Сергей Цветков - Карл XII. Последний викинг. 1682-1718
Наступление Карла вызвало сумятицу в русском штабе. Петр оставил армию и уехал укреплять Воронеж: значит, царь считал положение дел критическим.
Теперь Карл мог беспрепятственно выйти на южную дорогу Полтава — Харьков — Белгород; деморализованная постоянными неудачами русская конница без боя откатывалась назад. Но погода вновь сыграла злую шутку с планами Карла. Внезапно наступила оттепель, реки разлились, а 13 февраля даже разразился «ужаснейший ливень» (Адлерфельд) с громом и молниями. За ночь одежда солдат превращалась в ледяную корку; «армия находится в неописуемо плачевном положении», — писал Пипер жене. Отчаянное наступление, стоившее таких усилий и жертв, сорвалось.
Карл привел в Россию 35000 солдат; вместе с присоединившимися остатками корпуса Левенгаупта численность армии осенью 1708 года должна была составить приблизительно 41000 человек. Летом 1709 года к Полтаве подошло около 30000 шведов. Такова была цена за зимние «развлечения» короля.
Шведская армия потянулась дальше на юг, к Полтаве.
4Для шведов начался четырехмесячный период обороны между реками Псёл и Ворскла. Русские отряды с востока, северо-востока и запада постоянно тревожили шведские форпосты. Распутица исключала широкие боевые действия, и целью Карла было обеспечение переговоров Мазепы с запорожцами. 30 марта около 8000 казаков присоединились к королевской армии.
Весной шведы перехватили письмо Петра Августу, в котором курфюрсту предлагалось вторгнуться из Саксонии в Польшу, так как, писал царь, шведская армия почти уничтожена и Карл никогда не явится на помощь Станиславу. При чтении этого письма Карл хохотал от всего сердца, по словам прусского военного агента Зильтмана. Между тем шведы все ближе подходили к Полтаве.
Варяжская спесь не оставляла Карла. 13 февраля недалеко от Коломака, который, согласно географическим познаниям Адлерфельда, «расположен на границе Татарии», между королем и Мазепой состоялся следующий разговор. Мазепа, желая польстить королю, сказал ему по-латыни:
— Отсюда до азиатской границы всего восемь миль; вот как далеко проникло победоносное оружие вашего величества.
Карл улыбнулся и скромно заметил:
— Относительно этого географы не согласны между собой.
В то время некоторые географы считали границей Европы и Азии Северный Донец, приток Дона, близ которого находился Карл; другие оспаривали это. Королевское замечание, говорит Адлерфельд, заставило покраснеть «этого доброго старика». Но, возвратясь на главную квартиру, Карл приказал Гилленкроку навести справки о путях, ведущих в Азию. Гилленкрок возразил, что Азия далеко и добраться до нее этим путем невозможно.
— Но Мазепа мне сказал, что граница ее недалеко отсюда, — настаивал король. — Нам надобно туда отправиться, чтобы можно было говорить, что мы и в Азии побывали.
— Ваше величество изволите шутить и не серьезно помышляете о таком деле.
— Я вовсе не шучу. Подите сейчас и справьтесь о дороге.
Испуганный Гилленкрок пошел к Мазепе, который тоже перепугался и сознался, что только из любезности заговорил об этом.
— Ваше превосходительство отсюда может видеть, как опасно шутить таким образом с нашим королем, — назидательно сказал Гилленкрок. — Ведь это господин, который любит славу больше всего на свете, и его легко побудить продвинуться дальше, чем было бы целесообразно.
Оба поспешили к королю и отговорили его от намерения отыскивать след Александра Македонского.
Чтобы вполне оценить трагикомизм этой бесподобной сцены, надо помнить, что Карл решил завернуть в Азию до продолжения похода на Москву, во время распутицы и после убийственных морозов, сделавших небоеспособной половину армии. Шведское войско таяло, как снег в украинской степи. В строю оставалось чуть более 18000 человек, не считая казаков. Воздух в степи был заражен миазмами от разлагающихся трупов. Припасы были столь скудны, что за кружку водки платили от 7 до 12 далеров. Солдаты уже требовали хлеба или смерти, и похоже, что король охотнее предложил бы им второе.
Карл оставался невозмутимым, как викинг, выброшенный морем на утес в одной из баллад Гейера. В марте он писал Станиславу: «Я и вся моя армия — мы в очень хорошем состоянии. Враг был разбит, отброшен и обращен в бегство при всех столкновениях, которые у нас были с ним. Запорожская армия, следуя примеру генерала Мазепы, только что к нам присоединилась. Она подтвердила торжественной присягой, что не переменит своего решения, пока не спасет своей страны от царя…»
В Европе еще не все понимали, к чему идет дело. В Саксонии и Силезии, например, появилась листовка с благодарностью Карлу от имени… Днепра. В ней Днепр «уверял» шведского короля, что русские уже трепещут и готовятся бежать при приближении героя. Они будут прогнаны до Черного моря и там утоплены! Мечтой этого немецкого Днепра было: «Да поднимется во мне уровень воды от русской крови!»
В марте Карл отправил Станиславу еще одно письмо: «Положение дел привело к тому, что мы расположились на стоянке здесь, в окрестностях Полтавы, и я надеюсь, что последствия этого будут удачны».
Следующее сообщение из «окрестностей Полтавы» Станислав получил от польского капитана, который принес известие о гибели шведской армии.
5В начале апреля шведы осадили Полтаву.
В 1399 году в этих местах золотоордынский хан Едигей разбил великого князя Литвы Витовта. С тех пор тихий городок, утопающий в садах, проживал в спокойной безвестности. Его примитивные укрепления — земляной вал с деревянным палисадом — предназначались для защиты от набегов крымских татар.
Комендантом Полтавы был Алексей Степанович Келин, стойкий и исполнительный офицер, вроде толстовского капитана Тушина. За зиму 1708/1709 года он исправил полтавские укрепления согласно тогдашней инженерной науке и намеревался удерживать город до подхода русской армии. Под его началом находилось 4182 солдата регулярных войск, 4270 артиллеристов и орудийной прислуги при 28 пушках и 2600 вооруженных горожан.
Первые атаки шведов на город были отбиты. Вести осаду на виду у русской армии, сосредоточивавшейся на другом берегу Ворсклы, было рискованно. Однако именно опасность и привлекла внимание Карла к Полтаве. Нордберг пишет, что Мазепа убеждал короля быстрее взять город, чтобы получить удобный опорный пункт для сообщения со Станиславом. «Эти доказательства пришлись по вкусу [королю], в особенности [подействовало] обнаруживаемое этими людьми (запорожцами. — С.Ц.) беспокойство по поводу превосходства неприятельской армии. Чтобы внушить им мужество и доверие, король сам отправился к Полтаве, которую и осадил некоторою частью войск».
Шведские генералы пребывали в смущении, викингство давно выветрилось из них. Даже Рёншельд, который всегда охотно кидался за конунгом в бой и даже сам его подзуживал, как под Раевкой, теперь понурился. На вопрос Гилленкрока, зачем нужно осаждать Полтаву, фельдмаршал хмуро ответил:
— Король хочет до той поры, пока придут поляки, иметь развлечение.
Гилленкрок бросился к благоразумному Пиперу.
— Я боюсь, что если только какое-нибудь чудо нас не спасет, то никто из нас не вернется из Украины, и король погубит свое государство и землю и станет несчастнейшим из всех королей, — убеждал он его.
Пипер был того же мнения, но сознавал всю бесполезность здравых советов, когда речь шла о королевских развлечениях. Гилленкрок и Пипер настолько унизились, что решили действовать через любимцев Карла — Нирода и Хорда, попросив их убедить короля идти за Днепр. Те согласились, но при первых их словах Карл нахмурился, и они умолкли.
Тогда Гилленкрок решил лично переговорить с королем. Привожу этот разговор полностью, так как он того стоит.
На вопрос Гилленкрока, что король намерен предпринять, Карл ответил:
— Вы должны приготовить все для нападения на Полтаву.
— Намерены ли ваше величество осаждать город?
— Да, и вы должны руководить осадой и сказать нам, в какой день мы возьмем крепость. Ведь так делал Вобан[57] во Франции, а вы наш маленький Вобан.
— Помоги нам Бог с таким Вобаном. Но как бы велик он ни был, все-таки я думаю, что он имел бы сомнения, если бы он видел здешний недостаток во всем, что необходимо для такой осады.
— У нас достаточно материала, чтобы взять такую жалкую крепость, как Полтава.
— Хотя крепость и не сильна, но гарнизон там сильнее, в нем четыре тысячи человек, не считая казаков.
Король на мгновение задумался, а потом привел свой обычный неотразимый аргумент:
— Когда русские увидят, что мы серьезно хотим напасть, они сдадутся при первом же выстреле по городу.
— Мне это кажется невероятным. Я скорей думаю, что русские будут защищаться до крайности, и затем трудные осадные работы истощат вашу пехоту.
