Александр Антонов - Монарх от Бога
- Славная Зоя-августа, я понимаю твоё желание уйти подальше от мирской суеты и дам совет, куда направить свои стопы. Но спрашиваю тебя: готова ли ты к тому, чтобы не только пребывать в молении в обители, но и поднять её из разрухи? Тебе это посильно, ты в состоянии сделать вклад в обитель, за который получишь благодарение Всевышнего.
- Говори, дядюшка, что я должна сделать?
- Есть за Силиврией в двадцати стадиях от Мраморного моря небольшое озеро Уван, и близ него расположена малая обитель Святой Каллисты. Лучшего места для души ты не сыщешь. Но её надо обновить, поставить храм, возвести новые кельи, трапезную, ну и многое другое. И я верю, что тебе это всё будет посильно.
Зоя-августа посмотрела на дядюшку большими серыми глазами, и в них он увидел нежность. Она тепло улыбнулась.
- Родной отец не сделал бы для меня большего, - сказала она. - Это дар Божий, о котором я и мечтать не могла. Завтра же я поеду туда, чтобы начать там новую жизнь.
- Вот и славно. Тебя будет провожать отец Григорий, который уже побывал там.
Однако, проводив Зою-августу, Николай Мистик засомневался в своём побуждении помочь племяннице уйти в монастырь. Он вспомнил о Божественном и понял, что нужно узнать его мнение. Вздыхая, охая, мучаясь болями в ногах, патриарх в сопровождении служителя Иринарха отправился во дворец, чтобы поговорить с императором. Всё-таки, считал патриарх, у сына Зои-августы должно быть своё мнение дать ей волю уйти в монастырь или не дать. Она не только мать, но и регентша, у неё есть ответственность за державу. Во дворце патриарх не пошёл в покои Багрянородного, а уединился в Юстиниановой храмине и послал Иринарха к императору.
- Скажи Божественному, что я по воле Господней прошу его прийти к аквариуму.
- Так и скажу, святейший: рыбок вместе покормить, - пошутил Иринарх.
Выслушав служителя, Константин счёл, что патриарх зовёт его на встречу в связи с чем-то очень важным - Юстинианова храмина для этого и служила. Багрянородный вскоре появился в ней.
- Святейший, ты позвал бы меня в свои палаты. Что случилось?
- Сын мой, я пришёл во дворец с одним вопросом: знаешь ли ты, что твоя матушка намерена уйти в монастырь?
- Да, святейший, я знаю об этом. Она сказала, что уйдёт после нашего венчания.
- И ты не пытался её остановить в своём желании?
- Пытался. Но она непреклонна.
- Господи, это так. Она была у меня и просила совета, в какую обитель ей уйти. Но я тоже попытался её отговорить.
- Что же нам делать, святейший? Остаётся лишь смириться.
- Похоже, что другого нам ничего не дано. Завтра она поедет посмотреть обитель. Съезди и ты с нею. Может, в пути найдёшь ключ к её сердцу. Ей ещё надо помогать тебе управлять империей.
- Я тоже так считал, но вышло, что ошибся. Она готова отдать бразды правления Роману Лакапину.
- Вот как? Это довольно странно! - горячо заметил патриарх.
- Пути Господни неисповедимы. Но, по-моему, она права.
- Как же он мог повлиять на стойкую Зою-августу?
- Того не знаю, святейший.
Император и патриарх помолчали, каждый думая о чём-то своём.
- Сын мой, так ты съезди с матушкой. Вас поведет священник Григорий. Я бы тоже поехал, да немочь одолевает…
- Мы обязательно поедем с нею.
- Кто это «мы»?
- Я позову с собой невесту.
- Ну-ну, - только и сказал патриарх. - Прости, что побеспокоил.
Николай Мистик поманил служителя. Иринарх помог ему встать. Патриарх молча осенил императора крестом и покинул Юстинианову храмину.
Вечером, когда сановники собирались на трапезу, император попросил Гонгилу перехватить Елену и передать ей, чтобы она зашла в молельный покой.
- Я буду ждать её там, - сказал он евнуху. Спустившись в трапезную, Константин зашёл в молельню и принялся молиться в ожидании Елены. Но едва он приступил к молитве «Отче наш», как Елена появилась.
- Слушаю тебя, Божественный, - произнесла она, коснувшись его руки.
- Завтра моя матушка куда-то уезжает. Я хочу проводить её. Ты поедешь со мной?
- Повелевай, мой император, а я твоя послушная подданная, - улыбнулась Елена.
- Но матушка уезжает очень рано.
- Я тоже люблю рано вставать.
- Вот и славно.
Теперь Константину оставалось лишь уведомить мать, что её станут сопровождать. За трапезой он сказал ей:
- Матушка Зоя-августа, мы с Еленой хотим побывать вместе с тобой в обители и посмотреть, каким будет твоё пристанище.
И впервые в жизни Зоя-августа повысила на сына голос:
- А вот этого я не хочу!
- Но почему, матушка? - удивился Константин.
- Там будет протекать моя, и только моя жизнь. И я не желаю, чтобы кто-то вмешивался в неё.
- Матушка, послушай меня. Я всегда был твоим покорным сыном. Но сегодня я поступаю так, как считаю нужным. И это будет во благо тебе. Не лишай меня последней возможности.
- Не настаивай. Я лишаю тебя этой возможности.
Было похоже, что Зоя-августа обостряет отношения с сыном умышленно.
- Но, матушка, выслушай меня, - упорствовал Константин. - Во время нашего путешествия отец Григорий рассказывал о скудости и убожестве монашеского бытия. Ты недостойна такой жизни.
- Я заслужу её. Господа, да не мешайте мне жить так, как я хочу! - чуть ли не крикнула Зоя-августа.
- Но мы же ни в чём не будем тебя стеснять и чем-то мешать. Мы даже в монастырь не пойдём, а посмотрим издали. К тому же я уже позвал Елену. Что ж я ей скажу?
- То и скажи, что я против.
- Матушка, не отторгай нас. Мы тебя очень и очень любим. И будем страдать, если ты… - Он не договорил, но склонился к руке матери и поцеловал её.
Зоя-августа смягчилась, и подумала: «С какой стати я вспылила и чуть не накричала на сына, чуть не порушила нашу связь? Да, он хочет знать, как будет жить его мать в монашестве. А что скрывать? Это даже вредно для обители: могут подумать, что я скрываюсь умышленно. Да и нет мне нужды ломать течение жизни до последней ветви! - воскликнула она в душе. - Пусть дети знают о моём затворничестве все, что велит Бог». И Зоя-августа погладила сына по голове, чего уже давно не делала.
Константин поднял на мать влажные глаза, и она виновато сказала:
- Прости, сынок. Нечистая сила пыталась поссорить нас.
- Я так и подумал.
- Мы поедем вместе. И пусть моя жизнь останется открытой для вас. Забудь все, что вырвалось у меня.
- Я люблю тебя, матушка.
Ранним утром следующего дня колесница и полсотни воинов покинули дворец Магнавр и через западные ворота уехали к побережью Мраморного моря, по направлению к Силиврии. Дорога была людной, накатанной. Григорий сидел рядом с Зоей-августой, Константин и Елена напротив них. И священник рассказывал, как он служил в Инкерманском мужском монастыре под Херсонесом:
- Божественный слышал о нём, когда мы были в Крыму. Этот мужской монастырь находится в чреве горного плато, и монахи сами вырубили себе кельи, храм, трапезную и все, что нужно. Этот тяжёлый труд называется послушанием, и все монахи проходят через него. Но как благодатно течёт жизнь иноков после тяжких трудов…
Зоя-августа собралась в путь, надев на себя самую скромную одежду, и была похожа на обычную горожанку. Она надеялась на то, что в монастыре её никто не узнает. Однако она ошиблась. Три года назад в монастыре Святой Каллисты появилась одна из придворных дам императорского двора. Увидев её в монастыре, Зоя-августа сразу вспомнила сварливую жену доместика школ Константина Дуки. Её звали Мелентина. Она стала ещё более сварлива, когда её супруг занял место премьер-министра. Она умела плести интриги и ссорить между собой самых миролюбивых сановников и их жён. В первый же день посещения монастыря Зоя-августа заметила Мелентину. Трудной стала эта встреча, и было неведомо, чем она завершится.
Стадиях в семи от монастыря, на лесной поляне, Зоя-августа и Григорий оставили всех, кто с ними приехал, и отправились вдвоём пешком к монастырю. Так захотела Зоя-августа, и ей никто не стал перечить. Было пасмурно и зябко. Когда вышли из леса, с гор подул холодный ветер. Пройдя два стадия, Зоя-августа и Григорий вышли к озеру Уван. Оно было небольшое: стадий пять в ширину и чуть больше в длину. За озером виднелось несколько строений. Среди низких, одно возвышалось, чем-то напоминающее храм. Это и был ветхий храм монастыря Святой Каллисты.
- Вот перед нами и обитель, - сказал Григорий, - низкие - кельи, повыше - церковь.
- Славно там помолиться Богу, - заметила Зоя-августа.
Она не огорчилась от вида такого убожества, потому как была готова. И знала она, что изначально это было селение убогих - бедных крестьян, а не монастырь, и превратили его в обитель овдовевшие жены тех, кто погиб в сечах.
- Ума не приложу, как вы будете тут жить матушка-императрица, - горестно произнёс Григорий.
