Николай Андреев - За Русь святую!
Да поможет Господь Бог России.
Николай».Поздно вечером поезд увозил в Могилев отрекшегося императора, который раз за разом перечитывал письмо Кирилла.
«Ники, прошу, прочти это послание внимательно и задумайся. Ты помнишь историю Луи Шестнадцатого? Ни его самого, ни его семью судьба не сберегла от смерти на гильотине. Ты же не хочешь, чтобы Алексей погиб через несколько месяцев или лет, расстрелянный будущей властью? Думцы хотят взять страну в свои руки, но это ничем хорошим не кончится. Твое отречение в мою пользу, по их мысли, успокоит народ. Нет, это вряд ли произойдет. Законы империи просто не позволят моим потомкам занять престол. Это создаст слишком много проблем, к тому же будет существовать опасность и для тебя, и для твоей семьи. Хотя бы ради Аликс и детей отдай престол цесаревичу, назначив меня его регентом. Михаил не желает ни сидеть на троне, ни стоять у него. У него просто нет сил и способностей для этого. Я же смогу успокоить столицу. Помнишь историю с покушением на Львова? После этого я вне всяких подозрений среди думцев. Несколько месяцев или даже недель, и я смогу вернуть жизнь в нормальное русло. Но ты… Слишком много людей просто не хочет сейчас встать на твою защиту. Через несколько дней прибудет граф Келлер, это даст мне достаточные силы, чтобы покончить с анархией в Петрограде.
Однако твоей жизни также угрожает опасность. Ты помнишь Павла Первого? Ты окружен людьми не лучше, чем он в ночь своей гибели. Если ты просто откажешься подписывать манифест, тебя, скорее всего, могут убить. Созрел слишком сильный заговор, чтобы его остановить. Почти вся семья против тебя.
Алексей — достойный трона человек. И то, что он болен, не мешает ему быть уважаемым в народе и армии. Уверяю тебя, я смогу сделать так, чтобы вас не разлучили. Но без полномочий, положенных регенту, этого не добиться. К тому же Царское Село… Случись что-то — и вся твоя семья окажется в смертельной опасности.
Прошу, не поддавайся искушению отречься и за Алексея, мальчик выдержит бремя власти. А ему на помощь уже идет третий конный корпус, который наведет порядок и в тылу, и на фронте…
Клянусь верой и правдой служить русскому народу, Алексею, если ты передашь ему престол России, и сделать все ради победы над Врагом.
Храни тебя Господь Бог, Ники».
— Кирилл Владимирович, беда. — Сизов как раз выходил из Таврического дворца, намереваясь организовать встречу Гучкову и Шульгину, как к нему подбежал раскрасневшийся ординарец. — Только что получили донесение о бунте в Семеновском, Измайловском, Гренадерском и Московском полках. К восставшим солдатам и унтер-офицерам присоединяются рабочие с соседних заводов. Что прикажете делать? Верным частям сдержать эти силы не удастся.
Сизов едва удержался, чтобы не выругаться, обложить судьбу-шутницу по-черному. Он не ожидал, что после уверенного и кровавого подавления восстаний павловцев и волынцев кто-то еще посмеет волноваться. Но Кирилл не рассчитал того, что кровь только раззадорит бунтовщиков. Хотя… ведь в известной ему истории запасные батальоны все-таки оставались не самыми активными. Вдруг удастся их остановить…
Адмирал Непенин оседал на землю, убитый матросской пулей. Только-только он хотел сесть в автомобильный экипаж, как смерть настигла его. То же самое случалось со многими морскими офицерами в столице. «Черные» автомобили с «расстрельными командами» сеяли смерть среди командования Балтийского флота и штабных офицеров. Германия все-таки решила проявить себя, напомнить, что руки у кайзера доберутся и до вражеской столицы…
Пистолет в руку убийцы Непенина, матроса, вложили «товарищи», думающие о хрусте свежих банкнот в своих карманах…
— Михаил Фридрихович фон Коттен[14] просил передать: «У толпы теперь есть вожди». Кирилл Владимирович, какие будут приказания?
Беда никогда не приходит одна. Ныне же целая свора проблем закружилась вокруг Сизова…
Вцепились они в высоту как в свое.
Огонь минометный, шквальный…
А мы все лезли толпой на нее,
Как на буфет вокзальный.
И крики «ура» застывали во рту,
Когда мы пули глотали.
Семь раз занимали мы ту высоту —
Семь раз мы ее оставляли.
И снова в атаку не хочется всем,
Земля — как горелая каша…
В восьмой раз возьмем мы ее насовсем —
Свое возьмем, кровное, наше!
А можно ее стороной обойти, —
И что мы к ней прицепились?!!
Но, видно, уж точно — все судьбы-пути
На этой высотке скрестились.[15]
ГЛАВА 14
Первый удар на себя принял юнкерский отряд на Гренадерском мосту. Сорок подростков со сверкавшими от задора глазами и чесавшимися перед первым настоящим боем руками во главе с преподавателями и подпоручиком, присланным Кириллом. Один старенький ручной пулемет «мадсен», использовавшийся как учебный в юнкерском училище. Что ж, и он теперь пригодился. Один станковый «виккерс-максим» — с запасом патронов минут на двадцать боя. Винтовки, две гранаты. «Кольты» у командиров и парочка «наганов» у офицеров. Да три автомата Федорова у солдат-«румынцев».
И эта едва ли полусотня ребят, залегших у наскоро сделанных баррикад посередине моста, должна была остановить по меньшей мере четыреста человек. Да, без толковых офицеров (ибо перебили) — но с вождями, это было сразу видно. «Вождей» нашлось немало: на Выборгской стороне все-таки организовали Совет рабочих и солдатских депутатов. Двигалась эта масса относительно организованно, лишь изредка постреливая и разбивая немногие оставшиеся целыми витрины магазинов.
И ведь никто не ждал, что здесь ударят… Но все-таки кому же в голову пришло бросить именно этот отряд сюда, невероятно близко к «фронту»? Тот самый подпоручик поклялся, что выяснит, если выживет, кто же бросил на смерть юнкеров…
— Господа юнкера, ваш долг перед Царем и Отечеством — защитить этот мост во что бы то ни стало. — Подпоручик встал во весь рост, вглядываясь в глубину улиц Петрограда. Когда же подмога? — Да, противника больше, да, противник наглей, да, у нас мало патронов, да, это наш первый бой. Но с нами — правда, с нами — бог, с нами — наша честь!
И — крики «Ура!!!» в ответ. Подпоручик, вспоминая бои под Стоходом, перекрестился, в душе надеясь, что противник отступит после первых же залпов. Все-таки не продержаться иначе… А подпоручик, Василий Аксенов, не хотел, чтобы эти подростки, у которых только-только должен был начаться первый в жизни бой, полегли здесь костьми. Мертвые сраму не имут — но и жизни-то они тоже не имут!
— Целься! — «Гвардейцы революции» уже почти подошли на достаточное расстояние для выстрела. — Пулеметный расчет, — за ним как раз засели преподаватели, — пли!
Воздух пронзили пулеметные трели, этот патронный туш подхватили винтовки юнкеров. Через мгновение им ответили подходившие восставшие…
Шальная пуля задела одного из пулеметчиков: тот завалился набок, а из его виска заструилась кровь. Несколько юнкеров обняли мешки с землей, ящики, бочки — они навсегда остались на баррикадах, не испугавшись первого боя…
Солдаты запасных батальонов отделались большей кровью. Решившие, что «детки» разбегутся при одном лишь их виде, они, не таясь, шли вперед. К тому же запасники не верили, что в случае чего их пощадят — и потому наглели еще больше. Кое-кто уже успел доходчиво объяснить, что обещания Кирилла — фальшь и что всех перебьют, как волынцев. Терять запасникам было нечего, так и так — кровь проливать.
Подпоручик, прицелившись, выстрелил три раза подряд по рядам «гвардейцев». Как минимум один человек уж выбыл из вражеского строя.
Запасники залегли, прижались к ограде моста, к тротуарам, те же, кто не успел взойти на мост, отступили назад, огрызаясь выстрелами. А «виккерс-максим» все стрелял и стрелял, поедая с невероятной скоростью патроны, так что скоро расчету придется взяться за револьверы или винтовки погибших юнкеров. Подпоручик решил приберечь «мадсен»: магазинов к нему было всего два. Чуть больше полусотни патронов. Мало. Очень мало…
Беспорядочные выстрелы, в горячке боя никто и не задумывался над слаженностью действий или о порядке. Главное — метко стрелять, а остальное — дело сто первое.
Один из юнкеров, чье плечо задело пулей, перезарядив винтовку дрожавшими пальцами, тихонько затянул песню, подхваченную всем отрядом…
Свистели пули, а над баррикадой стеной, останавливающей время и отгоняющей смерть, вырастала песня. Она рождалась тут же, на поле боя, юнкерская «Марсельеза»…
Вставай-поднимайся, российский народ!
Решительный час твой пробил!
Не дайся в руки проклятых врагов —
Дерись до последней крови!
Несколько запасников отступили назад, подальше от разящих пуль берданок и трехлинеек. Но тут же раздался выкрик «Вперед, братва! Это ж сосунки!» — и все ближе и ближе к баррикадам подступали восставшие.
