Юрий Корольков - Тайны войны
– Так вы думаете, дядюшка Жак, война будет? – услышал Жюль, проходя мимо.
– Она уже есть. Вы читали газету?
– Да, да! Всем кораблям приказали укрыться в портах. А что делать нам? Где укрыться нам от войны?
Старик ответил без видимой связи на вопрос консьержки:
– В прошлую войну я дрался с бошами под Верденом, а немцы обстреливали Париж из дальнобойных пушек.
– Что вы говорите, дядюшка Жак! Неужели?
– Нет, до этого не дойдет. Медведя лучше бить в его берлоге. Нет ли у вас спичек, Одетта? Видно, забыл я…
– Дай-то бог! Вы правильно говорите, дядюшка Жак. Мой Андре тоже так думает…
Жюль по набережной прошел в министерство иностранных дел. Боннэ все еще не было. Сегодня он не приезжал. Сидит с самого утра во дворце на заседании кабинета министров. Об этом Жюлю сообщил услужливый секретарь Боннэ.
В поисках новостей Бенуа бродил среди лабиринта узких и затхлых коридоров министерства. Поговорил с чиновниками, но они сами хотели узнать от Бенуа что-нибудь новое. Жюль напустил на себя озабоченно-таинственный вид, невнятно отвечал, неопределенно гмыкал: ситуация-де не ясна, надо подумать. Нельзя раскрывать государственные тайны. Завтра, если позволит цензура, он откровенно выскажет свои мысли в обзоре, читайте газету…
Заведующий протокольным отделом, престарелый чиновник с седыми бачками, почему-то шепотом рассказал Жюлю, что из города тянутся потоки машин, а на вокзалах с боем добываются билеты на поезд. Говорят, за два дня из Парижа выехало двести пятьдесят тысяч жителей.
– Господин Бенуа, – с надеждой спросил престарелый чиновник, – вы самый информированный человек, скажите: неужели будет война? Может быть, лучше отправить семью в деревню? У меня жена и два мальчика. Как вы думаете, господин Бенуа?
– Завтра, завтра все будет ясно. Пока у нас нет оснований для паники.
– Благодарю вас, господин Бенуа, вы меня успокоили…
Из министерства Жюль возвратился домой, но только на одну минуту. Не подымаясь в квартиру, он зашел в гараж, вывел машину и поехал в Елисейский дворец. Может быть, там удастся что выяснить.
День стоял ясный и солнечный. На бульварах играли дети, на тротуарах толпились прохожие. Жюлю показалось, что на улицах было оживленнее, чем обычно. Разговор с чиновником его обеспокоил. И потом еще что-то неосознанное вызывало тревогу. Ну да, старик в шерстяном свитере. Он напомнил, что в прошлую войну немцы обстреливали Париж из «длинной Берты» – из пушки с тридцатиметровым стволом. Конечно, с войной не шутят. Может быть, стоит отправить Лилиан в Фалез, к тестю. В провинции поспокойнее… Конечно, это не Центральная Африка. Бенуа вспомнил разговор с Терзи. Странно – чиновника он успокоил, а сам расстроился. Ничего не понятно!
Во дворце в большой приемной толпилось десятка полтора журналистов. Так же, как и Жюль, они съехались, чтобы из первоисточников получить информацию. Среди них был и Леон Терзи. Бенуа не встречал его с той ночи, когда пьяным вез с приема у де Шатинье, а потом оставил у себя ночевать. Взлохмаченный, с удлиненным, мефистофельским лицом, Терзи сидел, оседлав стул и опираясь руками и подбородком на спинку.
– Вот кто все знает, – иронически сказал Терзи, увидев входившего Бенуа. – Жюль, что вы скажете о ситуации?
– Да, кое-что знаю, – с солидным достоинством ответил Бенуа. Он решил играть роль человека знающего, но предпочитающего молчать.
Журналисты насторожились.
– Что ж вы знаете? Есть подробности из Берлина? Говорят, Гитлер выступил сегодня в рейхстаге… – Бойкий начинающий репортер спрашивал и одновременно хотел показать свою осведомленность.
– Не знаю, не знаю! – отмахнулся Жюль. – Мне известно только, что русские выкинули ловкий трюк.
– Вы хотите сказать, что они оставили нас в дураках? – Терзи лениво поднялся со стула.
– Даже больше: они предали нас своим договором с немцами.
– Как, как? Предали? Какие зловредные! – Терзи откровенно иронизировал, но Бенуа не понял. – Русских волокли в западню, а они не пошли. Смотри, какие зловредные!
В спор вмешался молодой репортер. Он волновался:
– Нельзя так упрощать дело. Поведение русских вызывает чувство протеста. Не так ли, месье Бенуа?
– Конечно, – кивнул головой Жюль, – нельзя упрощать.
Репортер был на седьмом небе: с ним согласился сам Бенуа! Он даже зарделся. А Терзи сказал:
– Упрощает вон кто, ищет дураков, – он указал на закрытые высокие двери – где-то в той стороне заседал кабинет. – Русские правы, я бы так же поступил на их месте. Мы очень долго водили их за нос.
– Ну, это уж слишком! Вы всегда оригинальничаете…
– И потом, потом должны же вы согласиться, что русские предали демократический Запад! – петушился молодой репортер и оглядывался на Жюля.
– Ладно. Если говорить серьезно, – Терзи нахмурился, – то не они, а мы предали русских. Разве мы сами не подписали договор о ненападении с немцами сразу же после Мюнхена? Русские только последовали нашему примеру. Кто не поймет, что наши переговоры с русскими – блеф! Мы хотели только заинтриговать, чуть-чуть запугать Гитлера, сделать его сговорчивым. Не так ли? А потом есть пословица: французский солдат не может изменить английскому королю. Почему русские должны за нас драться? Это называется загребать жар чужими руками.
– Простите, вы на что намекаете? Наша дружба с Англией не внушает сомнений, она нерушима.
– Не спорю, но поляки тоже наши друзья, а сейчас мы почему-то их бросили на произвол судьбы, рассчитываем увильнуть от обещанной помощи.
В ответ раздались протестующие голоса. Если так, зачем собрались бы здесь журналисты? В том-то и дело, что с минуты на минуту министры выйдут с заседания и сообщат – Франция вступает в войну. Симпатии оказались на стороне молодого репортера.
– Неправда! – воскликнул он, ободренный поддержкой. – Война сегодня же будет объявлена. Мы не покинем Польшу. Это не патриотично так говорить, месье Терзи! А потом господин Боннэ сам только из газет узнал про войну, мне передавали это из достоверных источников.
– Тем хуже для нашего министра…
Жюль не принимал больше участия в споре. Он только слушал и следил, как лохматый и черный Терзи отбивался от наседавших на него оппонентов. И вдруг у него мелькнула мысль, которая шла вразрез и с мнением Терзи, и с предположениями возражавших ему газетчиков. Он правильно написал в статье: войны не будет! Возникшая мысль так поразила Бенуа, что он не удержался и высказал ее вслух:
– Не спорьте, господа, войны не будет. Мы предотвратим ее, как в Мюнхене в прошлом году.
Молодой репортер, открыв рот, уставился на Жюля. На его лице отразилось недоумение. Многие из присутствующих тоже готовы были запротестовать, но появление министров прекратило споры. Министры выходили с заседания кабинета. Журналисты бросились навстречу премьеру и Жоржу Боннэ, облаченному в двубортный темно-синий костюм. Сзади шли остальные министры, и среди них выделялся генерал Гамелен – при орденах, в полной парадной форме.
– Господин премьер, война объявлена?
– Вы уже решили вручить ультиматум?
– Войскам приказано вступить в действие?
Вопросы сыпались со всех сторон. Корреспонденты приготовили блокноты, но премьер остановил обозревателей:
– Не торопитесь, не торопитесь, господа! – Глаза у премьера были усталые, с припухшими мешками. – Месье Боннэ все вам расскажет. Это по его части. Да, да… До свидания, господа, до свидания…
Журналисты повернулись к Боннэ.
– Только спокойнее! Я все скажу… Спокойнее! Боннэ, с головой какаду, шел в толпе газетчиков, как апостол.
Он поворачивался то в одну, то в другую сторону, рассыпая благодать информации. Но информация была неопределенная и расплывчатая. Из нее следовало только одно – война еще не объявлена.
– Мы не теряем надежды на мирный исход, – говорил Боннэ. – Можете так написать… Что вы говорите? Да, к этому есть основания. Вчера Муссолини предложил созвать конференцию, чтобы обсудить претензии Германии к Польше. Мы уже передали свое согласие в Рим.
– Но вчера не было войны, а сегодня Гитлер напал на Польшу. Как думает господин министр выполнять наши международные обязательства? Мы объявим войну Германии? Послали ультиматум? – Молодой репортер выпалил это сразу, не переводя дыхания.
Боннэ снисходительно улыбнулся:
– Видите ли, мой молодой друг, мне нравится ваша горячность, но решения нужно принимать очень продуманно. Следует разобраться прежде всего, кто на кого напал. Надеюсь, вы читали сообщение из Глейвица? Конечно, это требует проверки. Возможно, нам придется послать ультиматум Германии, но всему свое время. Мы не можем нарушать конституцию, господа, демократия для нас священна.
Боннэ остановился, чтобы досказать свою мысль, другие министры прошли вперед.
– Конституция требует, чтобы парламент предварительно одобрил такой ультиматум. А кроме того, мы обязаны согласовать действия с нашим британским союзником. Скорее всего парламент соберется завтра. Как видите, в столь ответственный момент правительство не теряет времени, оно сознает высокую ответственность перед историей. Я не теряю, друзья, надежды на мирный исход. Этого требует нация!
