Наталья Павлищева - «Врата блаженства»
– Кому? Что ты натворила?
– Там… там эта страшная женщина. Не отдавайте ей меня, умоляю.
Поняв, что дело касается только Кейе, Хуррем слегка успокоилась. Для нее главное Сулейман и дети, остальное уже не столь важно.
– Говори толком, кого ты так испугалась. Я никому тебя не отдам, если на тебе, конечно, нет большой вины.
– Там Исра, она… она колдунья, госпожа.
– Откуда ты знаешь?
Одновременно с Хуррем вопрос задала и Зейнаб:
– Откуда ты знаешь Исру?
Кейе опустила голову:
– Я была у нее служанкой, но сбежала.
Сбежавшая рабыня – это плохо, если ее захотят схватить, даже Хуррем заступиться будет трудно. Но Хуррем поразило то, как старательно расспрашивала Кейе Зейнаб:
– Что ты делала у Исры?
– Я ничего, только дом убирала и стирала. Но я видела, как она колдует. И она видела, что я увидела. Тогда я сбежала. Это страшно.
– Зейнаб, что это за Исра?
Старуха откровенно нахмурилась:
– Спрячьте девочку, госпожа. Только пусть сначала скажет, к кому пришла Исра. Я кое-что расскажу. Это плохо, что Исра здесь.
– Евнух проводил ее вон туда…
– В покои валиде?
– Я не знаю, я только видела, что ее повели туда.
– Там и Махидевран живет.
Зейнаб как-то не слишком хорошо усмехнулась:
– Не-ет… это к валиде.
– Что ты знаешь, рассказывай!
– Кейе, спрячься и не показывайся, пока Исра не уйдет. Она не должна знать, что мы о ней знаем. Тебя никто не видел?
– Нет, – замотала головой служанка.
– И мне нельзя показываться этой ведьме. Хуррем, я расскажу тебе кое-что, если поймешь, как надо, расскажу еще многое. Но только тебе, чтобы не было лишних ушей.
Они ушли в дальний кешк сада, сели так, чтобы были видны все подходы. Этот небольшой павильон Хуррем очень любила, отсюда открывался прекрасный вид, обдувал легкий ветерок, в жару не было душно, а в прохладное время года холодно.
А еще действительно хорошо видно, если кто-то приближался. Хуррем часто уходила сюда с книгой, это никого не удивляло.
Вот и сейчас она устроилась на подушках, словно для чтения, Зейнаб присела рядом и, почти не разжимая губ, принялась рассказывать.
– Ты знаешь, каким был отец Повелителя?
– Султан Селим Явуз? Жестоким, сильным… О чем ты?
– Я не о том. О том, каким он был человеком.
– Откуда же мне знать?
– Никогда не расспрашивала о жизни валиде и детских годах Повелителя?
– Нет, как я могу?
– Хорошо сделала. Послушай. Айше Хафса у султана Селима была младшей женой. Будущему султану тогда пришлось скрываться от гнева отца в Крыму, отец Хафсы хан Менгли-Гирей поддержал. У Хафсы мачеха Нур-Султан своим умом славилась, она и постаралась, чтобы царевич Селим Айше Хафсу в жены взял. Взять-то взял, а вот каково при этом Хафсе было, никто не подумал.
Хафса Селиму много детей родила, пока они в Трапезунде жили, но выжили только девочки и вот Сулейман. Все понимали, зачем Нур-Султан постаралась сосватать падчерицу. Своих дочерей у Нур-Султан не было, болтали, что Хафса в младшего сына самой Нур-Султан влюбилась, тот тоже глазами стрелял в сводную сестру. У Нур-Султан были два сына от второго мужа, одного московский правитель воспитывал, второго она с собой в Крым привезла. Вот в него-то и влюбилась Хафса. Да не судьба, видно…
Потом Селим в Эдирне ушел, против отца мятеж поднял уже настоящий. И против братьев. Ходили слухи, что Нур-Султан заветное слово против отца Селима султана Баязида знала или с его любимой женщиной сумела договориться, чтобы султан Баязид от престола отказался в пользу не своих старших сыновей, а в пользу младшего – Селима.
Роксолана передернула плечами:
– Все ради власти!..
– Не только, Хуррем. Ради жизни тоже. По закону султана Мехмеда пришедший к власти мог истребить всех родственников, способных на нее претендовать. Братья Селима ни его, ни его детей не пожалели бы. Хафса знала, что если Селим не станет султаном, то ее и детей ждет удавка.
– А сам Селим?
– А он поступил так же. Отец после отказа от престола недолго прожил, не успел даже до Эдирне доехать, умер вдруг. Братьев и племянников Селим уничтожил. А потом и собственных старших сыновей тоже. Остался один Сулейман. Ему никого уничтожать не пришлось, когда отец умер, у Повелителя ни дядьев, ни братьев, ни двоюродных братьев нет. А султан Селим умер там же, где и султан Баязид, – в Чорлу. Тоже в Эдирне ехал. Говорили, что от чумы.
– А в действительности?
Зейнаб чуть поморщилась:
– Говорили: от чумы. Но я не о том тебе рассказать хотела. Слушай дальше.
Султан Селим был мужчиной высоким и красивым, Повелитель и ростом, и статью в него, только вот отец крупный, а Повелитель сухощавый. Женщин в гареме было много, но только вот странность у султана имелась… – Женщина снизила голос почти до шепота. – Мальчиков любил… белых евнухов…
– Ну и что?
– А то, что не всегда так было. В Трапезунде нормальный был, а как стал жить от Хафсы отдельно, так и…
И все равно Хуррем не понимала, к чему клонит Зейнаб. Ну, любил султан Селим мальчиков, но ведь наплодил же детей, у него не один Сулейман был, и дочерей тоже полно.
Поняв, что Хуррем запомнила все, что ей сказано, Зейнаб зачем-то кивнула и продолжила:
– В Трапезунде Хафсе помогала Исра, все знали, что она приворотами-отворотами занимается. К чему Хафсе привороты, если муж вынужден уехать, а ее с детьми оставить? Явно наоборот – отворот. Или приворот, да только другой. Понимаешь?
Хуррем на всякий случай кивнула, хотя не понимала.
– А потом Исра исчезла, говорили, что она в Стамбуле. Когда я в Стамбул перебралась, ее уже не было, но нашлись те, кто твердил, что она у Хафсы была, а потом в Манису уехала. Но что султан гарем забросил и женщинами интересоваться перестал, это точно.
– Ты хочешь сказать, что Исра занимается отворотом от женщин?
– И?..
– И приворотом к мальчикам?! Ты с ума сошла! Не может быть такого.
– Я тебе рассказала, что знаю, а ты уж думай, кто чем занимается и чем это тебе грозит.
– Ой, Аллах!
Она размышляла два дня, боясь самой себе признаться в подозрениях, а потом решительным шагом отправилась к валиде.
– Ты куда? – загородила ей дорогу Зейнаб, боясь, как бы Хуррем не натворила бед.
– К валиде.
– Зачем?
– Спрошу, что тут делает Исра.
– Ох, зря я тебе рассказала, выболтаешь лишнее…
– Не бойся.
Рядом с Хафсой, как обычно, была Самира.
– Валиде, хочу поговорить наедине.
– У меня от хезнедар-уста секретов нет. Говори.
– Вы потом расскажете все сами, но я буду говорить только наедине.
Хафса возмутилась:
– Не хочешь разговаривать при хезнедар-уста, не говори, я тебя не звала и не держу.
Теперь разозлилась уже Хуррем, она помнила предостережение Зейнаб, но раздражение росло.
– Зачем в гареме Исра?
Заметно было, что имя знакомо, но и без того Хуррем верила рассказу Зейнаб, та зря болтать не будет.
– Кто такая Исра?
– Зачем к вам приходила Исра? – Понимая, что валиде может просто прекратить разговор, Хуррем добавила: – Я знаю, чем она занимается. И знаю вашу тайну. – Заметив, как вздрогнула валиде, вдруг уточнила: – И не одну.
И тут же осознала: она просто приговорила сама себя к смерти. Что ждет того, кто проникает в запретные тайны? С чего вдруг родилось следующее, и сама не могла бы объяснить, скорее от отчаяния. Развернулась, чтобы выйти, и вдруг остановилась почти у двери.
– Валиде, если я пойму, что с Повелителем что-то происходит, я расскажу ему все. Если что-то случится со мной или моими детьми, то Повелитель все прочтет в оставленном у имама письме.
В свои покои она почти бежала, едва закрыв дверь, потребовала писчие принадлежности. Когда уже занесла руку, чтобы начать писать, вдруг лукаво улыбнулась и с удовольствием нанесла на бумагу всего несколько слов.
Через минуту Хуррем уже шла к имаму, который в это время обучал новеньких рабынь молитвам для намаза. Попросив поговорить, она подала письмо:
– Вы не должны никому отдавать его, пока я жива, никому.
В руку имама кроме листа перекочевал перстень с изумрудом. На всякий случай, как напоминание об обещании. Перепуганный имам пообещал и спрятал запечатанный лист как можно дальше.
Теперь оставалось ждать.
Хафса старалась не вспоминать ни свою юность, ни свою молодость, ограничивая мысли о прошлом тем временем, когда Сулейман стал султаном. Это так мало… Словно и не жила вовсе. Но вспоминать было слишком тяжело. Она прожила непростую и очень трудную жизнь, хотя всегда была окружена богатством, часто несметным. Однако если подумать, не знала и минуты покоя.
Так живут все, у кого власть и богатство, спокойны, наверное, только нищие да дервиши. Верно говорят: голого не смогут ограбить и сорок разбойников.
Но Хафса не за богатство боялась, она боялась за жизнь свою и детей. Они могли быть живы только пока мать в силах защитить.
