что мы удалены на большое расстояние от берега, мы очутились прямо перед ним. Штурман ошибся местностью и восклицал, что компасы неверны. Мы повернули на восток и едва проплыли несколько минут, как из-за густого тумана увидели берег от нас на расстоянии брошенного камня».
