Франтишек Кубка - Мюнхен
В парке на низеньком каменном кресле сидел бронзовый Гете, держа в левой руке рукопись элегии о юной Ульрике — своей поздней любви.
Таня рассказала:
— Вы в Праге, наверное, об этом еще не слыхали. Позавчера на дороге в Карловы Вары задержали дочь английского лорда Юнити Митфорд. У нее не оказалось чехословацкой визы. Четники осмотрели ее багаж и в чемодане нашли стихи на английском языке, сочиненные Юнити в честь фюрера. Там же лежал изящный кинжал с гравировкой: «Верный навеки Адольф Гитлер…» Четники запросили Прагу, как поступить с барышней. Поступил приказ: никаких вещей у дамы не трогать, а ее саму вместе с машиной сопроводить до границы у Хеба. Она не желала ехать. Кричала, ругалась, плевалась. Якобы ей нужно встретиться с Франком. Но ей не пришлось с ним поговорить.
— Тяжелая работа у вас, товарищ Попова, — произнесла библиотекарша.
— Да… Генлейновцы ненавидят меня, я для них — «красная» Таня, которая посылает в ТАСС «неправдивую» информацию. Неспокойная работа.
Перед Тепле Таня с Еничеком вышли и остались в лесу. Они рвали цветы, распевали песни. Таня расспрашивала про школу, про бабушку и дедушку. Еничек уже начинал хорошо говорить и писать по-чешски. Он рассказал, что бабушка без конца спрашивает, где же его мамочка, но он всегда отмалчивается.
— Скоро я вернусь домой, Еничек. Все будем вместе…
Игумен монастыря в Тепле принял омскую библиотекаршу и двух журналистов в светло-голубой комнатке. Он появился с палкой в руке, тяжело волоча грузное тело под белой сутаной. У него было одутловатое лицо, багровая шея и насмешливый взгляд из-под седеющих взлохмаченных бровей.
С немецкого переводил Ян. Игумен со вздохом сказал:
— Наступили плохие времена. И сюда, в монастырскую тишину, проникают политические распри. Конрад Генлейн возвратился из Лондона. Успешно выступил там. Это нас радует. Он беседовал с мистером Ванситартом. Британский заместитель министра иностранных дел является католиком. Был в иезуитских школах. Выдающаяся личность. Разбирается в судетских проблемах… А вы изволили работать в Сибири? — обратился он к Елене Николаевне. — Разве в Сибири тоже есть библиотеки с библиотекарями и библиотекаршами? Вы уже, видимо, давно оттуда уехали. Белая?
Он имел в виду, что русская гостья является белоэмигранткой.
Владимир Иванов внес ясность:
— Вы были проинформированы, господин игумен, что Елена Николаевна прибудет к вам в моем сопровождении. А я являюсь корреспондентом советского агентства печати!
Игумен не повел даже бровью. Взяв щепотку табаку из эмалированного портсигара, он сказал:
— Брат настоятель покажет вам библиотеку. — Опершись о палку, он встал: — Просто счастье, что и среди чешского народа ныне находятся люди, знающие цену справедливости. Вы не бойтесь, войны не будет! Фюрер с божьей помощью все проблемы решит мирным путем…
Потом брат-настоятель провел гостей в библиотеку. Гостья из Сибири должна была сделать запись в книге посетителей.
— Пожалуйста, пишите по-русски. Это символично в наше время, — попросил настоятель.
Монах проводил их до ворот, где они попрощались. На обратном пути забрали в лесу Таню и Еничека и завезли Таню в Марианске-Лазне. Там ее ожидал мужчина с мотоциклом. Прощаясь, Таня просила Яна снова приехать к ней, и побыстрее. Долго смотрела на Еничека и гладила его по волосам. Попросила Елену Николаевну поклониться Сибири…
Деревни по дороге в Пльзень выглядели совершенно иначе, чем утром. На крышах развевались флаги судетонемецкой партии. Группы патрулей в черных пиджаках слонялись по улицам. Подростки издевательски приветствовали их пражскую машину вытянутой правой рукой. А другие бросали вслед камни. Все в машине вздохнули, когда миновали эти проклятые места, когда на белых заборах перестали красоваться черные свастики.
В Праге они узнали, что во всех чешских районах, близких к пограничной зоне, а также в пражских парках и на улицах было разбросано большое количество листовок, заполненных руганью на исковерканном чешском языке. Некая «Лига чешского льва» обзывала деятелей Града подлецами и жуликами, которые в своей жестокости по отношению к немцам зашли так далеко, что их бросили в этот роковой час все союзники…
Так закончилась девятая неделя, прошедшая после оккупации Австрии.
53
Доктор Шустр, советник министерства иностранных дел, пригласивший в Чернинский дворец редакторов чешских газет, в период австрийского господства работал преподавателем французского и немецкого языка в средней школе. Поговаривали, что у него высокий чин в масонской ложе. На этот раз он выглядел крайне раздраженным.
Когда все уселись, он начал перебирать вырезки из газет, наклеенные на желтую бумагу. Потом заговорил:
— Мало того, что господин фон Папен, будучи еще германским канцлером, как-то заявил, что территория нашей республики является древней имперской землей. Это было сказано неофициально, поэтому мы тогда не выразили протеста. Мало того, что германская печать развернула против нас ожесточенную кампанию. Произошло еще более скверное событие! 10 мая леди Астор[26] пригласила четырнадцать американских журналистов на обед. Был приглашен и премьер-министр мистер Невиль Чемберлен. Он известен как друг леди Астор. Леди сообщила приглашенным американцам, что они будут иметь возможность познакомиться с премьером английского правительства в частной обстановке и поговорить с ним по актуальным вопросам. Такой разговор состоялся.
О чем там шла речь, написала газета «Таймс». Я читаю вам в чешском переводе: «Правомерен вопрос: действительно ли мистер Чемберлен убежден в важности решения немецкой проблемы в Чехословакии и как он себе это представляет? Вначале, правда, он придерживался взгляда, что самым лучшим выходом из тупика было бы превращение Чехословакии в подобие Швейцарии, где бы каждая национальность имела свой кантон с широкой автономией. В результате специального анализа была установлена негодность подобного плана. В настоящее время мистер Чемберлен явно склоняется к проведению самой суровой меры — к отделению немецких районов от Чехословацкой республики и их присоединению к Германии…» Таково мнение «Таймс». Подобным же образом выражаются газета «Нью-Йорк геральд трибюн» и другие американские периодические издания. Вот эти сообщения…
Доктор Шустр показал на вырезки и возбужденным голосом продолжал:
— Такого еще не бывало! Союзник нашего союзника рекомендует расчленить нашу страну! Господа, ведь это трагикомедия какая-то! У нас проводятся муниципальные выборы. В пограничных районах существует опасность возникновения серьезных беспорядков. Генлейн выехал в Германию. До сих пор он не соизволил явиться ни к президенту, ни к председателю правительства. Мы ведем переговоры со своими немцами, словно мы представляем две разные страны — обмениваемся нотами, вносим предложения, они их отвергают! Посоветуются с Гитлером и ужесточают свои требования. Мы готовы идти так далеко, насколько это вообще возможно. Вплоть до осуществления упомянутого швейцарского варианта. Но им и это уже не нравится! Мистер Чемберлен эту волокиту с генлейновцами называет «специальным анализом»… В конце концов мы сами в этом виноваты. У нас тоже всерьез начали поговаривать о том, что вопрос нельзя разрешить иначе, чем расчленением страны…
— Кто об этом говорит?
— Я не собираюсь называть имена… Тем не менее я констатирую, что у нас нет единства. Но большинство народа сохраняет спокойствие и твердость духа. Стало также известно, что на наших границах сосредоточиваются германские войска…
— Это достоверная информация? — спросил кто-то.
— Да. Информация об этом поступает и к нам, и во многие иностранные посольства.
— Какие нами принимаются меры?
— Я не знаю, господа. Я информирую вас только о том, что мне известно… Есть какие-нибудь вопросы?
Все промолчали.
Доктор Шустр сбросил желтые листки бумаги с вырезками на пол. Кто-то спросил:
— Что говорит Франция?
— Франция? Франция обязана прийти на помощь Чехословакии в случае нападения на нее.
— И придет?
— Должна прийти! — Доктор Шустр ударил кулаком по столу и завершил на этом беседу.
Выйдя в коридор, журналисты увидели группу иностранных корреспондентов. К Яну подошел Иванов:
— Есть что-нибудь новое?
— Много нового, но нам ничего не говорят!
— Я скажу вам! Будете проводить мобилизацию! — сказал Иванов.
Иностранные корреспонденты, главным образом англичане и американцы, столпились перед входом в кабинет доктора Шустра. Иванов пожал Яну руку и пошел туда же.
54
Яну было известно, что в Чернинском дворце установлено ночное дежурство. Швейцар знал Яна и сообщил ему:
