Сергей Парамонов - Откуда ты, Русь?
Ещё далее: «Константин, конечно, не мог механически перевести скорописные начертания в составляемый им алфавит». Почему?! Ведь только что Якубинский утверждал, что именно зачаточное скорописное славянское письмо было взято в основу, что на этот счёт у Кирилла были свои «принципиальные» и «практические» соображения. Положительно, у Якубинского что-то неладно с логикой и он жестоко ошибается, считая, что читатель относится ко всему, развесивши уши.
Продолжаем читать. «Перед Константином стояла сложная задача: на основе расплывчатого и текучего материала скорописи он должен был создать единую и чёткую систему славянских графем (графических типов), стилизуя отдельные скорописные написания; он должен был преобразовать скорописный материал в уставное письмо, потому что он составлял алфавит для перевода богослужебных книг». Здесь Якубинский противоречит тому, что им сказано в самой первой цитате и во всём дальнейшем. Начал он с того, что Кирилл отказался от греческого устава и взял в основу гипотетическое славянское скорописное письмо, а кончил тем, что Кирилл из этой скорописи сделал новый устав! Стоило ли огород городить? Где же логика?
Все выше — и нижеприводимые цитаты Якубинского — сплошное блудословие, с наукой ничего общего не имеющее, ибо наука — это железное сцепление фактов, положений и доказательств.
Итак, по Якубинскому, вся заслуга Кирилла в том, что он стилизовал по единому типу уже готовый алфавит. Заслуга невелика. Но вы только послушайте, что об этом пишет Якубинский: «Константин составил специальный славянский алфавит. Этот алфавит, по единодушному мнению нашей и европейской науки, представляет собой непревзойдённый образец в истории новых европейских алфавитов и является результатом необычайно тонкого понимания составителем фонетической системы того языка, для которого он был составлен. Он далеко оставляет за собой добропорядочный готский алфавит, составленный епископом Вульфилой, и не идёт ни в какое сравнение с латинообразными европейскими алфавитами, в которых латинские буквы неуклюже приспособлялись для передачи звуков различных европейских языков».
В этой цитате есть всё: необузданное славословие на подкладке самого неприкрытого шовинизма с такими фанфарными выражениями, как «непревзойдённый образец», «необычайно тонкое понимание» и т. д. — славословие, сдобренное ложью. Почему ложью? 1) Латинообразные шрифты ничем не хуже глаголицы, что доказывается прежде всего тем, что глаголица давно вытеснена и латиницей, и кириллицей. 2) Даже кириллица уступает латинским алфавитам в простоте, удобстве и чёткости, и это выразилось в том, что дальнейшая эволюция кириллицы шла в направлении подражания латинским шрифтам. 3) Система начертания латинского алфавита гораздо ближе графически по принципу своего построения и к глаголице, и к кириллице (в особенности), чем, скажем, к системе арабского, грузинского или армянского письма. 4) Наконец (что главное), достаточно посмотреть на глаголицу с такими нелепыми начертаниями, как, напр., «ук», или «з», или «ч», или «ять», или «i», чтобы понять, что в глаголице нет ни скорописи, ни простоты, ни чёткости, ни красоты. Словом, все комплименты Якубинского не по адресу. Да и одно из двух: либо Кирилл — крупный учёный и новатор, тогда хвалебный отзыв до известной степени оправдан, либо это весьма скромный филолог, сумевший лишь подшлифовать уже готовое, а именно об этом перед тем Якубинский и толковал.
Цитируем далее: «Свои задачи Константин выполнил отлично. Глаголица, с точки зрения и единства, и чёткости графического стиля, представляет очень выдержанную систему знаков, графем. Остаётся неясным, откуда Константин почерпнул сам принцип графического стиля, графического оформления глаголицы. Есть, однако, основания думать, что он почерпнул его из графического стиля местных славянских идеографических знаков. Во всяком случае графический стиль глаголицы необычайно близок к графическому стилю некоторых типов идеографических знаков Причерноморья, распространённому и за его пределами; возможно, что знаки подобного характера существовали на Балканах и в других областях славян. Если бы это предположение подтвердилось, то мы имели бы здесь лишний довод в пользу того, что Константин строил свой алфавит как специальный славянский алфавит».
Из сказанного Якубинским вытекает следующее. 1) Что все рассуждения его — ничем не подтверждённые лишь предположения, об одном из которых он сам говорит: «если бы это предположение подтвердилось». 2) Что Якубинский берётся за решение научного вопроса, совершенно неосведомлённый в области сравнительного языковедения.
Ему даже в голову не придёт сравнить глаголицу с алфавитом евреев, грузин, армян и т. д. А если бы он это сделал, то увидел бы, что некоторые буквы целиком заимствованы глаголицей из древнееврейского, напр., буква «ш», и т. д.
Продолжим цитату: «Глаголическое письмо, предназначенное для перевода греческих богослужебных книг на славянский язык, оказалось резко отличным от современного ему греческого богослужебного устава. Это обстоятельство нисколько не беспокоило Константина, и он стремился создать специальный славянский алфавит. Но иначе относились к этому византийские церковные и светские власти». «Facon de parler» Якубинского не только удивляет, но даже возмущает. Он, видите ли, настолько хорошо осведомлён, что делалось в душе Кирилла, что знает, какие обстоятельства беспокоили или не беспокоили Кирилла, ведает, были ли довольны «византийские церковные и светские власти» и т. п. Ведь это же дерзость — рассказывать сказки 1001-й ночи в приложении к науке. Не верится, что подобные метафизические рассуждения могли уцелеть в советской науке. Вместо тщательного анализа конкретных фактов Якубинский угощает читателей догадками о том, были ли довольны или недовольны в Византии работой Кирилла. Нет ни малейшего исторического намёка на недовольство в Византии усердием Кирилла. Да его и не могло быть, ибо Кирилл изобрёл кириллицу, а все рассуждения филологического Вральмана — пустословие.
Читаем далее: «Вслед за этой первой своей „ошибкой“ Константин сделал, с точки зрения византийских правящих кругов, и вторую, пожалуй, ещё более грубую: он утвердил своё славянское письмо, столь непохожее на письмо греческое, у римского папы, противника и соперника византийского патриарха. Написанные глаголическим письмом богослужебные книги были освящены папой и допущены в обращение среди славян. Они переставали, таким образом, быть орудием распространения специально византийского влияния». Вряд ли стоит добавлять, что нет решительно никаких данных, чтобы заявлять, что книги, утверждённые папой, были написаны глаголицей. Затем. Якубинский не знает, что благословение папы продержалось всего несколько лет. После его смерти новый папа наложил запрет, ибо кириллица действительно усиливала греческое влияние в странах Запада: она была «греческим письмом». Якубинский не понимает, что Кирилл вынужден был просить благословения для всех своих книг у папы, будучи византийским миссионером христианства на землях государей, подчинённых папе, одни формально, другие неформально. Благословение папы было триумфом как для Кирилла, так и Византии, и поэтому вскоре было снято.
Переходим теперь к самому главному отрывку: «В этих условиях в Константинополе как бы вдогонку глаголице было составлено так называемое „кирилловское письмо“. Оно явилось приспособлением греческого богослужебного устава для нужд славянских языков. Не нужно, однако, думать, что кириллица была грубым приспособлением греческого устава для славянских языков. Наоборот, кириллица была очень тонким приспособлением греческого устава для славян. В кириллице в целом сохранена внутренняя система замечательной Константиновой глаголицы. Изменения заключались в основном в том, что глаголические буквы были заменены новыми по типу греческих уставных, а внесённые Константином дополнительные буквы для обозначения специальных славянских звуков стилизованы под греческий устав. Это письмо (кирилловское) по своему графическому типу было подлинно греческим; с внешней стороны греческие и кирилловские тексты производят порой впечатление полного тождества».
Мы намеренно привели большие цитаты в их последовательности, чтобы показать всю беспочвенность построений Якубинского и чтобы нас не обвинил никто в том, что мы взяли какую-то одну неудачную мысль и всю критику обратили лишь на неё. Нет, мы изложили всю концепцию Якубинского.
Перейдём теперь к собственно критике и выводам.
1. Якубинский совершенно игнорирует приведённые нами выше факты, что глаголица существовала веками до Кирилла. Ни слова не говорит он и о большой западноевропейской литературе, считающей, что глаголица изобретена св. Иеронимом, а поэтому выводы его неправомочны, ибо основаны на недостаточном знании предмета в целом.
