Василий Седугин - Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси
И вновь Мономах увидел увертливые, настороженные глаза хана Боняка, его быстрые рысьи движения. Сколько раз пытался Мономах встретиться с ним в открытом бою, сколько раз гнался по пятам, но ускользал этот хитрый и увертливый хищник, заметал следы, исчезал на бродах. Чесалась рука, чтобы выхватить меч и полоснуть по нагловато прищуренным глазам и гадливой ухмылке...
– Два дня шли переговоры, – говорил Мономах, и в легкой дрожи голоса угадывал Мстислав волнение отца, вновь переживавшего встречи с коварным врагом. – Порешили, что во веки веков будут хранить мир и русские князья, и половецкие ханы, не порушат чужих рубежей, а откроют их для торговых и доверенных людей правителей. Вот уже скоро год, как тихо на южной границе, ушли в степь даже половецкие разъезды, которые постоянно виднелись на краю поля, прекратились нападения на купеческие караваны, вздохнули облегченно села и города...
– Может, и правда, установится вечный мир на границе с кочевниками?
Мономах недолго молчал, потом стал говорить уверенно и убежденно:
– Вечного мира со степняками не будет никогда. Мир половцам не нужен. И дело не в воинственном характере половцев. Нет, тут дело совсем в другом. Все кочевники живут разбоем, нападениями на соседние страны. Что они имеют у себя? Юрту, телегу для перевозки добра, несколько лошадей и какое-то количество скота. И – все. Но этого ханам недостаточно для богатой, роскошной жизни. А именно такую жизнь хочет вести каждый правитель. Но где же взять обилие ценного имущества и драгоценностей, как можно получить много богатства? Только грабя земледельческую и ремесленную Русь. Один набег на Русь дает хану больше богатства, чем вся дань с подданных. Во время набегов они забирают с собой изделия ремесла, утварь и выгребают весь урожай, снятый с полей. Увозят все подчистую. Все, что создано тяжелым трудом русов.
Мономах отошел от окна, присел за стол и, глядя в глаза Мстиславу, вдруг заговорил быстро, горячо, с горечью в голосе:
– А сколько русов они уводят в плен? Полных сил парней и мужчин, красивейших девушек и женщин! За какие бешеные деньги продают они их на невольничьих рынках крымских городов, в Византии и даже в Египте! Мучаются наши соотечественники в неволе, испытывают страшные унижения, трудятся на непосильной работе... Реками текут деньги в сундуки ханов и их вельмож! Разве откажутся когда-то добровольно половцы от этого дарового богатства? Никогда! Только силой, только мощным ударом разгромив их вооруженную силу, можно принудить к миру! Чтобы они боялись не только нападать, но даже думать о набеге на Русь! Вот чего добился Ярослав Мудрый, разгромив печенегов. Вот к чему мы должны стремиться в настоящее время в борьбе с половцами!
Мстислав с трудом выдерживал взгляд отца. В нем были и гнев, и боль, и воля могучего духом человека, и Мстислав невольно поддался его притягательной силе, и поэтому выдохнул горячо:
– Я с тобой, отец! В любое время рассчитывай на меня!
Неделю отдыхал Мономах у сына. Потом прискакал гонец из Киева, от великого князя Святополка с известием, что половецкий хан Боняк вторгся в пределы Переяславского княжества, ограбил волость и пошел дальше к городам на реках Суле и Псел.
– Я был прав, – говорил Мономах, поспешно собираясь в путь. – Половцы после заключения мира в Сакове получили год передышки, раскололи намечавшееся единство русских князей и ныне, по осени, как обычно, на сытых конях ринулись на Русь.
– Неужели князья и на этот раз будут верить слову половецких ханов? – спросил Мстислав.
Мономах пожал плечами, ответил неопределенно:
– Поживем, увидим.
В Киеве Святополк встретил переяславского князя у своего дворца, озабоченно проговорил:
– Боняк свободно гуляет по русским землям. Я собрал рать Киевского и Смоленского княжеств. Подходят силы из Суздаля, Ростова, Турова, Пинска. Но, видно, пешцы не годны для похода. Не угнаться им за ханом Боняком. Забирай конников всех княжеств и попытайся перерезать пути старому и коварному врагу, отбей полон и верни награбленное богатство.
На площади стояли конные дружины. Его переяславцев не было. Как сказал Святополк, они по пятам преследуют степняков. Благодаря им стало известно, что Боняк неожиданно повернул на Переяславль. Цель удара была ясна: захватив главный пограничный город и другие крепости на границе, половцы перекрывали все пути из Киева в степь и становились полными хозяевами южнее столицы; следующий удар они намеревались, как видно, нанести по Киеву.
В этих условиях Мономах не стал ждать подхода всех войск, а решил ударить по кочевникам, зайдя им в тыл. Музыканты проиграли выступление, рать переправилась через Днепр и углубилась в степь. По пути в нее влились переяславцы, среди них была сотня Ярия. Приходилось двигаться в пыли, но прошел дождичек, стало легче дышать. Кони скакали рысью, не останавливаясь, и скоро вышли к Переяславлю. И тут слева из перелеска на них вывалилась половецкая конница. Встреча для обеих сторон оказалась неожиданной, и те и другие так спешили, что не выслали дальней разведки. Произошло короткое замешательство. Но половцы растянулись на многие версты, им мешали наполненные награбленным добром телеги, в направлении главного удара у русов оказалось преимущество, и враг стал заворачивать коней обратно.
Но тут вперед войска выскочил Мономах. Ярий видел его белый, окаймленный золотым шитьем плащ, развевавшийся от стремительной скачки, поднятый меч, блестевший на солнце, из-под копыт боевого коня взлетали ошметки чернозема. Следом за ним хлынула лавина конников. Ярий почувствовал, как по всему его телу прошлась огненная волна, помутив сознание и заставив забыть об опасности; дико вскрикнув, кинул коня в сбившуюся кучку степняков, бестолково метавшихся среди кустарников, врезался в самую середину, круша налево и направо...
Казалось, все войско Боняка будет уничтожено в этой страшной рубке. Но хитрый хан, бросив добычу и полон, с остатками сил неожиданно переправился через Днепр, прошелся по селениям вдоль реки Роси и ушел в степь. Впоследствии Мономах в нескольких строках своего «Поучения» вспомнил эту отчаянную и бесплодную погоню: «И опять со Святополком гнались за Боняком и не настигли их. И потом за Боняком же гнались за Рось, и снова не настигли его».
Куда бы ни шли, повсюду виднелись следы половецких погромов, поднимался к небу дым зажженных домов, по ночам то в одной, то в другой стороне небо окрашивалось в нежно-розовый цвет, там пылали селения. В Киеве Ярию сообщили, что деревни и села его владений полностью сожжены и разграблены, поэтому он закупил телегу строительных инструментов – топоры, пилы, долота, стамески, рубанки, а также воз железа – для кузницы.
То, что увидел, ужаснуло его. Среди углей, головешек и сиротливо торчавших печных труб бродили полуголодные смерды, строили дома, сколачивали сарайчики, кое-как устраивались перед наступавшими холодами. Увидели боярина и боярыню, окружили. Послышались приглушенные, полные горести голоса:
– Все уничтожили, проклятые.
– Сызнова начинать надо жить.
– Хлеба до весны не хватит...
Ярий лично проверил тайные погреба, которые с давних пор рылись на случай набегов кочевников. В дни тревог их загружали мешками зерна. Все они оказались нетронутыми, никто из жителей не выдал. Значит, не такими голодными будут зима и весна, значит, удастся отсеяться.
– Будем поддерживать смердов, чем можем, будет у людей – будет и у нас, – сказала Дарена, когда под телегой укладывались на ночь.
Ярий не спорил, в хозяйственных делах руководила она. У нее и глаз был острее на злободневные нужды людей, и умела она так распорядиться, что все было на месте.
Главное внимание отдали строительству изб. Каждый мужик был плотником, лес стоял под боком, дело шло споро. Первым свой дом возвел Волот. Пригласил всех жителей села на новоселье. По этому случаю наварили похлебку и кашу, нашлось немного масла, из сокровенных мест мужики достали вина. Сколотили стол, на столбиках прибили доски, получилась длинная скамейка.
Новоселье началось с обряда перенесения домового – главного хозяина – из старого дома в новый. Мать Волота, шестидесятилетняя Вятка, взяла металлический совок и небольшую кочережку и направилась на пепелище бывшего дома. Там в полуразвалившейся печке заранее был разожжен огонь. Шепча заклинания, Вятка трясущимися руками нагребла жар и медленно двинулась к новому дому, следом за ней бежала детвора, довольная неожиданным развлечением.
Когда старуха подходила к новому дому, перед ней широко открыли ворота, навстречу вышла вся семья во главе с хозяином. Они несли иконы, покрытые сверху чистыми полотенцами, а сам Волот шел впереди и нес хлеб-соль. Старуха и домочадцы остановились и отвесили друг другу низкий поклон. Волот проговорил:
– Дедушка! Милости просим с нами на новое место!